Сестры печали - Андрей Гребенщиков

Такого варианта – слегка язвительного, но вполне корректного – она не предполагала. И почему-то осталась довольна своей недогадливостью.

– Километр пути за год жизни? Остается только порадоваться, что от цели нас отделяло всего полдесятка верст, – не хотела бы я стать причиной вашей преждевременной старости.

– Не забывайте, барышня, при удачном раскладе нас ждет еще и обратный путь, новые пять километро-лет. Вы имеете все шансы проводить меня на заслуженную пенсию…

Перешучиваясь, они преодолели последние метры до входа в церковь и замерли перед закрытыми дверями. Почему-то входить внутрь было крайне боязно… Вот тебе и долгожданная цель!

Вопреки этикету и на радость Летиции, джентльмен Сергей проник в помещение первым – осторожно потянул на себя массивную дверь, открыв ее всего лишь на несколько десятков сантиметров, и ловко протиснулся в неширокую щель. Спустя минуту, Лю, услышав призывное «они здесь», последовала за командиром.

Глаза не сразу привыкли к царящему в храме полумраку. Немного света проникало с улицы через узкие окна, расположенные под самым куполом, но черные тени, стелющиеся по земле, разгоняли по углам маленькие свечки, во множестве расставленные повсюду – под иконами, на алтаре и даже полу.

Два человека лежали прямо в центре храма под высоким расписным куполом. Они не двигались, не издавали никаких звуков, возможно, даже не дышали.

«Неужели мы опоздали?» – от этой мысли у Летиции все похолодело внутри, сердце, еще помнящее убийственное прикосновение стального кулака, в панике сжалось. – «Неужели все было напрасно?!»

Сергей щелкнул выключателем светодиодного фонаря и навел болезненно белый луч на спящих (только бы они спали!) обитателей церкви. Распростертый на полу крепкий, широкоплечий мужчина никак не отреагировал, зато его худосочный «сосед» что-то забормотал, приходя в сознание, и, открыв глаза, тут прикрыл их ладонью, спасаясь от нестерпимого света.

– Вашу мать, – голос у худосочного был под стать фигуре, слабый, едва различимый даже в церковной тишине.

– Вы, наверное, Люк? – наобум предположила девушка. Летиция не знала имени второго мужчины… а еще она очень не хотела, чтобы этот нескладный, тощий человечек оказался автором перехваченного письма. Совсем не так его представляла! Черт, а она ведь думала о нем, рисовала в уме какие-то образы… Ну, дура!

– Совершенно верно, – человечек тяжело приподнялся на локтях и при этом каким-то образом умудрился отвесить девушке манерный поклон! – Маркиз де Люк к вашим услугам, о прекрасный девичий голос, доносящийся из-под уродливой резиной маски. Имею ли я честь быть с вами знакомым, да простится мне моя скудная память?

Летиция засмеялась, ей уже нравился этот чудаковатый незнакомец с весьма необычным для русского уха именем. Впрочем, ей ли вспоминать о странных именах!

– Нет, уважаемый маркиз де Люк, мы вряд ли встречались раньше, – она стянула с лица «уродливую резиновую маску» и подошла к нему вплотную, чтобы помочь подняться (мужчина пытался встать самостоятельно, но сил ему не хватало), а заодно обменяться рукопожатиями. – Я – Летиция.

Люк принял протянутую руку, но жать не стал. Быстрым движением он стянул с нее перчатку и припал к оголенной кисти губами.

– Великая честь для меня, королева Летиция. Не извольте гневаться на вашего коленопреклоненного раба, несчастного, безответно влюбленного маркиза, ведущего свой древний и благородной род с далеких уральских гор.

Смеяться Лю уже не могла, она, не в силах сдержать себя, расхохоталась.

– Какой же вы влюбчивый и скорый для сурового уральского аристократа!

Неизвестно, чем бы закончился этот – без сомнения приятный – обмен любезностями, но военнослужащий Сергей, не имеющий возможности похвастаться ни титулами, ни знатным происхождением, грубо вмешался в великосветский разговор:

– Лю, нам нужно возвращаться. Совсем скоро стемнеет… я не хочу ехать обратно на ощупь.

– Уважаемый, – маркиз не дал ответить девушке, – специально для вас я припас несколько железобетонных доводов в пользу сугубо ночного путешествия!

Люк, прихрамывая, заковылял к напряженно-озадаченному военному, но по пути на секунду задержался рядом с Летицией и тихо произнес:

– Я верил, что вы придете… помогите моему другу, он без вас пропадет.

