Властелин джунглей - Максим Михайлов

Он уже было открыл рот, решив начать с какой-либо соленой солдатской шутки, но его опередила Ирина. Девушке окончательно прискучили сбивчивые излияния Студента, за которыми, как она не без оснований опасалась, вот-вот могли начаться признания в любви. Не зря же все эти пять дней он при каждой встрече краснел как школьник, и не сводил с нее горящих от восхищения глаз.

— Послушайте, — обратилась Ирина к Бесу. — А почему Вас так странно называют? Вы что имеете отношение к нечистой силе?

И так стрельнула глазками чертовка, что на языке сам собой заплясал игриво-фривольный ответ. Только внезапное воспоминание о таких же взглядах, что бросала на него совсем другая девушка, опасной бритвой резанувшее сердце, втолкнуло готовые вырваться на свободу слова обратно в глотку. Однако, пересилив себя, и понимая, что это как раз хорошая возможность слегка расшевелить народ, Бес по-мальчишески задорно улыбнулся в ответ:

— Да, к нечистой силе я в некотором роде отношусь. Точнее однажды меня к ней отнесли.

— А расскажите, как это отнесли к нечистой силе? — заморгала длинными ресницами девушка. Краем глаза Бес заметил, как заухмылялись знающие эту историю ветераны, и с интересом подался вперед, чтобы ничего не пропустить Студент. Даже Никита на минуту прервал свое благочестивое занятие.

— Дело было так, — подражая тону старого деда, решившего потешить внучат сказкой на ночь, начал он. — Давным-давно, еще при царе Горохе, учился я в военном училище. И однажды летом вывезли нас за город в лагеря проводить полевой выход. Гоняли здорово, то марш-броски с полной выкладкой, то ночное ориентирование, то разведка местности, ну а кормили, сами понимаете, как в любом военном училище тем, что тыловики украсть побрезговали. То есть наши молодые растущие организмы вечно находились в поисках жратвы: то змей и ящериц мы ловили и жарили на костре, то пытались корову из соседней деревни во фляжки подоить, то в ту же деревню ночью лазили картошку втихаря выкапывать. А тут однажды шли по маршруту на ориентировании и наткнулись в лесу на самую настоящую пасеку. Как положено, провели осмотр и разведку объекта и выяснили, что на пасеке хозяйничает старикан, лет под семьдесят, и даже сторожевой собаки у него нет. А идти от лагеря всего ничего, километра три, не больше. А медку-то хочется. Ну вот следующим утром я с еще одним кренделем и собрался в экспедицию. А чтобы пчелы не покусали, решили взять с собой комплекты противохимической защиты. Ну ОЗК обычные. И противогазы. Еще по темноте, только-только светать начало, дошли до пасечного забора, а забор добротный из сбитых между собой крепких жердей, и высотой метра два, не меньше. Для нас это не проблема была, конечно, к тому времени барьеры брать ох как здорово выдрессировали. Ну там же перед забором мы на себя ОЗК с противогазами натянули и разом махнули на ту сторону. А тут как раз дедок в одних подштанниках на крылечко вышел покурить, не спалось ему, коросте старой. И представьте картину: в предрассветных сумерках, откуда-то сверху к земле медленно планируют двое, рожи зеленые резиновые, глаза в пол лица, вместо носа свиное рыло, да еще в непонятные балахоны одетые.

На этом месте рассказчика прервал первый взрыв хохота. Бес и сам заговорщицки улыбнулся слушателям и продолжал:

— Ну, так вот, дедок как стоял, так и сел на задницу. А мы его сначала даже и не заметили. Тут он вдруг как заорет: «Бесы! Ой, спаси Господи меня грешного, бесы за мной из ада спустились!» Мы аж шарахнулись с перепугу, и совсем было уже наладились назад через забор сигануть, как он с воплями рванул к воротам и как был в одних подштанниках куда-то почесал по дороге. Мы, сообразив, что это он нас за бесов принял, минут пять ржали. А отсмеявшись приступили к ульям, тоже скажу вам дело не простое. И так мы этой работой увлеклись, что и не заметили, как к пасеке наш же ГАЗ-66 с дежурным подразделением подъехал. Оказывается старичок, сукедла, не просто так в лес спасаться дунул, а прямиком в наш лагерь помчался, там про бесов дежурному и рассказал. Ну тот, конечно решил, что у старика крыша потекла, но на всякий случай поднял по тревоге дежурный взвод и вместе с ним поехал на пасеку разобраться, что там за нечистая сила завелась. Ну подъехали они, а тут мы из ульев соты достаем, да в пакет трамбуем. А старикан нас увидел, обрадовался, да как заорет: «Вон они бесы! Вон они! А вы не верили! Стреляйте в них, не то уйдут!» Само собой повязали нас и так, без стрельбы, а комбат потом долго смеялся, когда нас к нему привели, и влепил обоим по три наряда на кухню. А прозвище с тех самых пор так и прилипло. Вот такая история.

