Замок Пятнистой Розы - Андрей Легостаев

Единственное, что теперь оставалось у Трэггану, кроме несмышленого и такого любимого малыша, мирно спящего рядом с кормилицей, это — друг.

Друг, которому угрожает смерть.

И надежд спасти его уже не было.

Сейс, по прозвищу Белка, родилась в Реухале и никогда не покидала остров — она безумно боялась проходить через аддаканы. А вдруг они именно в этот момент закроются, как в дни спячки, но не на время, а навсегда? Но сказать об этом хоть кому-нибудь, означало признаться в неверии хозяину мира и острова, великому Димоэту.

Димоэту Сейс верила, регулярно посещала его Храм, приносила пожертвования и обращалась к его величественному монументу, словно к живому, со своими самыми заветными желаниями, о которых не могла признаться ни одной живой душе. Димоэту она верила, а аддаканам — нет.

Среди коренных жителей Города Городов было множество тех, кто никогда не переступал порог аддакана, утверждая, что нечего там, за этими порогами, делать…

Родителей Сейс не знала, ее воспитывала бабка по матери, владевшая старым доходным домом в одном из самых бедных и отдаленных от центра кварталов Реухала. К тому же район пользовался дурной славой и те, что побогаче и те, что с четырьмя пальцами просто боялись заходить сюда. Бабкин шестиэтажный дом был стар и грязен, жильцы норовили не платить, и дела, сколько помнила себя Сейс, всегда шли плохо.

Ей приходилось работать с самого детства, много и на грязной работе, вплоть до выноса с этажей ведер с испражнениями. Бабка держала ее в строгости и в черном теле.

Когда Сейс исполнилось два срока Димоэта и один год — возраст, когда девица считается созревшей для супружеской жизни, бабка совсем выжила из ума. Мало того, что она следила за каждым шагом «ленивой и распутной» внучки, так вдобавок настолько часто твердила, что мужчины есть грех, грязь, порок, разврат, кроме баб, драк и дурмана их ничего не интересует, что Сейс только и ждала того упоительного момента, когда наконец-то ею будет обладать мужчина.

Больше всего в ту пору она любила поздно вечером, когда бабка укладывалась спать, забегать в комнату какой-нибудь квартирантке средних лет и выспрашивать ее об упоениях любви. И знакомки рассказывали. Так рассказывали, что дух захватывало и стонало сладостно где-то внизу живота.

А бабка все твердила, что мужчины — грех, грязь и непотребство.

Хотя Сейс прекрасно знала, что та сама родила в молодые годы девятерых младенцев во грехе, но всех, кроме матери Сейс, подбросила к аддаканам, добрым людям. Да и мать Сейс она оставила себе только потому, что о ребенке случайно прознал элиран и в противном случае бабку могли посадить в тюрьму.

Бабка относилась к собственной дочери, как к врагам не относятся. Она замучила ее своими строгостями, наказаниями и постоянными нравоучениями так, что та при первой возможности сбежала ночью из дома, улеглась спать с пьяным тушеносом с торговых рядов и в неполных два срока Димоэта родила вне брака Сейс. Выкормив грудью дочку, мать Сейс не выдержала постоянной ругани бабки — поднялась на крышу родного дома и бросилась к небу, словно была птицей небесной…

Все это рассказывали старые жильцы дома, да и у бабки иногда сквозь ругань и, как всегда, в черном свете, проскальзывали воспоминания об этом.

А Сейс мечтала. Даже не о принце на белом коне, нет — просто о любви.

Но под неусыпным взором бабки даже с вечно усталыми, пьяными жильцами не могла обмолвиться несколькими словами.

И однажды, глубокой ночью, пробралась в комнату одного не слишком старого и противного постояльца, все время смотревшего на нее смазливыми глазами и при встречах старавшегося якобы невзначай коснуться ее. В тот вечер он был пьян и в очередной раз сказал ей что-то дежурно-зазывающее. Тогда она быстро шепнула ему, что придет. Когда пришла, он был пьян еще больше, комнату наполняли запахи перегара и еще чего-то противного. Почти без слов он повалил ее на кровать, срывая одежды и… И ничего не смог. Она хотела убежать от него, но он набросился на нее, повалил на кровать, подмяв под себя… и обрубился. Она столкнула с себя его ватное тело. Долго плакала, глядя на беспробудного пьяницу и проклиная свою девственность. В память навсегда врезался неприятный запах и вид пьяных слюней, текущих изо рта…

Но наутро Сейс сообщила всем подругам, что свершилось — постоялец все равно ничего не помнил, кроме того, что она приходила. Бабка тоже узнала и устроила грандиозный скандал на весь дом, в ее обличающей речи слова «шлюха», «стерва» и «курвина дочь» были самыми безобидными и приличными. А Сейс гордилась этим скандалом. И плакала по ночам.

Перед самым закрытием аддаканов на спячку пред Праздниками Димоэта бабка умерла. Сейс, как положено, выполнила все погребальные обряды и даже вполне искренне плакала, провожая в последний путь человека, которого ненавидела всю жизнь.

Она вступила в наследие домом и первым делом выгнала того постояльца. А потом и остальных пьяниц. Она решила привести дом хоть в какой-нибудь порядок и продать. В бабкиной комнате она обнаружила тайник с очень приличной суммой серебром — Сейс хватит на несколько лет, чтобы жить ни о чем не думая несколько лет, купив небольшой приличный домик где-нибудь на окраине.

Но одно не давало ей покоя — девственность. Подруги, давно познавшие жизнь, стали водить ее по кабакам, учили, как вести себя с мужчинами.

Во время спячки аддаканов в Реухале довольно скучно. Несколько раз Сейс знакомилась с мужчинами, но в решающие мгновения ей не хватало смелости и она, под разными предлогами, а то и без оных, убегала от новых знакомых не доведя дело до желанного. Она боялась. Она ждала Праздников Димоэта.

И они, разумеется, наступили. Сегодня она смотрела на Арену Димоэта и мечтала, что вон тот стройный левша, побеждающий всех, гладит ее, ласкает, любит ее…

Этого не могло быть никогда, потому что не могло быть.

И Сейс решила плюнуть на все, на себя, на загубленную жизнь и довести дело до конца с кем угодно.

Вместе с подругой, одев легкомысленное красное платье, она пошла в разгульный кабак и с горя попробовала кячку — дурманящие сливы — которых никогда не позволяла себе даже понюхать. В кабачке «Внутренний взгляд» она познакомилась с воином, выступавшим сегодня на Состязаниях. Он не был так хорош, как тот левша, но он был воин, даже дошел до третьего круга. Она пыталась быть ласковой с ним, отгоняя неприятные мысли, стараясь не замечать, что он пьян, груб и глуп. А когда он прямо за столом полез к ней за ворот, она не выдержала и завизжала. Он порвал ей платье и ударил по лицу. Она схватила со стола нож, забыв обо всем, намереваясь убить его, а потом воткнуть оружие в себя. Но была схвачена подоспевшими парнями, охранявшими порядок в кабаке и отправлена с другими пьяницами и девками в ближайший элиранат.