Лю нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл сказанного, маркиз, между тем, доверительно подхватил Сергея под руку и потащил за собой на улицу. По всей видимости, шептаться… или оставляя девушку наедине со своим другом.

Безымянный друг все еще спал, не так пугающе неподвижно, как сперва показалось Летиции – едва заметно подрагивали веки, вздымалась и опадала грудь, – сейчас она обрела уверенность, что автор письма жив.

Выглядел он ужасно: не бледный, а по-настоящему белый, ни кровинки на заросшем многодневной щетиной лице, широкий лоб испещрен морщинами, совершенно не по возрасту, некогда темно-русые волосы украсились прожилками седины – не такими уж и редкими, закрытые глаза, обрамленные темными синяками, чуть не проваливались внутрь черепа…

Да, выглядел он ужасно… Изможденный, больной, может быть, даже умирающий… однако – и этого Летиция никак не могла понять – привлекательный! Беспомощный, но мужественный, слабый, но сохранивший некую внутреннюю силу, измученный, но благородный…

«Какое же у него несчастное лицо», – подумала Лю и, встав перед ним на колени, приложила голову к слабо колышущейся груди. Сердце гулко билось внутри, не собираясь останавливаться и сдаваться, его уверенный ритм немного успокоил взволнованную девушку, она осторожно провела пальцами по открытой ладони безымянного и тихонечко попросила:

– Проснись, прекрасный концлагерный принц.

Он услышал. Встрепенулись веки, зрачки под ними беспокойно задвигались, секунду спустя на нее уставились два каре-зеленых, еще ничего не понимающих глаза, а губы сложились в недоверчивую улыбку, скрывающую облегчение:

– Я ждал ангела смерти… А мне прислали саму богиню…

Хриплый, надтреснутый голос завораживал, заставлял с жадностью ловить каждое слово.

– Не хочу вас разочаровывать… – Летиция хотела закончить фразу «но я не имею никакого отношения к смерти», однако осеклась. Она имела отношение к смерти, причем самое прямое. Профессиональное.

– Я много и часто представлял себе этот момент, хотел прочитать ангелу на прощание свое любимое стихотворение… – безымянный говорил с трудом, задыхался, ему не хватало воздуха. – Как Дедушке Морозу в детстве. Удивительная глупость… ведь стихов я никогда не любил.

– Богини любят поэзию, я бы с удовольствием послушала, – Летиция легла рядом с ним, наверное, устали колени, а может… Она не понимала, что «может», ей лишь захотелось почувствовать холод бетона и… тепло его тела. Странное желание… Как он сказал? Удивительная глупость? Удивительная глупость!

– Тогда закройте глаза или глядите в другую сторону, – безымянныйсмутился. – Я со школьного театра стеснюсь зрителей.

Высокий купол, исчезающий в темноте прямо над ними, закручивал пространство в спираль, приводя пол и застывших на нем людей в движение, вращая земной шар – гигантского размера глобус в неведомых руках – вокруг собственной оси, пролегшей через церковь и тела уставших, мечтающих о покое мужчины и женщины. Лю покорно сомкнула глаза, боясь не выдержать центробежной силы, покинуть орбиту родной планеты… «Остановите Землю, я сойду…» Нет, только не сегодня, только не сейчас!

– «Знающий худшее смотрит в меня, как в ночь», – разнеслось в храмовой тишине.

В тьму без просвета, в искренний метастаз.Я улыбаюсь… Я убегаю прочь!Но убежать никто никуда не даст —В этой безумной и вечно больной тоскеНе отворится стыдных надежд портал.Знающий худшее помнит, когда и с кемСнилось, жалелось, тратилось, жгло гортань,

В лучшее верилось, жалось к ногам, рвалоСердце на части, пряталось в январях.Вата, солома, пух или поролон —Что ни стели, все будет не так и зря.

Проще позволить ненастьям себя ласкать,Пить одиночеств кислое молоко.Знающий худшее выдаст билет в плацкартЯ не расстроюсь – ехать недалеко…[14]

– Мне кажется, это самое лучшее стихотворение для смерти… Наверное, я готов к ней. Почти готов… Вы поможете мне?

– Красивые слова, поэты прошлого понимали толк в одиночестве. Кто это?

– Я не помню. Очень долго пытался вспомнить, но память предала меня… У нас с ней в последнее время окончательно расстроились отношения.

У Летиции закололо в груди, острая боль пронзила сердце, девушка попыталась закричать, но не смогла, губы сковал паралич. Только слезы брызнули из-под закрытых глаз. Сердце… бешено колотящееся, ритмичной морзянкой посылающее ей отчаянные сигналы! Бедствия? Нет, что-то совершенно иное…