— Ну Вы даете, а с виду такой серьезный мужчина, никогда бы не подумала, — вытирая выступившие на глазах от смеха слезы простонала Ирина. — Давайте теперь уже продолжим знакомство, расскажите, почему вот этот молодой человек зовется Кексом?

— Кекс? Так он однажды на спор за две минуты десять кексов в чайной съел. Тренировался перед этим, наверное с месяц, до того дошло, что никакую выпечку даже видеть не мог.

— Да Вы что? А на что спорили?

— На два кекса, — с совершенно серьезным видом сообщил из своего угла Кекс, вызвав новый взрыв хохота.

Смеялись долго с надрывом и истерическими нотками, в голосе, выплескивая еще недавно владевшее всеми нервное напряжение.

— Ну а Маэстро?

— Маэстро случай особый. Он действительно талант. Сам пишет и поет песни, да так, что впору на профессиональной сцене выступать. Жаль, гитары у нас нет, а то бы мы его упросили.

— Как нет? — встрепенулся Никита. — Есть, я в дальнем чулане видел. Может правда она расстроенная, но точно есть. Я сейчас принесу.

Полный желания услужить техник рванулся вверх по лестнице на второй этаж. Маэстро, единственный, кто на протяжении нескольких минут общего хохота лишь тонко снисходительно улыбался, проводил его язвительным взглядом, в котором явно читался вопрос: «А чего это ты в том чулане делал, родной?» Учитывая известные ему пристрастия Никиты, вопрос был явно риторическим.

Против ожидания гитара оказалась во вполне приличном состоянии, и Маэстро лишь чуть подкрутил колки, настраивая звук. Потом пробежал по струнам чуткими пальцами, извлекая серию замысловатых аккордов и сначала тихо, вкрадчиво, а затем все увереннее и громче зазвучала песня.

Все начиналось просто:Граф опустил ладони на карту —Реками стали вены,Впали вены в моря,В кузнице пахло небом,Искорки бились в кожаный фартук,Ехал Пятьсот ВеселыйПоперек сентября…

Девочка, зря ты плачешь — здесь в сентябре без этого сыро,Там, куда Граф твой едет, вовсе уж ни к чему.Счастье из мыльных опер — жалкий эрзац для третьего мира,Только Пятьсот Веселый нынче нужен ему.

Ирина почувствовала, как беспокойно ворохнулось сердце, отчего-то всплыло в памяти такое родное и далекое Димино лицо, мучительно, до сердечной боли захотелось быть рядом с ним. Иметь возможность просто ласково дотронуться пальцами до его щеки, легко мимолетно коснуться губами его губ. Боже, как давно она не видела своего любимого, как соскучилась по нему. «Ничего, — решила она про себя. — Завтра остается последнее, самое важное испытание. А потом все будет хорошо, они навсегда будут вместе. И даже здорово, что будет это здесь в экзотической африканской стране, а не в загаженной, запруженной под завязку людьми Москве. А потом, когда все уляжется, можно будет и вернуться в Россию. Потом, когда его всемогущий тесть и эта стерва-жена смирятся с неизбежным…» А песня все лилась и лилась, попадая в такт ее мечтам и мыслям.

И вот ты одна под крышей, свечи сгорели, сердце разбито,Что-то уж больно долго Граф тебе не звонит.Только Пятьсот Веселый, шаткий от контрабандного спирта,Знает к нему дорогу — этим и знаменит.

Завороженная неторопливой мелодией, она даже не заметила, как ее пальцы сами собой нашли и сжали в крепком пожатии ладонь сидевшего рядом Беса. Не заметила злой полный невысказанной ревности и обиды взгляд Студента. Она даже не замечала самого певца, потому что и он, погруженный в ритм, не видел своих слушателей, глядя куда-то мимо них, в одному ему видимую даль.

Девочка, ждать готовься — вряд ли разлука кончится скоро,Вряд ли отпустит Графа певчий гравий дорог,Ты открываешь карту, и вслед за беспечной птичкой курсораШаткий Пятьсот Веселый движется поперек.

Ты не кляни разлуку — мир без разлуки неинтересен,Брось отмечать недели, вытри слезы и жди,Верь в то, что ваша встреча — сказка всех сказок, песня всех песен,Новый мотив разлуки — все еще впереди.

Повиснув в воздухе на пронзительной дрожащей ноте, отзвучал последний аккорд, и Ирина смущенно разжала пальцы, отстраняясь от остро глянувшего ей в глаза Беса. И чтобы хоть как-то сгладить возникшую неловкость спросила: