Ольф. Книга третья - Петр Ингвин

будто бы ничего не произошло. Мироздание осталось на месте, небо не упало на землю, атланты и кариатиды не прогнулись и не склонили глав под тяжестью гигантских глыб. Собственно, на месте подразумевавшихся глыб оказался скромный навес из сомнений, легко разбиваемых доводами, которых нашлось неожиданно много.

К телефонному разговору с Любой я готовился как к главному экзамену жизни. Конечно, рассказывать о том, что произошло, я не стал, оно умрет вместе со мной. Я сволочь, я малодушная тварь, но все уже случилось, ничего не изменить.

Среди прочего я сказал:

– У меня ключи от квартиры потерялись, я их у вас не оставил?

– Не находила. Посмотрю внимательней.

– Уже не важно, я сделал дубликаты.

– А как же ты домой попал? Сидел под дверью, пока Маша с работы не пришла?!

Трудно врать, но надо.

– Она пришла быстро.

Какая же я мразь. Люба за меня переживает, а я…

Скоро все изменится. До свадьбы осталось немного.

Вечером я сидел перед компьютером, изливая мысли в буквы, а из них составляя ничего не значившие слова. Все равно главного не сказать, как ни старайся. Мысль изреченная есть ложь. Писатели – обманщики. Все поголовно.

«Любовь. Береги и берегись!»

«Любимая, как еще рассказать о своей любви к тебе? Песнями трубадуров и менестрелей? Стихами и сонетами великих поэтов древности и современности? Или изящной вязью слов, давно сплетенной в паутину красивостей сонмом гениев, талантов и графоманов, упорных бездарей и имеющих божью искру литераторов, возжигающих этой искрой неистовое пламя. Мы выросли из одежды прежних авторитетов, Кавальканти нам стал неинтересен, Пизано кажется отстало-вычурным, Фичино – сально-грубоватым, смешным и непонятным. Данте – утомительным. Знаменитое "Зерцало любви" Готтифреди – на современный взгляд это всего лишь циничное пособие, сделанное в виде диалога и разбавленное умничаньем и псевдофилософией. Пособие учит тому, что молодой девушке, живущей под одной крышей с сородичами, надо не забыть смазать дверные петли и противовес, чтобы не скрежетали, привязать язычок колокольчика двумя веревочками, заранее приготовить войлочные тапочки и ждать любимого человека на кровати, перебранной под предлогом избавления от клопов, чтобы не было скрипов. Не подумай ничего плохого, это же средние века, католическая страна, строгие нравы. Не подумала? Ну и замечательно.

Любовь – дело опасное, каждый, наверняка, испытал это на собственной шкуре. Она вредит либо одному, либо другому, либо обоим вместе – видимо, чтобы второму не обидно было. Этакая шутка небес. Так они развлекаются, небеса. А взаимная любовь – штука вообще особенная, достойная занесения в Красную книгу. Она редко бывает счастливой и благополучной, об этом говорит опыт мировой литературы и кинематографии. На пути влюбленных всегда встают какие-то препятствия, разлуки, моральные нормы и законы, неодолимые барьеры, свои и чужие дети и родители, приказы начальства и государственные границы. А влюбленный не заглядывает в будущее с линейкой и калькулятором, он грезит и верит, что все как-нибудь устроится, главное для него – быть рядом. С милым рай и в шалаше. И вот, через двадцать лет: любовь прошла, шалаш остался. Потому большинство авторов свои романы о любви кончают свадьбой. Лицемеры. Коньюнктурщики. Акулы пера, перо им в хвост и в гриву.

Настоящий роман о любви свадьбой начинается.

Многие думают, что мужчина женится на женщине, близкой к его идеалу. Нет же, большинство почему-то устраивается так, чтобы испытывать дискомфорт от недостатков жены. Женщина тоже вроде бы выбирает сама, прекрасно зная, что любовь зла, а позже принимает судьбу как должное, хотя и причитает, глядя подбитым глазом на дрыхнущее под столом тело: пусть пьет, пусть бьет, но ведь свой, любимый…

Роман о настоящей любви должен начинаться свадьбой, вот мое мнение.

До свадьбы, до совместного ведения быта, рождения детей и зарабатывания на хлеб насущный, это страсть, влюбленность, первая стадия еще несостоявшейся настоящей любви, до которой расти и расти. Это стадия завоевывания или, грубо говоря, приобретения любимого в собственность. Юридически выражаясь, это все еще право пользования, а дальше необходим переход в право владения, что есть нечто совершенно иное.

Люди не умеют владеть. Не умеют пользоваться тем, чем владеют. Не умеют им распоряжаться. Потому часто теряют.

Мы с тобой не хотим терять. Наша любовь еще так молода, по сравнению с дожившими до золотой свадьбы, но у нас есть спокойная уверенность друг в друге и есть страсть. Такое редко бывает, и это необходимо беречь. Беречь друг друга и наши чувства.

Любимая моя. Девочка моя. Прости за то, что было и не было. Возьми меня за руку. Прижмись щекой. Пусть горячая волна мыслей накроет нас теплым покоем, пусть глаза встретятся, а губы сольются, а мир пусть подождет.

Помечтаем».

В понедельник бывший парень Маши, уже надоевший мне Захар, приехал еще раз. Удивляюсь его настойчивости. Живет в другом городе, но ради Маши…

Нет. Ради себя. И ради своих представлений о Маше. Захар живет мечтами, как и я живу мечтами о Любе. Разница между нами в том, что у меня с Любой будет ослепительное будущее, а у Захара с Машей было прошлое. Возможно, тоже ослепительное, не зря же парнишка никак не успокоится. Я его жалел и, скажу честно, немного завидовал ему. У него было прошлое, у меня нет. В настоящем прошлое ценнее будущего, призрачное будущее то ли будет, то ли нет (человек, как говорится в известной присказке, предполагает, а Бог располагает), а прошлое было точно. С этой точки зрения Захар богаче меня.

Я возвращался от ученика, погодя стояла изумительная, как у классика: мороз и солнце, день чудесный. От сверкавшей белизны рябило в глазах, с ледяной горки с визгом катались дети, дворник расчищал тротуар, несколько водителей откапывали от снега занесенные за ночь машины. Захар стоял на другой стороне двора, довольно далеко, но я узнал его сразу. Судя по всему, он приехал давно и выслеживал. Захар опять сфотографировал меня телефоном на фоне подъезда, к которому я подошел, и отвернулся. Я поднялся в квартиру. Внутри было тихо, Маша, наверное, спит или собирается на работу. После отъезда Юры она работала почти каждый день, ей дали возможность проявить себя, чтобы со временем пошла на повышение. Маша старалась. Отныне выходные у нее получались вразброс, стабильно – только вторники. Наверное, это сделали по ее просьбе – день свиданий с Юрой обязан был оставаться свободным. Даже в отсутствие Юры, как в эти недели, пока он не вернулся с отдыха.

До времени, когда Маша уходила, было далеко, но подготовка занимала у нее уйму времени, ванна