Под чужим знаменем - Игорь Болгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фотографии для чекиста – тоже свидетели. Они давали показания, нужно было только внимательно всмотреться в них. И эти показания были против их хозяина, они говорили красноречиво о нем как о человеке заурядном и самовлюбленном. Такие люди обыкновенно упрямы.
– А вы его пока не трогайте, – небрежно бросив на стол фотографии, посоветовал Лацис. – Пусть денек потомится. Глядишь, разговорчивее станет. Такая порода больше всего боится неизвестности.
– Денек?.. Да за денек они могут такого натворить!..
– Умение ждать – тоже немалая чекистская наука, Петр Тимофеевич, – строго заметил Лацис.
Потом они обсуждали текущие дела. Их в середине дня уже накопилось немало, все они были важные, все требовали безотлагательного решения.
В завершение разговора Лацис рассказал Фролову, что к нему обратился управляющий делами ЦК КП(б) У Станислав Викентьевич Косиор, по совместительству возглавляющий недавно созданное Зафронтовое бюро. Просил помочь наладить надежную связь с Харьковом. До сих пор она осуществляется курьерами от случая к случаю, и зачастую ценная информация приходит с большим опозданием, устаревает.
Слушая Лациса, Фролов все больше хмурился. Он понимал: к хорошо налаженной и пока не имевшей провалов эстафете, по которой передавал свои донесения Кольцов, Косиор рассчитывает подключить и своих людей из харьковского подполья. Дело общее, это ясно. И все же умножалась вероятность провала эстафеты и неизмеримо увеличивался риск для самого Кольцова. Фролов так прямо и сказал об этом Лацису.
– Риск, бесспорно, возрастает, – согласился Лацис. – Однако мы должны выполнить приказ.
– Надо подумать, – потер подбородок Фролов. – Можно сдублировать эстафету. Наладить еще одну – запасную. Она, в общем, уже существует, хотя мы ею еще не пользовались. Через Харьковское депо. Вот ее и нужно попытаться привести в действие. Пока пусть ею пользуется Зафронтовое бюро, а в случае надобности к ней сможет подключиться и Кольцов.
Лацис согласился с доводами Фролова, и они договорились вернуться к этому разговору еще раз в ближайшие же дни.
В приемной Фролова ожидал, сложив руки между коленками, Красильников. Они пошли по длинному коридору ЧК, и шаги их гулко отдавались в огромном помещении.
– Мальчик где?
– В дежурке! Как-то надо и с ним решать. Малец, конечно, многое знает, это точно, но упрямый, вряд ли что скажет… Может, его в Боярку отправим? – предложил Красильников. – Там приемник для малолетних организовали…
– Подумаем! – ответил Фролов.
Семен Алексеевич открыл дверь в дежурку. Поискал глазами Юру, увидел, весело спросил его:
– Ну, что нового в гарнизоне, Юрий?
– Ничего, – буркнул Юра, не принимая нарочито веселого тона Красильникова.
– Ничего – это уже хорошо, – будто не замечая отчужденного тона, вмешался Фролов. – Собирайся, пойдем ко мне в гости.
– Зачем?.. – настороженно спросил Юра.
– Ну пообедаем вместе, если, конечно, не возражаешь, – предложил Фролов. – И подумаем, как тебе дальше жить.
После стольких событий в доме Сперанских Юру охватило какое-то странное, дремотное равнодушие, словно между ним и миром выросла непроницаемая ни для чувств, ни для воспоминаний стена. Вот почему Юра молчал и апатично принял приглашение Фролова. Жил Фролов в гостинице «Франсуа», фасад которой выходил на шумную улицу. Мимо гостиницы с утра до ночи проносились легкомысленные пролетки, катили солидные кареты, а в подъезде вечно толпились какие-то подозрительные, юркие люди. И трудно было понять, что привлекает их сюда, что связывает этих столь непохожих людей – подчеркнуто высокомерных господ, как попало одетых сутенеров, молодящихся бывших дорогих женщин и их надменных, спешащих стать поскорее дорогими молоденьких конкуренток. Все они толпились, перешептываясь и перебраниваясь друг с другом, возле гостиницы. Это был чужой, враждебный Фролову мир.
Завидев Фролова, все эти люди еще сильней заперешептывались, засуетились, запереглядывались. Но только он подошел к гостинице, как все они молча и боязливо расступились.
В номере Фролова за шкафом Юра увидел еще одну широко распахнутую дверь, которая вела в маленькую комнатку, где стояла узкая койка, тщательно заправленная грубым одеялом, стол и два стула у стены, на которые грудами были навалены книги. Юре очень захотелось посмотреть, что читает Фролов, но он тут же посчитал, что неудобно любопытствовать, едва вступив в чужое жилье.
На столе, где уже стоял только что вскипевший чайник, – из его носика выбивалась горячая и добродушная струя, – появилась еда: очищенная тарань, краюха хлеба, две горсти сахара на бумаге.
Горячий чай определенно разморил Фролова. Он расстегнул ворот гимнастерки, отчего его худая шея с остро выпирающим кадыком стала еще тоньше и длиннее. И сам он показался Юре таким домашним и чуть-чуть беспомощным. Уже не чекистом. Юра посмотрел на него, вспомнил что-то, поперхнулся и вдруг выпалил:
– Мы в гимназии одного учителя Сусликом дразнили.
Фролов недоуменно покосился на мальчика и вместе с тем обрадовался тому, что Юра сам с ним заговорил.
– Он что, тоже, как я, чай прихлебывал? – озорно, по-мальчишески спросил Фролов.
– Нет, просто он на вас чем-то похож, – сказал Юра и почувствовал, как покраснело и загорелось его лицо.
Но Фролов вовсе не рассердился – добродушно усмехнулся, покачал головой.
– Сусликом, говоришь?.. Нет, не угадал. У меня в тюрьме другая кличка была, – доверительно сказал он мальчику.
– Вы… вы сидели в тюрьме? – удивился Юра.
– И не один год, и не один раз!
– А что вы… украли? За что вас… в тюрьму? – беспрестанно и боязливо продолжал удивляться Юра.
– Украл?.. – переспросил Фролов, несколько мгновений помедлил, взял в руки принесенную Юрой книжку. – А разве Монте-Кристо, перед тем как его заточили в крепость Иф, что-нибудь украл?.. Понимаешь, штука какая, Юра! В тюрьмах частенько сидели не те, кто воровал, а кого обворовывали…
– Это был совершенно необыкновенный человек! – с жаром воскликнул Юра, обиженный за своего любимого героя.
Фролов усмехнулся:
– Ну, положим, не такой уж он необыкновенный… Чему посвятил он свою жизнь? Каким идеалам служил? Мстить своим врагам – вот цель его жизни!.. А я знаю людей, которые совершали подвиги, сидели в тюрьмах, шли на смерть во имя других целей.
– Каких же? – недоуменно спросил Юра.
– Ну, чтобы наступил новый, светлый мир, без деления на богатых и бедных, без несправедливости, без войн…
– Выходит, зря сидели, зря страдали, – рассудительно сказал Юра. – Без конца идет война. И бедных столько, что умирают с голода. Я сам видел. И беспризорников сколько!