Пристрастные рассказы - Лиля Брик

15.2.1930. Заказали билеты до Берлина. Закрытие выставки. Резолюция: народный поэт; выставку отдать в Ленинский музей, размножить для клубов и союзных республик.

16.2.1930. Зашла проститься с Асеевыми — там Родченки, Кирсановы, Катанян, Крученых — играют в Mah.

22.2.1930. Берлин. Выехали из Москвы 18-го. Книги послали через Польшу багажем. В Столбцах поразили ослепительно белые булочки и кланящиеся лакеи и носильщики. Нас отделяют от них не 13, а 300 лет.

В Варшаве прошлись по улицам — неуютно. Быстро вернулись на вокзал.

В Берлине бастовали такси, ездили одни штрейкбрехеры. До гостиницы чемодан донес носильщик. Kurfürstenhotel'a на старом месте не оказалось — заехали к заместителю. Ни стола, ни стула — сплошная кровать. Одеяла в цветах. Занавески на окнах розовые. Не для нас с Осей. И 20 марок в день. На завтра узнали адрес старого отеля и переехали.

Нас осаждают наши кинорежиссеры.

Мы здесь 3 дня, а ощущение такое, что 3 месяца. Хотя нигде не были, ничего не видели. Купили Осе пальто и шляпу — уж очень он был страшный в своей шубе. А больше ничего и не хочется и денег нет. Никогда больше не буду стараться ехать за границу…

25.2.1930. Были в Malik'e.[104] Смотрели хваленый «Белый ад».[105] Если грешников в аду мучают такими картинами, то это действительно невыносимо. Шатались в центре. Снимались в автоматической фотографии — 8 минут, 6 поз. Пили чай в кафе с жалкой музычкой.

27.2.1930. Ося был в Рейхстаге. Ком. депутат, кот. его там встретил сказал, что это das billigste Berliner Theater, wird aber auch nicht viel geboten.[106]

28.2.1930. Смотрели «Дрейфуса».[107] Хорошо играют! В 1-м ряду сидел Эйнштейн. Письмо от Володи.

1.3.1930. Ося накупил наших классиков.

В. В. Маяковскому в Москву (Берлин, 2 марта 1930)

Любимый мой Щенит!

В письме ничего не напишешь — всё расскажем когда приедем. К нам ходит масса народу. Одеты мы пока что во всё московское. Только Оське купили пальто и шляпу.

Говорила по телефону с мамой и с Эльзой — здорово! Они к нам приедут — английскую визу нам, должно быть, не дадут.

«Клоп» во Франкфурте пока что не идет, но пойдет — поеду на премьеру.

Ося накупил у антикваров массу «наших» классиков и не нарадуется на них.

Лучше всего здесь песики! Вчера видела в Тиргартене двух белых бульдожьих щененков на одной сворке, а скотики просто невозможно маленькие! Шнейт ходит к нам за печеньем, служит и дает лапку; он ездит с нами на лифте.

Напиши, что у вас в Раппе и у нас в Рефе.

Обгладь у Бульки все местечки, передай Моте, чтоб не забывала ее мыть.

Малик выслал тебе вчера два экземпляра «150.000.000».

Обязательно скажи Снобу что адрес я свой оставила, но никто ко мне не пришел и это очень плохо.

На днях отправлю тебе посылку. Что ты делаешь? С кем встречаешься?

Люби меня, пожалуйста.

Я тебя оч. оч. люблю и оч. оч. скучаю.

3.3.1930. Оболенский едет в Москву — занесла ему мелочи для Володи. Ося делал доклад в нашем клубе.

4.3.1930. Смотрели Чаплина. Перед картиной американцы играли на губных гармошках и негр-карлик танцовал на лестнице чечетку.

5.3.1930. Звонила Эля.

6.3.1930. День безработных. На Leipzigerstr. полицейские нагайками избили рабочего. Большая демонстрация не состоялась — полиция слишком хорошо организована.

9.3.1930. Всё утро ходила по Zoo, ласкала львятика. Смотрела новую улицу на Kurfürstendamm — не бог весть что.

10.3.1930. Опять была в Zoo.

«Hay Tang» с May Wong[108] — боже царя храни и как ныне собирается вещий Олег.

11.3.1930. Сегодня наш день свадьбы. Ося прислал совсем фарфоровые розы. Осе предложили доклады на нем. языке в Берлине, Кенигсберге, Гамбурге. Печататься можно почти везде по принципу — не издательство нас компрометирует а мы — издательство.

Были на «Генеральной».[109] Много вырезано. Кто-то свистел. Потом посидели в кафе.

12.3.1930. Днем заседание о тон-фильме. Постановили: написать в союз об организации общества для делания советских звуковых картин на заграничном матерьяле и для синхронизации культ и игровых фильмов, сделанных в союзе.

13.3.1930. Всё утро прождали в торгпредстве пока добились просмотра «Голубого экспресса».[110] Будем переделывать.

14.3.1930. Дама патронесса в родильном приюте милостиво спросила женщину с очень красивыми рыжими волосами: «У вашего ребенка такие же чудесные волосы?» — Нет, черные. — «Ваш муж брюнет?» — Не знаю, он был в шляпе. Про Эйзенштейна: предпочитаю из статистов делать крестьян, чем из крестьян — статистов.

17.3.1930. Мама телеграфировала, что обе визы получены.

18.3.1930. Днем на приеме в полпредстве.

20.3.1930. …Много жалких людей на улице — смотрят в окна кафе. Старухи продают газеты.

Письмо от Родченок про «За рубежом». В каком роде, про что — не пишут.

22.3.1930. Опять в Zoo. Моего львенка продали в Мюнхенский зоологический сад. Сторож сказал мне об этом по настоящему грустно: Alle die kleinen verkauft.[111] Я чуть не расплакалась и после этого страшно жалко было смотреть на зверей.

Были на «Zwei Herzen im Dreivierteltakt»:[112] вначале музыкант, вроде Шуберта, исправляет музыкальную фразу; ее же потом насвистывает мальчишка; наигрывает бродячий музыкант; под нее же танцуют девушки и т. д.

Встретили Эльзу с Арагоном. Он не встречается с Эйзенштейном за то, что тот жал руку Маринетти и снимался с ним на фотографии.

25.3.1930. Сегодня был Осин доклад. Говорил он блестяще. Аудитория — политехнический. Выступали ораторы: за толстые книжки, за живого человека, о том, что искусство имеет право быть каким угодно, только не скучным. Только один молодой парень сказал, что Ося прав, что пока на свете есть хоть один безработный, пока классовая борьба не закончена, каждый человек должен бороться за пролетариат — литературой так же как и всяким другим оружием.

27.3.1930. Взяли билеты в Лондон. Смотрели в Zoo пумят и обезьянок.

28.3.1930. Были в Фатерланде. Помесь из стиля модерн с Фатерландом.

Хорош Арагон, Ужасно обидно, что не умею запомнить то, что он рассказывает.

29.3.1930. Устала. Предотъездная беготня. Рада, что едем — здесь надоело.

30.3.1930. Смотрели в кино Наварро любовное объяснение под луной и т. п. Арагон грустно сказал: Mais c'est d'un comique incroyable.[113] Потом Анну Каренину с Гарбо и Гильбертом — не досидели, несмотря на весь комизм.