Лавина - Нил Стивенсон

— Как скажете. Как бы то ни было, Энки был хранителем ме.

— Выходит, на самом деле он был хорошим парнем.

— Он был самым любимым изо всех богов.

— А еще, по твоим словам, выходит, что он хакер. А значит, тем сложнее понять его нам-шуб. Если он был таким добрым, зачем он устроил Вавилонское столпотворение?

— Это считается одной из загадок Энки. Как вы уже могли заметить, его поведение не всегда укладывается в современные нормы.

— Что-то тут не так. Ни за что не поверю, что он действительно трахнул сестру, дочь и так далее. Эта легенда, вероятно, метафора чего-то другого. Вероятно, метафора какого-то рекурсивного информационного процесса. От всего мифа этим несет. Для этого народа вода равнозначна сперме. Разумно, поскольку представления о чистой воде у них, вероятно, не существовало: вся вода была мутной и бурой, и в ней было полно вирусов. Но с точки зрения современного человека сперма — просто носитель информации, как доброкачественных генов, так и злокачественных вирусов. Вода Энки — его сперма, его данные, его ме — течет по стране Шумер и приносит ей процветание.

— Как вы, возможно, отдаете себе отчет, Шумер существовал в пойменных низинах между двумя крупными реками Тигром и Евфратом. Вот откуда бралась глина: ее брали прямо с берега реки.

— Выходит, Энки снабжал их даже носителем информации, глиной. Они писали на влажной глине, а потом оставляли ее высохнуть, чтобы избавиться от воды. Если вода позднее попадала на таблицу, это разрушало информацию. Но если глину запекали, выпаривая из нее всю воду, иными словами, жаром стерилизуя сперму Энки, то таблица могла сохраняться столетиями неизменной, как слова Торы. Я похож на маньяка?

— Не знаю, — говорит Библиотекарь. — Но ваша манера речи отчасти напоминает Лагоса.

— Я в восхищении. Осталось только заделаться горгульей.

34

Любой пешак может незаметно зайти в Гриффит-парк. И. В., все обдумав, решает, что, несмотря на барьеры поперек дороги, лагерь Фалабалы не так уж и хорошо защищен, особенно если ты можешь двигаться по бездорожью. Для ниндзя-скейтера на новенькой доске с новеньким «Рыцарским забралом» (чтобы заработать деньги, надо потратиться на снарягу) это вообще не проблема. Найди достаточно высокую насыпь, спускающуюся в каньон, и кати себе по краю скалы, пока не увидишь внизу лагерные костры. А потом рвани вниз с холма. Доверься гравитации.

На полпути по такому склону И. В. вдруг сознает, что в зоне Фалабалы ее сине-оранжевый комбинезон посреди ночи привлечет внимание почище фейерверка, поэтому она нащупывает в воротнике вшитый в ткань твердый диск и сжимает его до щелчка большим и указательным пальцами. Комбинезон темнеет, краски мерцают сквозь электропигмент точно нефтяное пятно на воде, и вот уже весь комбинезон почернел.

В первое свое посещение она не изучила местность как следует, так как надеялась, что ей не придется сюда возвращаться. Но насыпь оказывается выше и круче, чем думала И. В. Если уж на то пошло, это скорее отвесная скала. На такую мысль ее наводит то, что она слишком уж долго парит в свободном падении. Ну и прыжок! Самый что ни на есть баллистический стиль! Впрочем, все клево, это же часть миссии, говорит она себе. Будем надеяться, «умноколеса» выдюжат. Сине-черные силуэты деревьев размытыми пятнами белеют на черно-синем фоне. Кроме этого, она видит только красный лазерный свет цифрового спидометра на носу доски, но тот не отражает реальной информации. Вибрирующие цифры расплылись облачком: это радар сенсора скорости пытается хоть что-нибудь определить.

Она выключает спидометр. Летит теперь в кромешной тьме. Низвергается к восхитительно гладкому бетону на дне ручья, точно черный ангел, которому Всевышний только что перерезал лямки небесного парашюта. И когда «умноколеса» наконец приземляются на бетон, удар едва не загоняет ей колени под нижнюю челюсть. Из переделки с гравитацией она выходит на незначительной высоте и с малоприятным запасом скорости.

Зарубка на память: в следующий раз лучше просто спрыгнуть с моста. Так тебе по крайней мере невидимый кактус по носу не заедет.

