Азартная игра - Феликс Фрэнсис

– Да откуда мне знать про его финансы? – удивилась Джен. – Ты у нас специалист в этой области.

«Что верно, то верно, – подумал я. – Вот только он не мой клиент, а спросить у Грегори я не могу».

Четвертый забег мы смотрели по телевизору в баре, победитель снова пришел к финишу в полном изнеможении и заляпанный грязью.

– Они должны хоть что-то делать, когда такая погода, – укоризненно заметила Джен.

– Что делать? – спросила Клаудия.

– Ну, сократить время проведения скачек, к примеру, за счет взвешивания.

– Это нереально, – заметил я. – У половины из них и без того большой перевес. – Большинство жокеев-любителей были выше и весили больше, чем профессионалы.

– Тогда просто сократить время скачек. Бедные лошади по большей части приходят к финишу полумертвыми. Три с половиной мили по такой грязи – это слишком много.

Тут она была, конечно, права, но разве могли организаторы скачек предвидеть, какая будет погода, если скачки планировались за несколько месяцев?

– Ладно, – сказала Джен и одним махом допила свой виски. – Хватит с меня созерцания всего этого несчастья. Еду домой.

– Может, и мы поедем тоже? – спросила Клаудия, зябко поеживаясь.

– Пока нет, – ответил я. – Я еще должен поговорить с лордом Шеннингтоном.

Клаудия выглядела такой несчастной.

– Если хочешь, думаю, Джен будет не против подбросить тебя к маме, – сказал я. – Это недалеко отсюда, всего около мили.

– Без проблем, – кивнула Джен.

– Вот, – сказал я и достал из кармана ключи от маминого дома. – Вернусь около десяти, по дороге заезду к Джоан и заберу маму.

Клаудия взяла ключи и нервно завертела их в пальцах.

– Джен проводит тебя до дверей, – пытался успокоить ее я. – Потом запрешься изнутри и откроешь только мне.

И тут вдруг она забормотала нечто на тему того, что не так уж ей и хочется возвращаться в коттедж и сидеть там одной. Но я видел: она сильно замерзла, к тому же еще не до конца оправилась после операции. Честно говоря, мне было бы спокойнее отправить ее домой с Джен, чтоб я мог собраться и сосредоточиться на предстоящем разговоре с Шеннингтоном.

– Ну ладно, – протянула она. – Но только, пожалуйста, не задерживайся.

– Не буду, – кивнул я. – Обещаю.

Ложа Шеннингтона почти опустела, когда я вошел туда перед пятым забегом, и Бена тоже видно не было.

– Уехал в Оксфорд, – объяснил его отец, когда я снял плащ и повесил его на крючок у двери, дождевая вода ручейками сбегала по прорезиненной ткани, с рукавов капало на ковер. – Просил передать вам привет и попрощаться за него.

– Спасибо, – сказал я. – Очень славный молодой человек. Вы, должно быть, им гордитесь.

– Да, конечно, благодарю, – кивнул он. – Но временами Бен бывает таким идеалистом!

– Прекрасная черта, особенно для молодого человека, – заметил я.

– Не всегда, – протянул он, глядя куда-то в стену у меня над головой. – Ведь все мы живем в реальном мире. А для Бена он или белый, или черный, или правильный, или нет. Он не признает ни золотой середины, ни компромиссов, ни снисхождения к маленьким людским слабостям.

«Да, вот так заявление, – подумал я. – Очевидно, что продиктовано оно неким конфликтом между отцом и сыном. Возможно, Бен не одобряет увлечения отца азартными играми».

Тут вдруг Шеннингтон словно очнулся от транса.

– А где же ваша дама? – спросил он.

– Она замерзла, – ответил я. – И подруга вызвалась отвезти ее домой к моей матери. Я заеду за ней попозже. Извините, что она уехала, не попрощавшись с вами.

– Ее не в чем винить, – сказал он. – Вечер выдался холодный, большинство моих гостей разъехались. Остальные наверняка уедут еще до последнего забега.

Я подошел к краю балкона, стал всматриваться во мглу, наблюдать за тем, как усталые и грязные участники проходят еще одну длинную дистанцию, испытывающую их на прочность. Этот забег закончился эффектным финишем: один из двух лидеров поскользнулся, взяв последнее препятствие, и сбросил несчастного седока на мокрую траву. Я видел, как невезучий жокей сел, придерживая руку в знакомой манере: сломанная ключица – сущее проклятие и бич всех наездников.

Случилось это, как я заметил, невдалеке от того места, где восемь лет тому назад так круто изменилась моя жизнь. Ведь она могла сложиться совсем по-другому, если б я тогда приземлился на вытянутую руку, как только что сделал этот парень, а не на голову. Тогда бы я сломал ключицу, а не шею.

