Анна и французский поцелуй - Стефани Перкинс

Профессор Хансен расхаживает перед учительским столом. Это коренастый мужчина в очках с толстыми стёклами и жиденькими волосами, которые разлетаются в сторону всякий раз, как он стучит по столу, требуя внимания класса. Он рассказывает нам о грязной части истории и никогда не заставляет зубрить даты. Я понимаю, почему Этьен любит историю, ведь такой классный учитель преподавал у него целых четыре года.

Хотелось бы мне не сводить все темы к Этьену.

Я рассматриваю сидящих передо мной одиннадцатиклассников и понимаю, что не я одна заложница гормонов. Эмили Мидлстоун наклонилась поднять ластик, а Майк Рейнард пялится в её декольте. Ничего себе. Только вот Эмили сохнет по лучшему другу Майка, Дэйву. Ластик Эмили обронила специально, но Дэйву всё равно. Он внимательно слушает рассказ профессора.

Дэйв замечает мой взгляд и оживляется. Я тут же отворачиваюсь. Эмили просверливает меня взглядом, но я вежливо улыбаюсь в ответ. Она вернулась в школу с мелированным локоном. Покрасилась в блондинку, а локон сделала розовым, как у меня. Почти.

Профессор Хансен описывает подробности казни Марии Антуанетты. Не могу сосредоточиться. Мы с Этьеном идём в кино после занятий. Джош и Рашми идут вместе с нами, а Мер нужно на тренировку; счёт этой недели до сих пор остаётся в мою пользу: 4:1. Учитель бьёт по очередной парте, и рыжая слева от меня подпрыгивает и роняет бумаги.

Я наклоняюсь помочь ей, и, к моему удивлению, обнаруживаю целую страницу, изрисованную знакомой татуировкой в виде черепа. Поражённо поднимаю взгляд. Лицо рыжей под цвет её волос. Оглядываюсь на Джоша и поднимаю бровь. Её глаза становятся огромными от ужаса, но я качаю головой и улыбаюсь. Не расскажу.

Как её зовут? Айла. Айла Мартин. Она живёт на моём этаже, но девочка такая тихоня, что я часто забываю о её существовании. Ей стоит быть активней, если ей нравится Джош. Они оба такие стеснительные. Жалко, а из них бы получилась милая пара. Возможно, не такая вздорная как с Рашми. Почему правильные люди никогда вместе не сходятся? Почему люди боятся разорвать отношения, даже если они ведут в никуда?

Я продолжаю размышлять об этом, когда мы с Этьеном стоим на первом этаже у комнаты Джоша, ожидая, когда он будет готов идти в кино. Этьен прижимает ухо к двери, а затем отпрыгивает, словно его обожгло.

— В чём дело?

Он морщится.

— Они снова.

Я иду за ним на улицу.

— Там Рашми?

—Они сексом занимаются, — прямо говорит он. — Лучше им не мешать.

Я рада, что он идёт впереди и не видит моего лица. Не то чтобы я готова спать с кем-то — я не готова — но между нами до сих пор дурацкая стена. Я всегда знала о ней. Cнова думаю об Этьене и Элли. Он ласкает кончиками пальцев её обнажённое плечо. Её губы касаются его горла. Прекрати думать об этом, Анна.

Прекрати, прекрати, ПРЕКРАТИ.

Я перевожу разговор на его маму. Она закончила лечиться, но мы узнаем, выздоровела ли она окончательно только в марте. Докторам нужно подождать, когда её организм полностью очистится от радиации, и только потом они смогут провести тесты. Этьен застрял между беспокойством и надеждой, но я направляю его в сторону надежды, когда это возможно.

Сегодня ей хорошо и ему тоже. Он рассказывает мне об её лекарствах, но я слушаю вполуха, так как любуюсь его профилем. Я вспоминаю День благодарения. Это силуэт тех же ресниц, носа, что и в темноте моей спальни.

Господи, он прекрасен.

Мы идём в наш любимый кинотеатр; мы прозвали его «театр мамочки и дедули бассет-хаунда». Это уютненький театр с одним залом всего в нескольких кварталах от общежития, и управляет им джентльмен, который выгуливает Пусу, собачку из кондитерской. Не думаю, что он «мамочка» — владелец Пусы больше соответствует типу «дедули» — но это прозвище всё равно ему подходит. Мы входим в кинотеатр, и дружелюбный горделивый мужчина за стойкой кричит нам:

— Джо-джа! Атланна, джо-джа!

Я улыбаюсь в ответ. Он практикует со мной разговорный французский, а я помогаю ему с английским. Он помнит, что я из Атланты, штат Джорджия (джо-джа!). Мы перекидываемся парой слов о погоде. А затем я спрашиваю, счастлив ли Пуса, и любит ли он, джентльмен, хорошую еду. По крайней мере я пытаюсь.

Сегодня в дневном сеансе «Римские каникулы», зал пуст. Этьен вытягивает ноги и откидывается на спинку.

— Хорошо, есть цитата. Зло ещё…

— ...никогда не выглядело так привлекательно.

— Да! — Его глаза сияют. Это наша любимая игра: один начинает фразу-клише, другой должен закончить.

— С такими друзьями…

Он вторит моему мрачному голосу.

— Кому нужны враги?

Мой смех отскакивает от обитых тканью стен, а Этьен старается сохранить серьёзный вид. У него ничего не выходит, и он широко улыбается из-за своей неудачи. Моё сердце пропускает удар. Должно быть, у меня очень странный вид, потому что Этьен прикрывает ладонью рот.

— Не смотри так.

— О чём ты?

— Мои зубы. Ты пялишься на мои нижние зубы.

Я снова смеюсь.

— Я что, не имею права смеяться над чужими зубами. К твоему сведению, я круто умею плеваться водой из щёлочки. Бридж всё время дразнила меня за… — я замолкаю. Мне плохо. Я так и не поговорила с Бриджет.

Этьен убирает ладонь. У него серьёзное выражение лица, возможно даже защитное.

— Я люблю твою улыбку.

Я тоже люблю твою.

Но мне не хватает смелости произнести это вслух.

Сноска 1. Идет непереводимая игра слов. Сначала героиня использует латинский термин «акут», acute accent (в нашем языке это простое ударение), а затем отделяет в первом слове артикль — a cute accent (милый акцент).

Глава 33.

Девушка на вахте улыбается, стоит ей меня завидеть.

— У меня для тебя посылка!

Двери дома Ламбер снова открыты, мои друзья толпятся за мной. Девушка передаёт мне огромную коричневую коробку, и я с радостью расписываюсь за неё.

— От мамы? — интересуется Мер.

Её щёки раскраснелись от мороза.

— Да!

Сегодня мой день рождения. И я точно знаю что внутри. Я с нетерпением несу коробку на диван и ищу чем бы открыть. Джош достаёт ключ от своей комнаты и разрезает ленту.