И. В. стремительно заворачивает за угол, кренясь так, что едва не лижет желтую линию, и «Рыцарское забрало» показывает все в зареве мультиспектрального излучения. В инфракрасном лагерь Фалабалы выглядит турбулентным сиянием розового тумана, оттененного раскаленно белыми сполохами костров. Ниже — тускло-голубоватый бетон, что означает — в ложной цветовой гамме — холод. Позади — зубчатый горизонт импровизированных укреплений умельцев Фалабалы. И все эти заграждения И. В. совершенно презрела, пренебрегла и сбила с толку, упав с неба в самую середину лагеря, будто истребитель «стелс» с комплексом неполноценности.

Стоит оказаться в самом лагере, люди уже не обращают внимания на то, кто ты и что ты, — им наплевать. Пара человек смотрит, как она скользит мимо, но и не думают поднимать шум. Наверное, тут бывает множество курьеров. Уйма спятивших, доверчивых, пьющих «Кул эйд» курьеров. А у этих чуваков не хватает ума отличить И. В. от этого планктона. Но это ничего, она им пока такое спустит — пока им не придет в голову проверить новые примочки на ее новой доске.

От лагерных костров исходит достаточно обычного света, чтобы показать весь этот жалкий балаган: кучки слабоумных бойскаутов, гулянка без раздачи призов за заслуги в области гигиены. Инфракрасное накладывается на обычное зрение, и она различает среди теней спектральные лица. Не будь на ней гоглов, она увидела бы там только темноту. Новое «Рыцарское забрало» обошлось ей в добрую треть заработанных на «Лавине» денег. Именно это и имела в виду мама, когда настаивала, чтобы И. В. нашла себе работу на пару часов в день.

Кое-кто из тех, кто был тут в прошлый раз, исчез, но есть десяток новых, которых она не узнает. Пара-тройка действительно в смирительных рубашках на липучках. Эта мода предусмотрена для тех, кто совсем себя не контролирует — катается в конвульсиях по бетону. Есть еще несколько психанутых, но у них, очевидно, не такая продвинутая стадия: просто обычные психи, как старые бомжи, каких полно во «Вздремни и Кати».

— Эй, смотрите! — говорит кто-то. — Это наш друг-курьер! Добро пожаловать, друг!

И. В. отворачивает крышку «жидкого кастета», встряхивает баллончик, чтобы он был наготове еще до того, как придется пустить его в ход. На запястьях у нее модные высоковольтные манжеты — на случай, если кто-нибудь попытается схватить ее за руку. А в рукаве шокер. Только самые последние атавизмы носят пушки — пока еще долетит пуля, а потом приходится ждать, чтобы жертва истекла кровью, — но, как это ни парадоксально, убивают пушки часто. А вот если врезать человеку шокером, он от тебя отстанет. Так, во всяком случае, твердит реклама.

Не в том дело, что она чувствует себя уязвимой. Но все же хотелось бы самой выбирать мишень. Поэтому она сохраняет нужную для бегства скорость, пока не находит женщину, которая выглядела бы дружелюбно, — ту бритую наголо цыпку в драном костюме от Шанель.

— Давай отойдем в лесок, подруга, — говорит И. В. — Хочу поговорить с тобой о том, что осталось у тебя от мозгов.

Женщина улыбается и с добродушной неуклюжестью дауна в добром расположении поднимается на ноги.

— И мне хочется об этом поговорить, — говорит она. — Ведь я в это верю.

И. В. не останавливается для разговора, просто хватает женщину за руку и ведет ее за собой по склону холма в рощицу низкорослых деревьев, подальше от дороги. В инфракрасном свете она не видит никаких притаившихся личностей, поэтому, наверное, там безопасно. А вот за ней пристроилась парочка: бредут себе, не глядя в ее сторону, будто только что решили, что сейчас самое время прогуляться в лесочек. Один из них — верховный жрец.

Женщине, вероятно, лет двадцать пять, высокая и жилистая, симпатичная, но не красавица, была, наверное, напористым форвардом в школьной баскетбольной команде, хотя и звезд с неба особо не хватала. И. В. усаживает ее на камень.

— Ты хоть себе представляешь, где ты? — спрашивает она.

— В парке, — отвечает женщина. — Среди друзей. Мы помогаем распространять Слово.

— Как ты сюда попала?

— С «Интерпрайза». Мы туда ездим, чтобы много всего узнавать.

— То есть на Плот? На Плот «Интерпрайза»? Вот откуда вы все взялись!

— Не знаю, откуда мы взялись, — отвечает женщина. — Иногда так трудно бывает вспомнить. Но это не важно.

— А где ты была до того? Ты же не выросла на Плоту, правда?

— Я была системным программистом в «Троичных Системах» в Маунтин-вью, Калифорния. — Женщина внезапно переходит на совершенно правильный, обычный английский.

— Тогда как ты оказалась на Плоту?

— Не знаю. Моя старая жизнь остановилась. Моя новая жизнь началась. А теперь я здесь, — снова лепечет она как дитя.