Как я бил Гудериана - Михаил Катуков

С берегов Тагощи до пунктов формирования предстояло своим ходом пройти в северо-западном направлении около 300 километров. Сроки передвижения предельно сжатые – трое суток. Сколько-нибудь благоустроенных дорог нет и в помине. Одни проселки, переметанные глубокими сугробами, да снежная целина!

Взяли курс на Андреаполь – есть на землях Калининской области такой городишко с железнодорожной станцией. Тронулись в поход к ночи и сразу попали в пургу. Метель разыгралась такая, что и днем можно было идти, не боясь, что противник обнаружит с воздуха: в трех шагах ни зги не видно. Машины буксуют, садятся в сугробы. Сдвинуть их с места – мучение. Минули сутки, а мы вместо намеченных 100 километров всего на 10 пробились вперед, не больше.

Расположились на ночлег в маленькой деревушке. Надо было дать людям короткий отдых. Непрерывно толкая машины и разгребая снежные заносы, они выбились из сил.

Второй день марша прошел куда успешнее. Решили мы пробивать дорогу танками, ими же тянуть колесные машины. Правда, не обошлось без конфликта. Представитель бронетанкового управления, сопровождавший нас марше, категорически запротестовал: не полагается использовать танки в качестве тягачей и снегоочистителей.

Убеждаем представителя, что с танками ничего не случится. У тридцатьчетверки мощность мотора 520 лошадиных сил. Это же махина, по-старому – целый завод. Помнится, когда в молодые годы служил в Витебске, там машина в 200 лошадиных сил целый кожевенный завод на себе тянула.

Для убедительности и этот пример привожу. Но представитель не сдается:

– Запрещаю нарушать инструкцию.

– Но приказ-то боевой выполнять надо?

– Надо.

– Так как же мы его выполним в таких условиях?

– Ничего не знаю, ищите другие способы.

– Да как же найдешь в этих снегопадах и заносах другие способы?

Пришлось обращаться по ВЧ к представителю Ставки Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову, который помогал командованию Северо-Западного фронта готовить наступательную операцию. Он дал «добро», и мы, пренебрегая довоенной инструкцией, стали продвигаться в район сосредоточения значительно быстрее.

С большим трудом пробились к пунктам формирования нового танкового объединения. В глухой, утонувшей в снегах деревушке Зайцево нашли штаб 29-й армии, который по указаниям свыше должен превратиться в наш армейский танковый штаб.

Итак, в район формирования прибыли. Но медленно, очень медленно подтягивались по снежному бездорожью другие части и соединения. Ко всему новая беда: в районе формирования ни горючего, ни боеприпасов, ни продовольствия, ни фуража. Плечо подвоза – от пункта формирования до ближайшей базы снабжения ни много ни мало 250 километров по проселкам, тоже переметанным сугробами.

На лошадях тут не проберешься. Да еще пока конный обоз обернется, он весь фураж, что предназначался для войск, сам полностью изведет и на обратный путь сена запросит. Оставалось одно – снова пустить в дело танки.

Направить их на перегоны, с тем, чтобы они пробивали дорогу автомобильному и конному транспорту.

К 17 февраля, как было оказано в директиве, мы закончили формирование 1-й танковой армии. Однако организационные и хозяйственные заботы поглощали уйму времени и у меня, и у Попеля, и у Дынера, и у других товарищей. Отдыха и сна и так в обрез, а тут еще надо в самом срочном порядке разработать план предстоящей операции, по замыслу весьма сложной и ответственной.

Особая группа войск под командованием М. С. Хозина была создана решением Ставки Верховного Главнокомандования. В группу входил: наша только что созданная 1-я танковая армия и 68-я общевойсковая, которой командовал генерал-лейтенант Ф. И. Толбухин. Чуть ли не каждый день, а то и на дню по нескольку раз мы встречались с начальником штаба хозинской группы генерал-майором Ю. Л. Городинским и начальником оперативного отдела подполковником В. А. Белявским и в деталях разрабатывали предстоящую операцию.

Раскрою вкратце замысел операции. Наша группа войск должна была войти в прорыв, созданный 1-й ударной. Напомню, что в состав армии входили воздушно-десантные дивизии и лыжные бригады. Они должны были выбросить десант в район узловой железнодорожной станции Дно и развернуть наступление на Псков. На том же направлении намечалось ввести в бой отдельные танковые полки и часть имеющейся в армии артиллерии.

Развивая наступление, десантники, лыжники и другие войска обязаны были выйти к Псковскому и Чудскому озерам и на побережье закрепиться. Выполнив задачу, они образовывали заслон, обращенный фронтом на запад. Цель заслона – лишить противника возможности подбрасывать подкрепления своей отрезанной ленинградской группировке.

Тем временем главный удар наносили танковый и механизированные корпуса во взаимодействии с 1-й ударной армией. Сметая на пути сопротивление гитлеровцев, они стремительно продвигались через Лугу к берегам Балтики и затем, выйдя на морское побережье, резко поворачивали на восток и со всей силой обрушивались на окруженную ленинградскую группировку войск противника.

Как видно из предельно сжатого изложения общего хода предполагаемой операции, замысел был великолепный. Думается, осуществи мы его тогда – и он наверняка вошел бы славной страницей в историю Великой Отечественной войны.

Пока, не заглядывая далеко вперед, скажу, что замысел этот по-настоящему увлек всех нас, и к боевым действиям на псковско-лужском направлении мы готовились с лихорадочным воодушевлением.

В эти дни в армию на должность заместителя командующего прибыл генерал-майор Ефим Викентьевич Баранович – человек немолодой, крепкой боевой закалки. Воевал он еще в русско-японскую войну, в первую мировую и в гражданскую. Много повидал на своем веку. Масштабы предстоящей операции увлекли и Ефима Викентьевича. Тем более, что на него возлагалось руководство действиями псковского заслона.

Казалось бы, все ясно. Только четко спланируй, правильно расставь силы, продумай глубоко вопросы боевого обеспечения вплоть до снабжения наступающих войск боеприпасами, горючим, продовольствием – и начинай действовать.

Но, к сожалению, не все ладилось в штабе армии. Начальник штаба генерал Н. С. Дронов и его ближайшие помощники слабо разбирались в специфике танковых соединений, а поэтому у нас нередко возникали неувязки. И чем дальше, тем больше Дронов чувствовал себя не в своей тарелке. Пришлось срочно отозвать из 3-го механизированного корпуса моего старого боевого соратника Матвея Тимофеевича Никитина и назначить начальником оперативного отдела армии.

С приходом Никитина в работе штаба наступил перелом, но все же слабая специальная подготовка начальника штаба продолжала давать о себе знать. В подготовительный период это особенно сказывалось на обеспечении войск необходимыми запасами. Да и вообще при отсутствии взаимопонимания среди штабных офицеров трудно было достичь безупречного четкого планирования, должной оперативности в решении текущих и предстоящих задач.