Пожароопасный период - Н. Денисов

– Помню, как вводили первых помощников у рыбаков. А народ там в то время плавал отпетый – бич на биче, алкаш на алкаше! Ну как-то хватились в море – нет нигде первого! Все обыскали, не нашли. И только в порту, когда разгружали из рифрежераторного трюма брикеты рыбы, нашли под восьмым слоем брикетов замороженный труп помполита. А на другом рыбаке было. Подняли трал с рыбой, развязали его над горловиной трюма. Бывает, что попадет акула или дельфин, перекрывает горловину, рыба не растекается по палубе. И тут такая же заминка. Разгребли, глянули, а там помполит. Когда опускали трал, когда он со скоростью «свистел» за корму, видно, кто-то подтолкнул первого, а другие «не заметили». Виноватых не нашли.

Жуткие истории. Под их впечатлением и выхожу на палубу. Вот они знаменитые ревущие сороковые! Но нам, вероятно, везет. Днем волна была до пяти баллов, а сейчас, под вечер, когда вошли в просторный залив, совсем тихо. Узкая горловина залива означена двумя голыми мысами. Ощущение такое, будто плывешь в нашей Арктике летом. Белые чайки. И еще какие-то полуфантастические темно-коричневые птицы, похожие на мордастых халеев, только более мерзкие – наглым полетом и широченным клювом.

Пуэрто-Мадрин. Сорок третья южная широта, крайняя точка нашего рейса. Грузить нас будут, говорят, местные аборигены, индейцы. Будем брать для Европы тюки шерсти.

Впереди по курсу разлив огней. Порт. Иду проявлять аргентинские фотопленки. Днем точил и шлифовал медные браслеты в машине, в токарке у Лени Разводова. Полкоманды ходит окольцованной: накупили в Байросе браслеты доктора Балмеса. Инструкция-пояснение вещает, что браслет помогает излечить сорок три болезни. Располагать браслет нужно на левой руке на линии «сексуально-сердечного китайского меридиана». И шутки, и ирония, и – серьезная вера! Потому «машинеры» и вытачивают из медной пластины дополнительные браслеты, для подарков.

Утром любовался прекрасным рассветом, каких давно не помню. Слева городок в россыпи огней, а над огоньками краски утра. Пара суденышек на рейде как-то удачно и живописно дополняли картину багряного, ультрамаринового неба на востоке. А в воде – у борта! – резвятся нерпы, котики и морские львы.

Затем нас ставят у причала. Это длинная, выдвинутая в море эстакада на железных сваях, на ней свободно разместились навесы, портовые краны, кнехты, трапы, вольготно курсируют машины.

Вода под эстакадой кипит и бурлит, точно подогреваемая огромным электрокипятильником. И волны, в привычном понимании, не «ходят», плавно набегая, а взбугриваются и пенятся. Под вечер, в свете прожекторов парохода, летают жирные чайки, тоже кругами, безостановочно. И вся эта картина напоминает фантастику. Да если еще вспомнить, что днем запросто разгуливал по причалу на своих лапах-ластах хозяин гарема морских львов, взобравшийся сюда по бетонному трапу – во время прилива. А внизу, на кранцах, довольно высоко от поверхности воды, грелись на скупом солнышке самки львов и нерпы с вечно младенческим выражением на мордочках. Это Мадрин! Южная провинция Аргентины. Заповедная зона, наподобие нашей Камчатки и Командорских островов.

Нет, удивительно! Этот секач-лев, пожалуй, весом с тонну, ползает под краном, через рельсы, подпускает тебя на три-пять метров, а затем свирепо фыркает, скалит клыки, кидается: не подходи, мол, дай отдохнуть «человеку»!

Погода здесь действительно – не Ташкент. Не так уж далече и Антарктида, чувствуется дыхание тамошних льдов, но жить можно. В летнюю пору, говорят, здесь вполне терпимо, вечный бархатный сезон и, прошвырнувшись несколько раз за стоянку в городок, прибранный, ухоженный, убедился в том сам. Много коттеджей и дачных жилищ, дорогих отелей, где отдыхают состоятельные люди. Чистая вода бухты, золотистый песок пляжа, сейчас пустого, разве что приметишь парочку пингвинов, приливы, отливы, а на возвышении холма, у самой дороги, памятник индейцу, говорят, последнему, что вытеснен отсюда белыми людьми. (Навроде нас с начальником рации!). В центре городка, на скрещении двух улиц стоит древний паровозик-кукушка, невесть как занесенный в эти места: чугунки для паровозика ни вблизи, ни окрест нет. За городком, за просторным католическим погостом, просматривается каменистая степь, где круглый год – не надо косить сена! – нагуливаются стада коров, отары овец. Вот откуда здесь вдоволь и мяса и шерсти, тюки которой мы загружаем в пятый и второй трюмы. А вообще-то морской лев и пингвин – символы Мадрина, их изображения украшают сувениры, которыми наполнены все киоски.

