М. В. Ломоносов и основание Московского университета - Михаил Тимофеевич Белявский

о запрещении телесных наказаний. Университетская конференция стояла на тех же позициях. Когда в 1765 году Барсов установил, что один из учителей нарушил это запрещение, конференция потребовала немедленно удалить его из университета или сделать ему последнее предупреждение и оштрафовать в размере полугодового жалования. Лишь вмешательство Адодурова, увидевшего в этом покушение на основы крепостнического строя, помешало осуществлению решения профессоров[508].

Крупную роль сыграл Поповский и в воспитании деятелей русской культуры и науки. Достаточно сказать, что в числе его учеников и слушателей были Фонвизин, Аничков, Новиков, Десницкий, Чулков и др. Они слушали лекции и речи Поповского, участвовали в диспутах под его руководством и были на его стороне в той борьбе, которую он вел против врагов культурного и научного развития России.

Самоотверженная, патриотическая деятельность Поповского в Московском университете встречала сопротивление реакционеров. У него отняли курс философии и передали его иностранцу Фромману, восстановившему чтение лекций на латинском языке и отстаивавшему идеалистические взгляды. На него клеветали, изводили мелкими придирками, срывали проведение его предложений, направленных на укрепление демократических, прогрессивных тенденций в работе университета[509]. Это подорвало и без того слабое здоровье Поповского (он, очевидно, был болен туберкулезом), и 13 февраля 1760 года в расцвете своих творческих сил Поповский умер[510]. Его смерть была тяжелой утратой не только для Московского университета, но и для всей русской культуры.

Очень показательно, что Ломоносов, подводя итог своей деятельности в обширной «Росписи сочинениям и другим трудам», из всех своих учеников называет лишь Поповского. «Читал лекции стихотворческие, и по оным обучился поэзии студент Поповский, который после того был профессором красноречия в Московском университете»,[511] — писал он. Уже упоминание его имени в законченной незадолго до смерти записи указывает, как высоко ценил Ломоносов заслуги Поповского перед русской национальной культурой и наукой.

Современники и потомки также высоко ценили деятельность Поповского. Многократно переиздавались его произведения: «Опыт о человеке», переводы Локка, Горация. В первых номерах издававшегося Московским университетом в 1760–1762 годах литературного еженедельника «Полезное увеселение» были напечатаны его уцелевшие переводы из Горация и двух французских стихотворений «О добродетели» и «О человеке»[512]. Особую роль в популяризации творчества Поповского и его идей сыграл замечательный русский просветитель Николай Новиков. Он заботливо собирал сведения о жизни и творчестве Поповского и составил первую его биографию. В 1772 году, через 12 лет после смерти Поповского, он в своем журнале «Живописец» рядом со знаменитым «Отрывком из путешествия в*** И***

«Письмо о пользе наук» Поповского, «Живописец», 1772, № 8 Библиотека им. Горького

T***» поместил стихотворное письмо Поповского «О пользе наук», пропагандировавшее материалистические и просветительские идеи ломоносовского «Письма о пользе стекла».

В предисловии к первому номеру «СПБ ученых ведомостей», издававшихся им в 1777 году, Новиков обратился к читателям с призывом «к сочинению надписей к личным изображениям Российских ученых мужей и писателей». Знаменательно, что Новиков считал наиболее заслуживающими этого Феофана Прокоповича, Кантемира и Поповского. Он не включил в их число Ломоносова, считая, что надпись Поповского правильно оценивает деятельность Ломоносова: «Сочинение надписи к личному изображению М. В. Ломоносова не предложил не от забвения, но для того, что она уже была сочинена Н. Н. Поповским», — писал он, публикуя ее вновь «для тех, кои не имели случая ее видеть»[513]. Несколько позже Новиков напечатал стихотворные надписи к портрету Поповского, полученные им от Г. Р. Державина, Ф. Козловского, М. Н. Муравьева.

Поповский был поставлен в крайне неблагоприятные условия. Выступая на торжественных заседаниях перед представителями официальной России с речью или одой, проверенной и исправленной куратором и директором, реакционной профессурой и духовными властями, Поповский не мог прямо говорить то, что он считал необходимым. Личный же архив Поповского до нас не дошел. Представим на минуту, что до нас дошли бы только торжественные оды и речи Ломоносова — насколько обедненным и искаженным получился бы его образ. А именно так обстоит дело с творчеством Поповского.

В 1791 году друг Радищева Петр Челищев совершил путешествие по северу России. Посетив место рождения Ломоносова, он поставил там первый памятник великому сыну русского народа. Верх памятника украшали слова надписи Поповского к портрету Ломоносова: «Московский здесь Парнас изобразил витию…». Это говорит о многом — и о явной преемственности между последователями Ломоносова и радищевцами, и о широкой известности Поповского[514]. Не случайно А. С. Пушкин вывез из библиотеки Полотняного Завода и поместил в свою библиотеку переведенный Поповским «Опыт о человеке»[515].

В. Г. Белинский, характеризуя историю развития русской литературы до Пушкина, высоко оценил деятельность Поповского. Приведя большой отрывок из словаря Новикова, Белинский писал: «Стихи Поповского, по своему времени, действительно хороши, а недовольство его несовершенством трудов своих еще более обнаруживает в нем человека с дарованием. Замечательно, что многие места переведенного им «Опыта» были не пропущены тогдашнею цензурою»[516].

Московский университет всегда гордился своим первым профессором. Его лекцией по философии и речью в день первой годовщины университета он открыл четырехтомное издание речей русских профессоров. Отмечая выдающуюся речь Поповского в истории русской литературы и просвещения, автор предисловия подчеркивал, что своей славой он, как и другие профессора университета, обязан «не происхождению и случаю, а неустанным трудам своим», которые проходили в непрерывной борьбе с «бедностью и унижением».

В XIX веке дворянские буржуазные историки и литературоведы замалчивали и фальсифицировали прогрессивное направление деятельности Поповского. Лишь в советское время ученый, философ, поэт, патриот Поповский по праву занял достойное место в ряду представителей русской передовой культуры и науки середины XVIII века. Верой в силу человеческого разума, жизнеутверждающим оптимизмом было воодушевлено все творчество Поповского, патриота, гуманиста и просветителя. Ему, как и многим его современникам, оказалось не под силу выйти из рамок, которые были ему поставлены эпохой. Но по своему содержанию вся его деятельность и творчество были протестом против того положения, в котором находился русский народ в условиях господства самодержавно-крепостнического строя. Нельзя забывать, что Поповский умер в 1760 году — еще при жизни Ломоносова, почти за десятилетие до появления сатирических, просветительских журналов Новикова и задолго до крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева, появления радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву» и французской революции.

Московский университет имеет все основания гордиться тем, что уже в первые годы своего существования он стал центром пропаганды передовых материалистических и демократических идей и теорий. Важную роль в этом сыграл первый профессор университета, ученик и соратник Ломоносова Николай Поповский.

* * *

Мы