Автограф президента - Игорь Прелин

Когда комплектуется «команда» для проведения какой-либо операции, ответственный за нее руководитель никогда не доверится только тем аттестациям, которые имеются в личном деле рекомендованного ему управлением кадров работника. Помимо официальных характеристик каждый сотрудник разведки, несмотря на строжайшую конспирацию в работе, не позволяющую широко обсуждать его достижения и промахи, имеет еще неофициальную репутацию, и зачастую она оказывается точнее и объективнее любой характеристики, потому что доподлинно отражает его пригодность для конкретного дела. Ознакомившись с аттестацией, руководитель обязательно наведет справки, позвонит своим друзьям, которым довелось работать с предложенным ему кандидатом, и, если те охарактеризуют его в негативном плане, даже самый положительный отзыв о его работе не перевесит их мнения.

А иначе и быть не может: наши недруги этих аттестаций и отзывов не читают, зато они великолепно умеют каждого проверить на прочность.

А вот за Сережу можно было не волноваться, потому что он успешно прошел такую проверку. Однажды он встречался с нашим агентом, прибывшим для этого из другой страны. То ли этот агент при въезде в страну привлек внимание контрразведки, и она установила за ним наблюдение, то ли была еще какая причина, так до конца и оставшаяся невыясненной, но только в тот момент, когда Рожков принял от него кассету с фотопленкой, на которой были засняты ценные материалы, спрятал ее подальше и пошел на автостоянку, где стояла его машина, с двух сторон дорогу ему перегородили два микроавтобуса, из которых стали выскакивать элегантно одетые мужчины крепкого телосложения.

Намерения этих молодцов были настолько конкретны, что Сережа совершил удивительный по высоте и дальности прыжок через зеленое насаждение, окружавшее автостоянку, и бросился к стоявшему на перекрестке полицейскому в форме. Молодцов подвела прыгучесть, и они несколько поотстали. Сережа успел добежать до полицейского и, указав на бежавших за ним крепких мужчин, попросил защиты «от бандитского нападения».

Полицейский хорошо знал свое дело. Он выхватил пистолет и, направив его на преследователей, приготовился защищать честь и достоинство советского разведчика.

Преследователи остановились, и один из них, видимо старший по должности, вступил с полицейским в переговоры. К тому времени, когда ему удалось убедить полицейского, что они являются сотрудниками контрразведки, а он мешает им задержать шпиона с поличным, этого «поличного» у Рожкова уже давно не было: пока коллеги препирались, он незаметно закинул кассету в водосток.

В конце концов полицейский отступил, контрразведчики набросились на Рожкова, надели на него наручники и доставили в полицейское управление. Там его грубо обыскали, но в его карманах, к большому разочарованию сотрудников контрразведки, кроме личных документов и ключей от автомашины, ничего не оказалось.

Тем не менее его поместили в камеру и продержали там несколько дней, пытаясь доказать, как хорошо живется на Западе и какие его тут ждут удовольствия, если он останется навсегда. А чтобы окончательно убедить Сережу в самых добрых к нему намерениях, сотрудники контрразведки пообещали, что, в случае отказа, его сыну, находившемуся в тот момент в местной больнице, будет сделана «не та инъекция».

Но Сережа умел не только хорошо прыгать и бегать. Он был беспредельно предан своему делу, и они могли применить и более эффективные средства, имевшиеся в их распоряжении, но все равно бы не заставили его пойти на предательство.

Исчерпав все свои аргументы в беседах с «этим упрямым русским», как в сердцах назвал его шеф контрразведки, они привезли его в аэропорт и в ожидании, когда самолет Аэрофлота будет готов стартовать в Москву, поместили в служебное помещение полиции. И вот, находясь там, Рожков умудрился собрать полезную информацию. Дело в том, что в соседнем помещении были установлены телемониторы, и по возвращении в Москву Рожков нарисовал точную схему размещения скрытых телекамер, с помощью которых полиция контролировала обстановку в залах аэропорта.