Когда-то один капитан предлагал мне сходить в рейс в Антарктиду, но та «поездка» так и не осуществилась, зато теперь счастлив, что побывал вблизи ее, почувствовал дыхание шестого материка. Сколько еще ходить мне по этой планете – на пароходах и пешком, на самолетах и поездах, но не забуду этот Мадрин. Даже эту толпу цыган, приставших к нам на улице, выпрашивая «мани-мани», принимая нас за американцев. И пока я не выгреб всю советскую мелочь, завалявшуюся в карманах, они все лопотали свое «мани», с удивлением разглядывая незнакомые им монеты.

Восемнадцатого июня, рано утром, отшвартовавшись, и сами без помощи буксиров, которых здесь просто нет, вышли в Европу.

Всю ночь и день идем полным ходом. На судне походная тишина, только на корме матросы работают пневмомашинками, долбят ржавчину, красят. Пароход мокрый, как в тропиках, но это просто захлестывают на палубу, на надстройку брызги. Штормит. Помню, помню – ревущие сороковые. Каково здесь было парусным суденышкам!

Поднялся на мостик, и штурман сказал, что в первой декаде июля придем в первый порт Европы – Флиссинген. Зашел начальник. Как всегда, выдает хохмы:

– Ваня, ты написал в тексте радиограммы, что идем из Аргентины в Голландию. Так вот что я тебе скажу, голландским бывает сыр и х., а страна называется Нидерланды. Ха-ха!

«Бойцы» вспоминают о помпе – излюбленная тема.

– Сидел как-то в ресторане за столом с одним рыбацким капитаном. Он рассказывает: ну заел всех первый помощник. Собрались выходить в море, на путину. Народ по этому случаю керосинит. Первый тоже. Подпоили одну бабу из экипажа, раздели ее догола, принесли в каюту к помполиту и бросили ему на койку. В это время по рации объявили: первому помощнику зайти в свою каюту! Он, естественно, зашел. А следом за ним капитан. Карти-ина! Ну как же так? – говорит капитан, – политкомиссар и такое позволяете! Тот начал оправдываться, возмущаться. Капитан в двери: а ну пригласите сюда понятых! Вот таким образом и списали.

Все ближе тропики. А пока на траверзе Монтевидео. Стармех говорит, что в тропиках скорость до 15 узлов и по его подсчетам, в Ванину «Голландию» придем числа шестого-седьмого.

Всякая мелочь, всякая деталь обсасывается на разные лады. Потому что, как выразился электромех, говорить не о чем. Нечем заняться в свободное время. Хорошо, если кто книги читает или чеканкой занимается, а кто просто обременяет кровать, тому совсем худо.

В салоне столовой объявили спартакиаду по настольным играм. А я готовлю очередной номер стенгазеты.

Дни океана. Потек, как говорится, длинный, монотонный переход. Пасмурно. Но теплее. Криков говорит, что по утрам уже можно делать физзарядку на пятом трюме. Но в эту пору, до завтрака, еще так темно, что не хочется выглядывать на «улицу». День тоже пасмурный, на океан смотреть не хочется. Глянешь, будто на привычное степное пространство, безжизненное, безлюдное. Заметили по левому борту встречный пароход и то – разнообразие. Еще парил над океаном альбатрос и небольшая чайка. Все. А как там «машинеры»? Выскочишь, глянешь на небо: еклмн! Потеха.

Занимаюсь стенгазетой. Сделал, вроде, неплохую ироническую статейку, собираю заметки. Не торопятся писать братцы- мореманы. А я тороплюсь. Просто тороплюсь жить. Потому раздражает пассивность других. Сравнивая, кстати, дальневосточные рейсы с нынешним, прихожу к выводу, что в дальневосточниках еще сохранились остатки романтического огня. Понятно, что дальневосточники – провинциалы, менее испорчены меркантилизмом. Без стеснения не вели разговоры о шмутках. Это как бы запретная тема в разговорах, хотя – «больше гуток, больше шмуток» – поговорка дальневосточников.

...Ничего уже не хочется. Домой бы!

Открыл иллюминатор и такой острой грустью заболела душа. Показался мне океан нашим озером – в пору детства. Будто там, за далью, где-то – камыши, деревни на берегу, утренние рыбаки на плоскодонках. Вот- вот все это покажется, возникнет наяву! Но это только видения, которые проносятся в Памяти. И больше – ничего нет. Есть океан. Большой сегодня и спокойный. А в жизни на берегу, как обухом по голове: начальник рации серьезно разобиделся на заметку в газете, где использовал его шуточки-прибауточки. Ходит, не здоровается. Вот тебе и пироги, вот тебе и гласность! Чувствую: это только начало. Жду следующих реакций. «Реакция» последовала! Первый помощник по-дружески предложил снять стенгазету и «убрать про начальника». А то он раскипятился, пришел к нему с жалобой: придем, мол, домой, а там будут жены читать, знакомые. Про меня, про редактора, сказал: «Писал в пьяном виде и не закусывал!» Судом даже пригрозил.