Как и предсказывал Шеннингтон, почти все его гости разъехались после этого забега, распрощались и приготовились к пробежке под дождем к машинам.

И вот наконец в ложе остались лишь сам виконт Шеннингтон, я и еще двое мужчин в унылых тускло-коричневых костюмах. Даже обслуживающий буфет персонал куда-то исчез.

И тут вдруг я ощутил беспокойство.

Но спохватился слишком поздно.

Один из двух мужчин встал у двери, чтоб никто не мог войти, второй быстро направился прямо ко мне. Рука в перчатке, а в руке пистолет с неизбежным глушителем.

– А знаете, мистер Фокстон, вы из тех, кого необычайно трудно убить, – с легкой улыбкой заметил Шеннингтон. – Не появляетесь там, где вас ждут, однако пожаловали сюда, покорно и тихо, точно овечка для заклания.

Он почти смеялся.

Я – нет.

На этот раз я допустил непростительную оплошность.

Глава 20

– Что вам от меня надо? – спросил я, стараясь унять дрожь в голосе.

– Мне надо, чтоб вы умерли, – ответил виконт Шеннингтон. – И перестали распространять дурацкие слухи о том, что мой брат был убит.

– Так, значит, все-таки убит, верно? – спросил я.

– Это теперь не ваша забота, – ответил Шеннингтон.

– Но как вы могли убить родного брата? – воскликнул я. – Из-за чего? Из-за денег?

– Мой брат понятия не имел, что это такое – отчаянно нуждаться в деньгах. Он всегда был таким правильным, прямо до тошноты.

– Честным, вы хотите сказать.

– Только не надо этих дешевых фраз, – сказал он. – Слишком уж много на кону. И мне нужна моя доля.

– Доля от ста миллионов евро? – спросил я.

– Заткнись! – рявкнул он.

Да с какой такой стати я должен заткнуться? Напротив, мне надо орать во всю глотку, чтоб привлечь внимание.

Я набрал в грудь побольше воздуха, приготовился позвать на помощь. Но не вышло. Мужчина с пистолетом что есть силы ударил меня в нижнюю часть живота – весь воздух тотчас вышел из легких, а сам я рухнул на пол и лежал бесформенной кучей, пытаясь восстановить дыхание. А потом, сочтя, что этого мало, тот же тип пнул меня носком ботинка в лицо. Разбил губу, и по ковру стала расползаться лужица крови.

– Только не здесь, идиот! – прикрикнул на него Шеннингтон.

Это служило небольшим утешением. Перед глазами плыло, туман застилал мозги, но я все же сообразил: убивать меня здесь они не будут. Зачем им оставлять такие инкриминирующие улики – труп в углу ложи, среди пустых бутылок от шампанского.

– Все равно вам конец, – пробормотал я, еле шевеля окровавленными губами, голос показался каким-то чужим. – Полиция знает, что я здесь.

– Сильно в том сомневаюсь, – заметил Шеннингтон. – По моей информации, вы избегали встреч с полицией всю прошлую неделю.

– Моя невеста знает, что я здесь, – не унимался я.

– Да, знает, и что с того? Разделаюсь с тобой, а потом и ею тоже займусь.

Я уже хотел было сказать, что и Джен Сеттер известно мое местонахождение, но передумал. Зачем подвергать ее смертельной опасности?

Снаружи донесся усиленный динамиками голос комментатора. Это означало, что начался последний забег.

– Вперед, – сказал Шеннингтон своим подручным. – Тащите его вниз, пока идут скачки.

Мужчины подошли и рывком поставили меня на ноги.

– Куда вы меня тащите? – спросил я.

– На встречу с твоей смертью, – важно заявил Шеннингтон. – Она случится не здесь. В каком-нибудь тихом темном месте.

– Но неужели мы не…

Я не закончил фразы. Мужчина справа, тот, кто был без пистолета и дежурил у двери, резко ударил меня в живот. На этот раз на пол я не упал, но лишь потому, что оба эти типа держали меня за руки. Внутри жгло, словно огнем. Наверное, они повредили мне внутренние органы.

– И чтоб больше не смел вякать, – предупредил меня тот, кто нанес удар. Классический английский явно не был его сильной стороной.

«Не вякать» – план неплохой, по крайней мере на первое время, и я молчал, когда мужчины протащили меня мимо плаща, висевшего у двери, затем – в эту самую дверь, потом поволокли по коридору и затащили в одну из пустующих подсобок. И вот все мы трое вошли в грузовой лифт и поехали вниз. Шеннингтона видно не было. И я не знал, хорошо это или плохо. Наверное, все же лучше иметь дело с двумя противниками, а не с тремя. Но с другой стороны, я далеко не был уверен, что мне удастся справиться с этими громилами. Хотя точно у меня не было бы ни малейшего шанса, если б Шеннингтон оказался здесь с нами.