Золотой Лис - Смит Уилбур

По сравнению с этими образованными и начитанными людьми американцы выглядели безграмотными болванами. Здесь даже крестьяне, работающие в поле, могли наизусть процитировать Пушкина. Произведения классиков были самым ходовым товаром на здешнем черном книжном рынке. В любой день посетив кладбище при монастыре Александра Невского в Ленинграде, можно было увидеть огромные букеты свежих цветов на могилах Достоевского и Чайковского; их приносили обычные рядовые граждане. Напротив, половина выпускников американских средних школ, особенно негров, едва была в состоянии прочесть подписи под рисунками в комиксах о Бэтмене.

Вот они, плоды почти шестидесяти лет жизни при социализме. Структурированное, тонко организованное общество, скрытое от посторонних глаз и тщательно охраняющее свои секреты. Рамон часто сравнивал его с куклой-матрешкой, продававшейся в магазинах для иностранных туристов «Березка», этими искусно вырезанными из дерева фигурками, вставляющимися одна в другую так, чтобы внешняя оболочка скрывала и защищала драгоценную сердцевину.

Даже советская экономика была обманчивой для западного наблюдателя. Американцы видели очереди за продуктами, отсутствие многих потребительских товаров в огромных универмагах вроде ГУМа и по своей наивности и простоте душевной принимали это за признаки несостоятельности системы или, по крайней мере, ее старения. Но при этом скрытой от них оставалась внутренняя экономика, работающая на советскую военную машину. А это была огромная, мощная и высокоэффективная структура, не только не уступающая своему капиталистическому американскому аналогу, но и намного превосходившая его.

Рамон усмехнулся, вспомнив историю об американском астронавте, который, скрючившись в кабине своего корабля в ожидании старта, в ответ на вопрос наземной службы управления, как он себя чувствует, заявил: «А как бы вы себя чувствовали, сидя верхом на детище тысячи аутсайдеров, согласившихся взяться за правительственные заказы?» В советской военной промышленности аутсайдеров не было. Там были только самые лучшие.

Точно так же в высших эшелонах советских военных специалистов не было отсеянных из общедоступных профессиональных училищ или уволенных из IBM или «Дженерал Моторс». Там тоже были только лучшие. И Рамон знал, что он один из них, один из самых лучших.

Он выпрямился на сиденье; «Чайка» въехала на площадь Дзержинского, миновала памятник герою революции, основателю службы государственной безопасности, гордо возвышавшийся на своем постаменте, и остановилась на небольшом холме у изящного, но внушительного здания «Лубянки».

Водитель припарковал машину в узкой боковой улочке за штаб-квартирой КГБ рядом с машинами других сотрудников на месте, отведенном для офицеров подобного ранга. Рамон подождал, пока он откроет ему дверцу, перешел через дорогу к заднему подъезду и вошел в здание через массивные чугунные двери с металлической решеткой.

На проходной перед ним стояли еще два сотрудника КГБ. Ему пришлось дожидаться своей очереди. Капитан, дежуривший в бюро пропусков, был методичен и придирчив. Он трижды, как полагалось по инструкции, сличил внешность Района с фотографией на его удостоверении, прежде чем разрешить ему расписаться в журнале.

Рамон поднялся на второй этаж в старинном лифте из гравированного стекла и полированной бронзы. Лифт и люстры сохранились еще с дореволюционных времен, когда в этом здании размещалось иностранное посольство.

Он вошел в свой кабинет, секретарша встала из-за стола и поприветствовала его, подождав, пока Рамон снимет шинель и повесит ее на вешалку у двери.

– Доброе утро, товарищ полковник. – Заметил, что она с вечера завила волосы горячими щипчиками, и теперь они все были в мелких упругих кудряшках. Ему больше нравилось, когда она их распускала, и они мягкими волнами падали ей на плечи. Глаза Катерины, миндалевидные, прикрытые длинными ресницами, были явно унаследованы от какого-то давнего татарского предка. Ей двадцать четыре года; вдова военного летчика-испытателя, погибшего при испытаниях нового истребителя МиГ-27.

Катерина указала на картонную коробку, стоявшую на углу ее стола.

– Что мне с этим делать, товарищ полковник?

Подняла крышку, и Рамон окинул взглядом содержимое. Здесь было все, что осталось после генерала Сисеро. Она выгребла все это из ящиков стола, который отныне принадлежал одному Рамону.

За исключением позолоченной шариковой авторучки «Паркер» и кожаного бумажника, здесь не было никаких личных вещей. Рамон взял бумажник и открыл его. В отделениях лежало с дюжину фотографий. На каждой из них Джо Сисеро позировал рядом с каким-нибудь известным африканским деятелем: Ньерерой, Каундой, Нкрумой.

Он бросил бумажник обратно в коробку; при этом его рука коснулась мягких бледных пальцев Катерины. Та еле заметно задрожала; уловил ее порывистый вздох.

– Отнеси это все вниз, в архив. Возьми у них квитанцию.

– Сию минуту, товарищ полковник.

Она была тихой привлекательной женщиной, с узкой талией и широкими мягкими бедрами. Само собой разумеется, прошла самую тщательную проверку, к тому же Рамон скрупулезно отмечал в своем личном журнале все подробности их отношений. Эти отношения были негласно санкционированы начальством. Ее квартира служила для него удобной базой на время пребывания в Москве, даже несмотря на то, что она жила в двух маленьких комнатах с престарелыми родителями и трехлетним сыном.

– Там на столе для вас депеша с пометкой «срочно» товарищ полковник, – хрипло выговорила Катерина, беря со стола картонную коробку. На ее щеках все еще играл легкий румянец, вызванный их мимолетным соприкосновением. Рамон в глубине души пожалел, что сегодня в полночь ему придется покинуть Москву. В среднем он проводил в столице не больше нескольких дней в месяц. И так редко виделся с Катериной, что острота ощущений у него еще не притупилась, хотя они знакомы уже два года.

Она, казалось, читала его мысли, ибо ее голос понизился до интимного шепота.

– Вы пообедаете у нас сегодня вечером перед отъездом? Мама раздобыла отличную колбасу и бутылку водки.

– Договорились, крошка, – кивнул он и прошел в кабинет.

Бандероль с пометкой «срочно» лежала на его столе; он расстегнул китель и сорвал печати, прикрепленные шифровальным отделом.

Прочитав на обложке «Красная Роза», почувствовал резкое учащение пульса. Это разозлило его.

Красная Роза была таким же агентом, как и сотни других, работавших на него. Если он будет давать волю своим чувствам, эффективность работы окажется под угрозой. И все же, когда он вынул из коробки папку с пометкой «Красная Роза», перед мысленным взором внезапно возник образ обнаженной девушки, сидящей на высоком черном валуне возле горного потока где-то в испанской глуши. Этот образ был необыкновенно отчетливым, он видел всю сцену до мельчайших подробностей, вплоть до темно-синих, с фиолетовым оттенком глаз.

Открыл папку и с первого взгляда понял, что перед ним отчет о южноафриканской военно-морской радарной системе, который давно ожидал. Он пришел из Лондона дипломатической почтой. Удовлетворенно кивнул и заглянул в свой личный журнал. Держа его открытым перед собой, поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер архивного отдела.

– Пожалуйста, распечатку материалов под кодом «Протея», документ номер 1178. Срочно. – В ожидании заказанных материалов встал из-за стола и подошел к окну. Открывавшийся из него вид еще не успел ему наскучить, и он с удовольствием разглядывал его. За памятником основателю КГБ, за величественными зданиями, окружавшими площадь, возвышались разноцветные луковицы куполов храма Василия Блаженного, а чуть дальше протянулись древние стены Кремля.

Он все еще не мог отделаться от воспоминаний, которые вызвало в нем донесение Красной Розы. Его мысли перекинулись на далекое путешествие, которое начнется для него в полночь, в аэропорту Шереметьево, и на ребенка, которого он встретит в конце этого пути.

Он не видел Николаса уже более двух месяцев. За это время мальчик, наверное, еще вырос и стал еще лучше разговаривать. Вообще его словарный запас был необычайно велик для этого возраста. Однако отцовская гордость относилась к буржуазным чувствам, и Рамон постарался подавить ее в себе. Не стоило бесцельно глазеть в окно и предаваться мечтам, когда впереди так много работы. Взглянул на часы. Через сорок восемь минут ему предстояла встреча, исход которой будет иметь решающее значение для его карьеры, по крайней мере, на ближайшие десять лет.