Трудно было сказать, понадобятся ли когда-нибудь нашей службе сведения о том, какие места в аэропорту просматриваются полицией, а какие нет, хотя в нашей работе все может пригодиться. Гораздо важнее было то, что после нескольких бессонных ночей и нудных бесед о прелестях жизни на Западе Рожков продолжал думать о том, как принести пользу своей службе. Даже в этой бесперспективной ситуации он продолжал работать! На такого парня можно было положиться в любом деле…

Но все это я вспоминал уже по дороге в просмотровый зал, куда направил меня Рожков. Там меня уже ждали Вадим Александрович и еще несколько руководителей различного ранга. Мы обменялись короткими приветствиями, после чего по сигналу Вадима Александровича техник включил видеомагнитофон.

Сначала на экране в течение нескольких секунд мельтешила разноцветная сетка, затем прозвучали хорошо знакомые всем присутствующим вступительные аккорды программы новостей одной из ведущих европейских телекомпаний, и на экране появился телекомментатор лет сорока пяти в строгом темном костюме и с красным цветком в петлице. Он выглядел так, как будто не новости собирался рассказывать, а вести репортаж из какого-нибудь игорного дома в Лас-Вегасе или Монте-Карло. За его спиной была броская заставка, в правом верхнем углу которой я разглядел фотографию Рольфа Хансена в форме офицера контрразведки, а чуть ниже и тоже справа была крупная надпись, которая, если перевести ее с английского, означала «Шпионский скандал».

Дождавшись окончания музыкального вступления, накалившего обстановку до предела, телекомментатор в присущей всем западным телекомментаторам напористой манере заговорил:

— В августе этого года общественность свободного мира была взбудоражена статьей газеты «Дейли пресс» под названием «Самоубийство сотрудника контрразведки: вдова обвиняет ЦРУ»…

Телекомментатор элегантным жестом развернул заранее приготовленный номер газеты «Дейли пресс». На первой странице крупным шрифтом был набран упомянутый им заголовок статьи, а под ним помещена фотография вдовы Рольфа. Выражение ее лица не оставляло никаких сомнений в том, что она с гневом клеймила распоясавшихся представителей шпионского ведомства Соединенных Штатов Америки.

Подержав газету перед объективом столько времени, сколько было нужно, чтобы мы убедились в том, что он ничего не придумал, телекомментатор не менее элегантным жестом снова положил ее перед собой и перешел на повествовательный тон:

— …В ней сообщалось, что в столичной гостинице «Холидей Инн» был обнаружен труп старшего инспектора Рольфа Хансена (после этих слов режиссер, видимо, сделал на своем пульте какую-то манипуляцию и, выхватив из правого верхнего угла кадра фотографию Рольфа и моментально размножив ее в нескольких экземплярах, заполнил ими весь экран), умершего при таинственных обстоятельствах: его руки были обмотаны электрическим проводом, вставленным в стенную розетку…

После этого леденящего кровь сообщения режиссер снова продемонстрировал нам все богатые технические возможности своей аппаратуры. Подчиняясь его манипуляциям, откуда-то из глубины телевизора стали одна за другой появляться фотографии и, стремительно увеличиваясь в размерах и в строго продуманном беспорядке располагаясь на экране, создали полное представление о той кошмарной сцене, которая открылась взору репортера уголовной хроники в одном из номеров столичной гостиницы «Холидей Инн».

На фотографиях в различных ракурсах был зафиксирован отошедший в лучший мир Рольф Хансен. Он лежал поперек односпальной кровати в неестественной позе, в которой почему-то всегда лежат трупы, ворот его сорочки был расстегнут, волосы прилипли ко лбу, на губах засохла пена.

Решив, видимо, окончательно доконать нас ужасающими подробностями гибели старшего инспектора, теперь уже бывшего, телекомментатор добавил:

— …Как показало вскрытие, Рольф Хансен умер от электрического тока…

Эта фраза, по замыслу телекомментатора, должна была внести полную ясность в существо дела, но это, пожалуй, было лишнее: раз обнаружен труп, значит, человек действительно умер, и с этим фактом приходится считаться, независимо от причин его смерти.

Но телекомментатор считал иначе. Видимо, он был очень упорным и настойчивым человеком, благодаря чему и добился такого положения в средствах массовой информации Запада. Чтобы окончательно убедить нас в необратимости случившегося, он сказал:

— Комиссия, проводившая расследование, установила, что смерть Рольфа Хансена наступила в результате самоубийства.

И тут же он начал опровергать заключение компетентной комиссии: