Рафаэль - Лорел Гамильтон

— Наполни глаза своей силой, Анита, и скажи мне, что ты видишь.

Это больше походило на приказ, но мне нужна была вся информация, которую я могу добыть этой ночью, так что я послушалась. Вокруг Гектора был черный орел, и это не была его аура, потому что она жалась к его телу и была темного, краснокирпичного цвета. Мне говорили, что моя аура местами вспыхивает красным, и это не по вкусу многим психопрактикам, но грязный оттенок красного у ауры Гектора означал болезнь. Аура должна быть чистой и яркой, независимо от своего цвета или сочетания цветов. Если она темнеет или становится грязной, значит, что-то не так. В данном случае не было ощущения физического заболевания — скорее ментального или эмоционального, однако, каким бы оно ни было, это было серьезно.

— Что это за черное сияние вокруг его ауры? — Спросила я.

— Хорошо, значит, ты видишь то же, что и мы. — Сказала Нева.

— Прежде у Падмы не было силы голоса. — Заметила Пьеретта.

— Гектор не бруха. — Вмешался Бенито.

— Это не его сила. — Ответила Нева.

— Тогда откуда она взялась? — Поинтересовалась Клодия.

Ей ответила Пьеретта:

— От Падмы.

В один голос с ней ответила и я:

— От Мастера Зверей.

— Тьма, что внутри него, исходит не от вампира. — Заметила молодая ведьма с короткими волосами.

— Эта тьма не похожа на силу тех вампиров, что ты встречала, mija («дочка» по-испански — прим. переводчика), и все же это вампир. — Возразила Нева.

— Ты уже видела эту тьму раньше. — Заметила я, глядя на Неву. Она как будто светилась изнутри, словно по ее нервам бежал золотистый свет. Он был слабым, но напомнил мне о том, что звезды — это просто очень далекие солнца.

— Да, много лет назад она приходила к нам, притворяясь Санта Муэрте («святая смерть», культ персонифицированной смерти в США и Мексике — прим. переводчика), но она ею не была, как и богиней, которой себя провозгласила, однако она была могущественна. Мы называли ее Madre de la Oscuridad.

— Я не знаю, что значит «oscuridad». — Сказала я.

— Это значит «тьма». — Ответила Клодия.

— Madre de la Oscuridad, то есть, Мать Тьмы, ты говоришь о Матери Всей Тьмы, о первом вампире?

— Так она себя называла. — Сказала Нева.

Я чуть было не спросила ее, не была ли она той бруха, которая сказала Мамочке Тьме, что она вовсе не святая и не богиня, но, скорее всего, это был предок Невы, потому что вампиры, которые решают поиграть в богов, не любят, когда им перечат. Лучше просто подыгрывать этой иллюзии и убить их как можно скорее. Конечно, один раз я ее уже убила, но, как и в случае со всеми опасными монстрами, одного раза могло быть недостаточно.

Мне вдруг стало так страшно, что по коже побежали мурашки, и я просто не могла больше смотреть ни на темную силу, окружавшую Гектора, ни на сияющую энергию под кожей Невы. Я знала, что мои глаза вернулись в норму. Я выпила силу Матери Всей Тьмы и считала — мы так считали, — что это ее убило, но, очевидно, что-то мы упустили, и эти остатки сохранились внутри Мастера Зверей, чья метафизическая лапа держала за задницу Гектора. Блядь.

26

Пьеретта коснулась моего лица, и когда я посмотрела ей в глаза, они вновь были угольно-серыми, как штормовые облака. Пьеро заговорил ее губами, покрытыми помадой:

— Это не она, Анита. Мы бы знали, если бы наша злая королева была жива, ведь мы по-прежнему были бы преданы ей.

В моей голове его слова звучали разумно, но какая-то часть моего мозга, очень древняя, знала, что тьма реальна и вполне себе существует, и она сопротивлялась этой логике. Особенно теперь, когда магия в голосе Гектора подействовала на меня и на публику. Через меня Жан-Клод хотел узнать, насколько силен Гектор, или насколько силен Падма, он чувствовал эту магию, но на меня саму слова не подействовали. Когда Гектор сказал, что Рафаэль отдаст их на растерзание вампирам, это ощущалось ужасно, но так, словно я сама не могла или не хотела прочувствовать смысл сказанного в полной мере. Когда он сказал, что Рафаэль отдаст их, это ощущалось так же, как во все те разы, когда тебя оставляют нежеланным, бросают.

— Нам нужно отвлечь мастера, который использует Гектора. — Сказала Пьеретта или Пьеро.

Я посмотрела в эти глаза цвета штормовых облаков на ее лице, и поняла, что мне не хватает ее родных карих.

— Как? — Спросила я.

— Как нам отвлечь его, не нападая? — Уточнил Бенито.

Пьеро улыбнулся губами Пьеретты, после чего она скользнула ко мне на колени, обвив одной рукой за шею, а другую оставив свободной, чтобы сохранить возможность потянуться за оружием, хотя никто из них не сделал это намеренно. Для моей руки было естественно скользнуть по ее талии, в то время как другой я придержала ее за бедро, чтобы помочь ей удержаться на моих коленях, пока она усаживалась поудобнее. Этот процесс взволновал бы меня сильнее, будь я мужчиной, но все же она меня отвлекала. Возможно, в этом и заключался смысл, потому что все эти прикосновения и ее пристраивание на моих коленях помогли мне успокоиться. Я снова могла думать, и голос Гектора не пробивался ко мне. Пьеретта ведь даже не была моей moitié bête, значит, дело было только в том, что она — леопард, мое первое животное зова? Касаться своих зверей всегда было приятно. Жан-Клод шепнул в моей голове:

«Она — наша любовница, ma petite, в этом и заключается сила нашей линии крови.»

Пьеретта покосилась на Бенито, который наклонился к нам, пока Клодия следила за толпой, а Рафаэль пытался опровергнуть обвинения Гектора.

— Мастер Гектора всегда имел слабость к дамам. — Заметила Пьеретта.

— У него кинк на изнасилования. — Сказала я.

— Не думай о плохом, Анита. — Ответила мне Пьеретта, и ее глаза по-прежнему были серыми. — Нам нужно соблазнить его, и твой хмурый настрой в этом не помощник.

— Ему нравятся партнеры, которые сопротивляются. — Возразила я.

— Это правда, но больше всего ему нравится, когда женщина, которая счастлива с кем-то другим и влюблена в кого-то другого, украдена от этого кого-то. Еще лучше, если при этом он может заставить ее партнера смотреть.

Гнев нахлынул на меня, словно с тех пор прошли минуты, а не годы. Я все еще видела Ханну с окровавленным лицом, в разодранном платье, слышала смех Фернандо в ответ на ее