Гладиатор - Михаил Соколов

А Нина даже не обратила внимания на близкую смерть. От удачи, от неожиданного спасения что-то взвинченно шептала. Он прервал ее:

– Почему ты до сих пор не в машине?

– Отец ни на минуту не отходил весь вечер. Я уже потеряла всякую надежду убежать. Только когда ему сообщили, что тебя не удалось запереть в камеру, что ты их всех убил – боже мой, как я рада! – только тогда он оставил меня, да и то приказал какому-то плюгавому следить. Я сказала, что мне надо в туалет…

– Где тебя задержали?

– У калитки. Там только один охранник. Мы его легко убьем.

При этих словах Николай покосился на нее и в слабом, все еще доходившем до них свете от окон дворца увидел блеск счастливых детских глаз.

– Конечно, убьем, – хмыкнул он.

Она быстро кивнула и, захлебываясь от эмоций, продолжила:

– Отец сказал, что ты не капитан милиции, а вор в законе. Это правда, милый? Я еще не была знакома ни с одним вором в законе. А тут сразу муж!

– Чей муж? – рассеянно спросил Николай, выискивая покинутую фигуру охранника.

– Чей, мой, конечно. Вот уж не думала! Как ты этого Гоблина! Мне показалось – все, конец. А это ты его выматывал, чтобы легче справиться. Я так рада!

Они подошли к воротам, и охранник шагнул к ним из прозрачной темноты.

– Опять вы? – удивился он, узнав Нину. – А как же?.. Сказали, что вам запрещено покидать территорию.

– Кто сказал? – спросил Николай.

– Ну, ребята были…

– Ребята ошиблись. Они уже раскаялись. А тебе Барон что-нибудь приказывал?

– Нет, но…

– Вот и открывай. Нам еще выкупаться надо.

Парень, конечно, сомневаясь, пропустил их. А с другой стороны, Нина все же дочь Барона, приказа не было, а когда паны дерутся, у холопов чубы трещат.

Пусть идет.

Уже в лесу Николай спросил:

– Удалось с тотализатором?

Ответом ему был счастливый смех Нины. Она подняла руку с плоским маленьким чемоданчиком, почти папкой.

– Я захватила компьютер. Тут все. Я все деньги на тебя поставила, все шестьсот двадцать тысяч долларов. Мы теперь миллионеры. Знаешь, как я старалась всех против тебя настраивать! Только трое вместе с нами поставили на тебя. Так что мы с тобой выиграли пятьдесят два миллиона. Хорошо, правда?

– Правда, – сказал Николай, думая о том, что еще может придумать Качаури?

Образ Барона тут же плотно восстал в его воображении, изрыгая проклятия, и, почуяв настоящую беду, таращил глаза, скрипел зубами и сильно, зверски дышал через нос.

Глава 39

СТРАШНЫЙ КОНЕЦ

Реальный прототип несколько отличался от Николаевой добротной фантазии, хотя действительно находился в состоянии, близком к умопомешательству.

Однако внешне гнев его и страшная ярость не выражались столь зубодробительно-банально. Внешне Барон был даже тих, суетливо-рассеян, молчаливо грыз ногти и, однако же, поминутно то вскакивал, то садился в кресло в гостиной Нининого номера, пытался хоть как-то усмирить тот кипящий океан, в котором варилось его с трудом сдерживаемое безумие. Ему доложили о потерях: четверо убитых, четверо покалеченных. Доложили, что последний, кто видел его дочь и Казанцева, был охранник у калитки; они шли купаться на дикий пляж, скорее всего в ближнюю бухту.

Последнему Качаури, разумеется, не поверил. В голову лезли совершенно посторонние мысли: то видения казней, которыми он умертвит Казанцева (они были очень разными и их было много), то варианты наказания ослушницы дочки, не столь кровожадные, но не менее суровые: он предполагал засадить ее на год под домашний арест, держать на сбалансированной, но скудной диете, без спиртного и сигарет – в общем, много чего.

Помощник, метавшийся между страхом и долгом, мужественно выбрал долг и доложил о том, что на Казанцева поставила Нина Отариевна, причем весь свой "безнал", так что на ее счет, как и на счет других двоих умников, догадавшихся поставить против Гоблина, уже переведены более пятидесяти миллионов долларов. На счет Нины Отариевны пятьдесят два миллиона триста тысяч долларов.

Когда это ужасное известие, постепенно как бы озвучивавшееся в воспаленном мозгу Качаури, дошло-таки до его сознания, что-то там в его голове щелкнуло, прояснилось, он резво вскочил и, хоть внутри оставался воспаленным клубком нервов, внешне стал напоминать прежнего Барона: решительного, грубонапористого, беспощадного.

