Коктейль для Барби - Штеффи Вольф

Мы еще долго говорим о нашем будущем, я рассказываю Роланду про Ватцельборн. И о моей ссоре с Питбулем и Геро. И о разрыве с Мариусом. И вообще обо всем.

— Ты считаешь, что я изменилась? — спрашиваю я Роланда.

— Может, так оно и есть, — говорит он. — Человек часто сам этого не замечает. Но я думаю, что твои друзья поступили нехорошо, вонзив тебе нож в спину. У каждого человека есть право высказаться в свою защиту, и любому нужно дать шанс исправиться. А с тобой поступи-» ли несправедливо. Может быть, они просто завидуют.

Не думаю. Питбулю незнакомо это чувство, он всегда приходил мне на выручку. А Геро? Геро завидует? Только не Геро! Он умеет радоваться за другого и, если понадобится, снимет с себя последнюю рубашку. Геро ничего не стоит выписать чек какому-нибудь азартному игроку, который со слезами будет просить его: «Пожалуйста, хотя бы еще одну ставку!» Не знаю, что именно я сделала неправильно.

— Вот чего я действительно не понимаю, так это, почему твой бывший вдруг решил жениться, — размышляет Роланд. — Это месть в чистом виде!

— Или отчаяние, — говорю я. — Может быть, он подумал, что, если он не женится сейчас, то вообще останется без невесты. Видел бы ты эту Уши! Ужас, а не девушка.

— Тогда будь довольна, что не вышла за него замуж. Хорошо, что ты узнала, какой Мариус на самом деле. Иначе в браке тебя постигло бы горькое разочарование.

Роланд прав. Я уже вижу себя женой Мариуса, чищу для него картошку, да еще и получаю от него нагоняй, что, мол, «зачем ты это делаешь, ведь в кожуре больше всего витаминов». В ресторане рядом с нами сидят две супружеские пары лет так шестидесяти и говорят о том, как они провели отпуск. Неужели надо обсуждать такие банальные вещи.

«Нам очень повезло с погодой!»

«Еда была очень приличная. Но за свои деньги и хочется получить сервис на должном уровне!»

«В прошлом году все было гораздо дешевле!»

«Вода чудесная, особенно когда первый раз идешь купаться!»

«Вы уже так загорели!»

«Мы отдыхаем уже две недели. Здесь замечательно, но в гостях хорошо, а дома лучше!»

«Местные жители очень дружелюбны!»

«Оставьте нам ваш адрес! Если мы будем в районе Бад-Наугейма, то зайдем к вам на кофе».

Да, да, на Майорке есть очень живописные уголки. Такой бы стала и я, выйдя за Мариуса.

После еды мы еще раз идем к воде. На Гельголанде вообще нельзя заблудиться, потому что по площади он занимает всего лишь один квадратный километр.

Через минуту мы слышим оглушительный крик. Не пираты ли решили захватить остров? Душераздирающие вопли доносятся со сцены, где устраиваются разные вечеринки на открытом воздухе.

Бард в черном костюме держит в руке микрофон, издает какие-то нечленораздельные звуки. Да так громко, как будто этот горе-певец только что обнаружил, что у него вообще есть голос. Если бы тут поблизости была медсестра, можно было бы подумать, что пару секунд назад ему перерезали пуповину и ударили по попке. Артист между тем весь в поту скачет на месте и дрыгает ногами. Скоро удается разобрать, что этот незадачливый бард пытается исполнить что-то из репертуара «Битлз». Меня совершенно не удивляет тот факт, что зрителей на концерте не наблюдается. Бард в гордом одиночестве поет «We all live in a yellow submarine», крутя микрофоном во все возможные стороны.

Потом он орет:

— А теперь все вместе!

Роланд вне себя.

— Этот козел весь вечер портит, — огрызается он. — Там даже не разрешается кататься на велосипеде и играть в мяч, а что делает этот недоумок? У меня сейчас барабанные перепонки лопнут. Слушай, ты, заткнись! — кричит он в направлении сцены, но на барда это не производит ни малейшего впечатления. Тот по ошибке принимает восклицание Роланда за одобрение и тогда уже совсем сходит с ума: он врубает другую мелодию и орет в три раза громче:

— Мы хотим, есть, мы хотим, есть, мы хотим, есть, мы хотим пить! Мы хотим, есть, есть, есть! А теперь все вместе!

Роланд побагровел от гнева. Мне становится страшно. Что это с ним? Агрессивные люди мне совсем не по душе.

— Если этот балбес немедленно не прекратят свое мычание, я перережу провод его идиотского микрофона! — Роланд с устрашающим видом идет в сторону сцены. Сейчас что-то будет!

Бард между тем перешел на песню «Тьма» Вольфганга Петри, и конца этому действу не предвидится. Через несколько секунд воцаряется тишина. Какое-то время он еще поет, но потом стихает. Роланд, злорадно улыбаясь, подходит к сцене. Он и, правда перерезал кабель или, может, выдернул провод из розетки. Проходит еще пара секунд, и начинается настоящий хаос. Бард понимает, что Роланд и есть его обидчик, и спрыгивает со сцены прямо тому на спину. Откуда ни возьмись, появляются туристы и пытаются стащить с Роланда певца, который вцепился в него мертвой хваткой.

Я кричу:

— На помощь, на помощь, да сделайте же что-нибудь!

Какая-то женщина голосит.

— Осторожно, осторожно, тут же дети!

Роланд спотыкается о провод и бежит к воде.

Я за ним. Когда Роланд прыгает вместе со своей ношей в Северное море, ноша кричит:

— Не-ет, я не умею плавать!

После того как барда с помощью веревки и спасательного жилета вытаскивают из воды, он принимает решение немедленно расторгнуть договор с руководством санатория и говорит, что прямо на следующий день уедет с острова, чтобы подать жалобу на Роланда.

Тот только ухмыляется:

— Вот этого я и добивался! Разве покой людей не превыше всего, Каро?

Одно я знаю точно: с Роландом мне никогда не будет скучно. Хотя я не уверена, хочу ли я быть с человеком, который срывается по самому несерьезному поводу, распускает кулаки да еще покрывается красными пятнами.

Мы заказываем белого вина. После восьми бокалов я даже могу подумать о том, что случится со мной, если мы с Роландом не будем вместе. Жить без бойфренда, несомненно, тоже весело. Да мне и не надо думать, что у меня нет друга. Можно просто купить мужчину-манекена. Я буду называть его то Зигфрид, то Мориц, то Измаил, по настроению, и надевать на него разные милые вещички. Измаил — хорошее имя. Приходя вечером домой, я скажу ему: «Привет, любимый», и представлю себе, что он мне отвечает. Измаил не станет мне перечить, он будет просто смотреть на меня пустым, ничего не выражающим взглядом. Я уже вижу, как мы сидим с ним за столом. Так как Измаил — манекен, я могу без труда удалить остатки пищи с его рта. Как чудесно было бы с Измаилом. Я, наверное, не в себе. Если так пойдет и дальше, я превращусь в Нормана Бейтса и стану называть Измаила «мамочкой». Но сначала я куплю ему парик с косой. Наверняка в один прекрасный момент в парике заведутся блохи и клещи. Я и, правда, медленно, но верно схожу с ума. Кроме того, я много выпила.