Державин - Олег Николаевич Михайлов

и переведены в Тамбов. Вы не можете себе представить, как я тронут был етим приятнейшим известием. Вы приближились ко мне. Я от вас теперь буду только с лышком 500 верст. Следовательно, я не отчаеваюсь вас посетить… Благодарю вас, милостивая государыня Катерына Яковлевна, за жену и за себя, за прекрасный подарок корзинки и силуетов. Неоцененный подарок, а найпаче когда воображу, что все то работали прекрасные ваши ручки, которыя тысячу раз мысленно целую. Ах! ежели б удалось хоть сотую часть сей суммы в самом деле их поцеловать; а то в мыслях так целую, как голодный во сне ест. Только зубами воздух кусает. Так то и я. Но надеюсь, что бог позволит мне удовольствие вас, любезнейших мне людей, видеть, а следовательно и ручки ваши поцеловать; си-речь, ваши, сударыня, а не ваши, господин кривой мизинец…»

Державин в сем месте не удержался, заколыхавшись от смеха и подняв растопыренную пятерню.

«Ганюшка мой кланяется вам, а Катенька нет, за тем, что вся слилась и склеилась оспою. Итак и за нее вам кланяюсь, и за жену, которая так засуетилась около дочери своей, что не отстает ни на минуту и не может и к вам теперь писать. Но уверяет чрез меня, что несказанно вас любит и почитает и желает, чтоб вы ее столько ж любили. Прощайте. Я пишу затем так коротко сие письмо, что не надеюсь, что оно застало вас в Питере и будет следовательно вояжировать по всей России и приидет к вам в Тамбов как горчица после ужина. Прощайте. Желаю вам всевозможных благ. Еще целую ручки ваши, Катерына Яковлевна, а ваше губернаторство дружески обнимаю…»

— Как живого вижу Василья Васильевича! — Катерина Яковлевна встала с кресел, положила голову на плечо мужа.

— Катюха, давай ему послание сочиним. Пособляй!

— Кто же лучше тебя, Ганюшка, в сем свете сочинить сумеет!

Она с кроткою улыбкой следила за быстрой рукой мужа.

— Изволь, готово! — Державин поднялся с листком: «Гаврила, тамбовский губернатор, и Екатерина, тамбовская губернаторша, здравия вам желают и нарочного курьера наведаться о здравии вашем отправляют, и о себе объявляют, что они очень весело и покойно поживают и всю петрозаводскую скуку позабывают, и вас к себе в гости приглашают, и бал для вас и пир сделать обещают, и более писать теперь чего не знают…»

— Весело справлено! — Катерина Яковлевна сделала приписку и самолично законвертовала письмо. — А что наш губернатор? Ужли намерен седни всю эту почту прочесть?

— А это зависит от приказаний дражайшей госпожи губернаторши! — в тон ей ответствовал Державин.

— Тогда иди-ка, Ганюшка, я тебе лучше спиночку почешу…

5

28 июня 786-го года, в годовщину восшествия на престол императрицы Катерины Алексеевны, в зале Тамбовского дворянского собрания состоялось празднество, особая пышность которого объяснялась присутствием генерал-губернатора. На сцене представлен был греческий храм. В подражание древнему афинскому обычаю из него вышли попарно дети в белых туниках, с цветочными перевязами. Во время их шествия хор исполнил сочиненный Державиным к сему случаю «Гимн богине»:

Премудрая Афина!

Всещедро божество!

Ты нам покров едина,

Ты наше торжество!

Благоволи прибавить

Щедроту к нам свою,

Почтить того, прославить,

Кто только лишь твою

Одну святую волю

И твой закон хранит…

Дети остановились перед наместником, поднесли ему венец, сплетенный из дубовых листьев, и корзину цветов, а юноша обратился к Гудовичу:

— За оказанные благодеяния здешнему обществу подносим искренние знаки нашей вам благодарности и почтения.

— Позволь, — добавила девушка, — да радость нашу изъявим мы плясками и играми…

Празднество завершилось балом и иллюминацией…

Гудович был в восторге от оказанной ему чести. Отъехав в Рязань, он там столь часто повторял подробности празднества, что каждый знал о них, словно был сам свидетелем торжества. Рязанский губернатор Волков прямо говорил, что если и поправится Тамбов, как только Державиным.

Между тем дела в губернии были в расстройстве. Плачевное положение усугублялось тем, что за шесть лет Тамбов сменил уже четырех губернаторов. За это время недоимка по губернии выросла громадная. В ведении дел и во всех присутственных местах царил полный беспорядок: некоторые дела были запутаны, заброшены, а другие и вовсе исчезли без следа. Не хватало канцелярских служащих, а те, что были, следуя примеру Бельского, щеголяли и хвастали друг перед другом своими познаниями и ловкостию в науке лихоимства и крючкотворства…

Державин уже много старался и хлопотал о переводе в Тамбов на службу нескольких своих прежних сослуживцев и вообще любимых им лиц из Петрозаводска, Питербурха и Москвы. Переманивал он Грибовского, которого собирался сделать директором училищ. Звал Эмина, затем переводчика Тацита — Поспелова, и все покамест напрасно.

Самый город был в жалком положении: присутственные места разваливались без ремонта, а частные здания строились как попало — без планов и архитекторов.

Сами границы Тамбовской и смежных с нею губерний были еще совершенно не определены и не ведомы никому. Производство уголовных