Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц? - Эрвин Ставинский

Его тотчас посадили к столу, следователь вложил в пальцы ручку и совместными усилиями они стали выводить заявление наркому внутренних дел о добровольном признании. Через неделю следствие сдвинулось с мертвой точки.

— Так, так! Отдохнул! Прекрасно! — закричал следователь, едва Павла втащили в кабинет. — Теперь будем работать вместе: ты будешь диктовать, а я записывать!

Он позвонил и вошла женщина в белом фартуке.

— Чаю хочешь! С бутербродами!

— Хочу.

— Так, принесите два стакана крепкого чая с лимоном и пять бутербродов. Живо!

Женщина обернулась очень быстро. Пока Павел пил чай с бутербродами, следователь начал заполнять первую страницу формуляра написал фамилию имя, отчество, год и место рождения и все обычные в таких случаях сведенья.

Когда Павел закончил пить чай и они выкурили по папиросе, следователь скомандовал:

— Ну, начинай. Ты говори, а я послушаю. Потом сформулируем вопросы и ответы, чтобы протокол получился по всей форме. Начинай!

Справа и слева в кабинетах шли допросы: слышались стоны и крики арестованных, рычание следователей. Павел собрался с силами и на вопрос следователя, объяснить, как он был завербован немецкой разведкой, стал диктовать:

— Я был завербован немецкой разведкой летом 1930 года закордонным источником, с которым я был связан по работе в ИНО. Фамилия источника…

— Ты что дурак. Не понимаешь! Фамилия и имя — это секреты органов. Не надо! — закричал следователь. — Укажи только приметы.

— … Ни фамилии, ни клички этого источника я не помню. В памяти я сохранил только следующие его приметы: он бывший моряк, спортсмен, первый закордонный источник ИНО, состоящий на действительной полицейской службе в Берлине…

Следователь вскочил, подбежал к Павлу и зашипел ему в ухо: «Произошло это через месяц после того, как Путна и Никольский привлекли тебя к участию в троцкистской контрразведывательной организации. Понял? Все понял? Так и диктуй!».

— Произошло это примерно через месяц, полтора, — монотонным голосом продолжил Павел, — как Путна и Никольский привлекли меня к участию в контрразведывательной троцкистской организации…

— Так, диктую вопрос, — прервал его следователь. — При каких обстоятельствах вы были завербованы?

Павел подождал, пока он записал в протокол вопрос и начал отвечать.

— Завербован я был при следующих обстоятельствах: во время очередной явки с этим источником, в тридцати километрах от Берлина, в ресторане, у какого-то озера, я начал разговор с того, что источник плохо работает, хотя и имеет все возможности для того, чтобы работать лучше. Он это подтвердил и тут же заявил, что для этого надо, чтобы я платил тем же, что и он. Будет правильно, если я буду работать в пользу немецкой разведки, так же, как он работает на Советский Союз.

— Какое задание он вам поставил?

— Он мне сказал, что сейчас он от меня работы не требует, что хочет только получить мое согласие, работать же надо будет не скоро, так как войны еще не видно, работу от меня потребуют в Советском Союзе в военное время. При этом он всячески доказывал возможность и выгоды этой работы для меня. Я на это не соглашался.

— Кто из ваших сотрудников также был завербован немецкой разведкой?

— Поскольку я не соглашался, он мне сказал: «Что вы вообще рыпаетесь, ваши начальники уже у нас работают». На мой ответ, что это чепуха, что моим начальником является Ягода, он мне назвал Самсонова и Смирнова Дмитрия, как агентов немецкой разведки, работающих на него.

— Стой! — остановил допрос следователь. — Нужны какие-то конкретные детали того, что они сотрудничают. Ты понял? Есть такие детали? Есть. Ну давай!

— Так как я не поверил, он вынул из кармана лист бумаги размером с четвертушку листа, и спросив меня, знаю ли я почерки подписи Самсонова и Смирнова, на что я дал удовлетворительный ответ, предложил мне прочесть расписку Самсонова, а затем расписку Смирнова. Я не помню точно текста расписок, но смысл был такой: «За работу в пользу германской разведки получил 250 долларов. Самсонов». Аналогичная расписка была и от Смирнова. Расписки были написаны от руки по-немецки Самсоновым и Смирновым, их почерка я узнал и подписи были совершенно точны.