Движением руки сметя всех за дверь, он еще секунду-другую стоял посреди комнаты, оглаживая пальцем ус и покачиваясь на каблуках, потом решительно вышел, отнял у первого попавшегося охранника автомат Калашникова, вновь отмел попытки навязать помощь, спустился на лифте вниз и покинул здание.

Он твердо решил, что должен сам, лично, поймать и убить этого волка, утащившего в ночь его овечку-дочь. Он отчетливо понял, что это не просто бизнес или там затронутая честь, прочая чушь.., нет, – был Казанцев, и был он, Барон, были двое мужчин, затерянных в этом волчьем мире, а все остальное.., деньги, его дочь, вообще женское начало оставалось фоном, второстепенным, хоть и чрезвычайно важным. Он знал, наступает иногда миг, когда мужчина должен забыть о своем положении, состоянии, уме и выйти на арену вот так, голым, без всяких армий и прочих лукавств. Других можно обмануть, не себя. Перестанешь себя уважать, другие обязательно тебя подомнут. Подумать только – простой вор в законе осмелился противопоставить себя такой отлаженной системе! Вот что главное, вот почему надо уничтожить этого наглого выскочку. Нельзя жить в обществе, в системе, которая дает возможность отдельному человеку или даже группе людей жить по другим, личным законам. Такая система обречена. Поэтому надо убить этого наглого псевдомилиционера, чтобы быть уверенным в надежности своего мира.

Так думал Качаури, пробираясь в темноте по тропинке и сопя. Когда мог, бежал – неуклюже, словно погибший сегодня на арене носорог, забитый двумя буйволами. На крутых подъемах хрипел и ругался, но лез, цепляясь за кусты и ветки деревьев. Он чувствовал, он был уверен, что система его мировоззрения, материально подтвержденная великолепным дворцом дома отдыха, связями с сильными мира сего не только здесь, в СНГ, но и там, на сахарно-ясненьком Западе, вдруг начала зыбко дрожать, словно бы этот проклятый Казанцев выдернул маленький камешек из фундамента пирамиды, а на этом камешке все и держалось. И поэтому его тоже надо убить.

Он достиг места, где тропинка начала спускаться к бухте, остановился, тяжело дыша, и в этот момент получил такой удар по голове и лицу, что едва не лишился сознания. Со всех сторон, словно черти из преисподней, визжали, орали, тянули к нему множество рук, облепили, и он покатился вниз, по склону в этой куче бесовских тел, сам крича от невыразимого ужаса, потому что ему показалось – не в бухту! – он катится в преисподнюю!..

Качаури не ошибся. Стоя на четвереньках, он пытался разглядеть окружающие его тени.

– Кто вы? – хрипло спросил он.

– Я тебя узнал, – вдруг заявил писклявый невозможно худой бес с рукой на перевязи. – Ты Барон из-за ограды. Конечно, лучше бы нам попалась твоя сучка дочка, но ты, жирная свинья, можешь ее заменить.

И после этих слов вновь кто-то оглушительно и страшно шарахнул его цепью по спине.

Качаури попытался подняться, в смутном прозрении начиная понимать, что это просто подростки-наркоманы, вымести их отсюда руки не дошли. Сквозь тяжелую жгучую боль в спине он, стоя на коленях, попытался выпрямиться.

– Я Барон! – с достоинством произнес он. – Я могу вас всех уничтожить!

После его слов все вокруг так завизжало, запрыгало, с воплем закружилось вокруг него, что он вновь усомнился, что еще находится на земле, а не в адовой бездне с бесами и бесихами.

Его еще раз огрели чем-то тяжелым, железным.

А когда цепкие руки чертей поволокли, сорвали одежду, связали и начали действовать так сноровисто беспощадно, так спортивно-неутомимо, – Качаури уже не сомневался: адское чистилище началось. И он еще долго пытался все терпеть, видя невдалеке своего верного телохранителя Крокодила, тоже попавшего вместе с ним в ад и спокойно ждущего у валуна своей порции мук. А потом уже не чувствовал, не понимал, не видел, как истомленные беспрерывным насилием подростки перешли к другой забаве – стали резать, жечь и делать много еще такого, о чем и говорить невозможно, а можно только одним людям совершать над другими людьми.

И к утру Барон умер, так и не приходя в сознание.

А часам к десяти утра, когда Николай и Нина давно уже ждали в аэропорту ближайший самолет в Москву, посланные на розыски хозяина охранники нашли Крокодила, то есть Геннадия Ивановича Ярикова, и то, что осталось от их общего босса, Качаури Отари Карловича.

И останки обоих были перенесены в обширный холодильник опустевшего к тому времени дворца, так как большинство гостей, люди чрезвычайно занятые, разъехались еще накануне, так и не узнав обо всех запутанных неприятностях этого гостеприимного дома.