Продолжая меня уговаривать согласиться на его предложение, он снова подчеркнул, что хочет от меня только согласия на работу в пользу германской разведки, а в дальнейшем я получу указания, что мне нужно будет делать. Далее он мне заявил, что по Берлину его ничего не интересует, по Москве я первое время не смогу быть полезными повторил, что я буду нужен в военное время. Заметив мои колебания, он заявил, что если я не дам согласие на его предложение, он меня задержит и заберет с собой в полицию и все равно я от него не уйду. После двенадцатичасового разговора я согласился работать в пользу немецкой разведки, заявив дословно: «Хорошо, поскольку работают мои начальники, я согласен». Получив мое согласие источник предложил мне написать расписку в получении вознаграждения в сумме ста двадцати долларов за то, что я обязуюсь честно работать для немецкой разведки. Расписку я написал по-немецки и подписал ее выбранной мною кличкой Шмидт.

Должен указать на то, что отправляясь на свидание с источником я получил от резидента Самсонова сто двадцать долларов для оплаты ему вознаграждения за его работу. Эти деньги я ему вручил вначале нашего свидания, получив от него соответствующую расписку.

После того, как я был завербован и дал подписку работать в пользу немецкой разведки, источник вернул мне эти 120 долларов, заявив: «Получите обратно ваши деньги». Расписка источника в получении им денег осталась у меня и была передана мною Самсонову. Когда я дал немцу свою расписку, он сказал, чтобы я указал, кто из чекистов здесь работает. Я ему назвал Самсонова, Смирнова и еще двух человек, не имевших никакого отношения к ОГПУ, на что он мне сказал, что последние не являются чекистами. «Вы не думайте никого обманывать, потому что нам все равно все известно». Затем он спросил меня, кого я знаю из агентов. Я перечислил около десяти человек с которыми я был связан — А/70, А/207, А/56 и других, которых сейчас не помню, за исключением А/26 и А/144.

Он меня спросил, почему я не назвал двух последних и не указал их фамилии. Тут же он меня предупредил, что при выполнении заданий, я должен быть абсолютно честным, так как если я не буду честным, то мне будет хуже и они могут в любое время меня провалить и жалеть меня не будут.

С этим источником я встречался несколько раз, потом после распоряжения Смирнова и Самсонова, я передал его другому сотруднику, фамилии которого не помню. Во время этих встреч никаких заданий он мне не давал, а все время вел разговоры о том, что я буду хорошо законспирирован и что мне никакая опасность не угрожает. При этих беседах я выяснил, что этот источник хорошо информирован о делах резидентуры, он приводил ряд фактов из работы резидентуры, был в курсе ряда заданий, полученных из ИНО ОГПУ.

Дважды или трижды я получал от него те деньги /каждый раз по сто двадцать, которые должны были пойти на вознаграждение этого источника.

Во время последней встречи с ним, после того, как я его предупредил, что он будет передан другому сотруднику резидентуры, он мне заметил, что когда я ему буду нужен, он меня вызовет, а если меня откомандируют в Москву, то я должен его вызвать. В августе 1931 года, перед отъездом в Москву, я ему позвонил и он мне назначил свидание в Берлине в ресторане «Ашингер» на Фридрихштрассе

— Эта встреча состоялась?

— Да, состоялась.

— Какие задания вы получили от германской разведки перед вашим отъездом из Берлина в Москву.

— Источник, который меня завербовал, сказал, что он очень доволен моим отъездом в Москву и что в Москве со мной свяжутся. На мой вопрос о явке и заявлении, что в Москве устанавливать связь довольно опасно, он мне сказал, что получать явки не надо, опасности никакой нет, так как со мной свяжется знакомый мне человек, в распоряжение которого я должен буду поступить. После этого свидания, через несколько дней я уехал в Москву.

Под утро протокол наконец был закончен. Оба были довольны, картина получилась складная. Следователь уже складывал в стопку документы на своем столе, когда дверь в кабинет растворилась и кто-то вошел. Следователь мгновенно вскочил, щелкнул каблуками и стал докладывать:

— Товарищ народный комиссар, допрос арестованного шпиона Корнеля ведет следователь капитан…

— Признается? — прервал следователя Ежов, подходя к столу.

— У меня все они признаются, товарищ народный комиссар!

— Правильно. В пользу какой державы?

— Германии и троцкистской организации!

Ежов быстро взглянул на Павла, бросил короткое «хорошо» и засеменил из кабинета. Был главный чекист неказист, маленького роста, седоватый, с желтым лицом.