Почти полный список наихудших кошмаров - Сазерленд Кристал

Но не эти маленькие окошки в его страх ранили ее сердце больше всего. Не осознание того, что он тоже напуган и прячет свои тревоги ради нее: если он будет проявлять страх, она тоже будет бояться. Больше всего сердце ранило то, как он ее снимал. Эстер и представить не могла, что любовь можно показать как-то иначе, нежели словами. Но те способы, какими Джона ее запечатлел: крупные планы, мягкое освещение, скольжение камеры следом… все они излучали нежность и ласку в движущихся картинках. Если бы ей когда-нибудь пришлось описать пришельцам любовь без использования слов, она бы просто показала им ролики – этого было бы достаточно, чтобы понять всю красоту и ужас чувства.

К тому времени, как солнце село, они просмотрели все вышедшие видеоролики – до двадцать пятого страха. В этот миг Эстер осознала, что ее страх больше не принадлежит ей одной. Теперь его разделяли тысячи – или даже десятки тысяч – людей, и она обязана им и себе самой довести начатое до конца.

Шаг третий. Выстроить новую преграду от страха.

Комментарий той женщины о своей дочери стал первым, который Эстер распечатала и повесила на стену спальни поверх ободранных обоев.

За последующие недели и месяцы она напечатала еще тысячи таких слов, ставших кирпичиками в ее преграде от страха. Медалями за проявленную храбрость. Доказательствами, что ее встречи со страхами хоть немного оказали влияние – где-то, как-то, на кого-то.

Некоторые тайны могут быть никогда не раскрыты. Кто убил «Черную Георгину»[51]? Что произошло с Д. Б. Купером[52]? Кто на самом деле был «человеком из Сомертона»[53]?

Однако загадка, которую можно решить, была сродни победе над пятьюдесятью страхами. Эстер могла идти вперед. Могла действовать. Могла добиваться истины.

Но не хотела заниматься этим одна.

Шаг четвертый. Отправь открытку с надписью «Мы с тобой – идеальная груша» обратно Джоне.

40

Почти полный список наихудших кошмаров

Двадцать недель спустя.

Снова стоял конец лета. Прошел почти год. Орхидеи буйно разрослись по всему городу и зацвели там, где их посеяли в день смерти Реджинальда Солара. Они проросли на лужайках перед домом, сквозь трещины в пешеходных дорожках, между корнями деревьев – сотни и сотни цветов восстали против смерти.

Литл-Крик, предпоследнее пристанище сестер Боуэн, после смерти Реджинальда все еще оставалась сухой. Пучок пурпурных орхидей торчал из песка там, где после похорон был развеян его прах.

Больница вернула Эстер цветы, украденные из дома Реджа, и сейчас они украшали крыльцо. Мужчина, Ставший Смертью, так и не заявил об ограблении в полицию. Дом Соларов теперь выглядел иначе: шесть из восьми дубов выкорчевали, подкова по-прежнему была прибита над перемычкой двери, но почти все назары убрали.

В каждой комнате происходило какое-то движение. Флийонсе увлеченно начищала область между задних лап, лежа на кровати Эстер. Родители семейства Соларов находились в ванной, где их сын пытался покончить с собой: Питер все еще сидел в кресле-каталке, но при этом выглядел гораздо здоровее; Розмари, согнувшись над ним, подстригала ему бороду, за которой он уже был не в силах ухаживать сам; на ее пальце вновь блестело обручальное кольцо. Из коридора исчезли свечи. Кровать Юджина больше не окружали лампы.

Второй этаж, некогда заваленный рухлядью, освободился после уборки, организованной Розмари. Эстер с короткой стрижкой «под мальчика» выглядывала из окна наверху. Сегодня на ней был разношерстный наряд: белые чулки с красными сверкающими туфельками Дороти, юбка до колен в бело-зеленую полоску, нитка жемчуга на шее и черная рубашка с белым воротничком, оставшаяся от ее костюма Уэнсдей Аддамс.

Хефциба встала рядом и сжала ее руку.

– «Ты готова?» – показала она жестами, глядя на двор из окна второго этажа. А потом произнесла вслух: – Там полно людей.

Эстер кивнула:

– Не могу поверить, что это почти конец.

Установленный снаружи проектор был направлен на экран, прикрепленный к фасаду дома. Лужайка усыпана одеялами и подушками. Два оставшихся дерева светились гирляндами и бумажными фонариками. Вывеска над дорожкой гласила: «ПОЧТИ ПОЛНЫЙ СПИСОК НАИХУДШИХ КОШМАРОВ». И кругом – люди. Люди на лужайке. Люди на покрывалах для пикника на свежем воздухе. Люди в шезлонгах в соседних дворах.

Предполагалось, что это будет небольшая вечеринка с просмотром последнего ролика «50/50», но информация о месте проведения просочилась в Сеть, и сюда прибыли люди со всего штата – некоторые даже из других штатов, – чтобы увидеть фильм и заодно познакомиться с его звездами.

Покровителями всех беспокойных, подавленных и напуганных.

В душе Эстер поднялась тревога при мысли о нескольких сотнях пар глаз, блуждавших по ее телу. Спустя пятьдесят недель якорь по-прежнему оставался в легких и время от времени давал о себе знать, но она научилась справляться с ним. Она выполнила несколько дыхательных упражнений, которым научила доктор Бутчер, спустилась вниз и вышла во двор. Стоило выйти на улицу, как она потонула в криках, аплодисментах и вспышках камер.

– Меня зовут Эстер Солар, – произнесла она в микрофон, установленный на крыльце, – и я – пожирательница страхов. – Толпа разразилась одобрительными возгласами. Эстер робко улыбнулась. От устремленных на нее глаз становилось не по себе, хотя нынешний опыт был уже не таким болезненным, как раньше. – Пятьдесят недель назад у меня бы случилась паническая атака от одной мысли о том, что я буду стоять здесь и говорить со всеми вами. На самом деле она случилась бы у меня от многих вещей, насколько вы знаете. Насколько вы видели. Но вот он – конец. Я сделала это. Мы вместе сделали.

– Благодаря Джоне многим из вас стала известна история о том, что каждый член моей семьи якобы был проклят и пострадал от одного большого страха. Знаю, вы долгое время пытались понять, в чем же заключается мой страх. Что ж… пришла пора это узнать. Сейчас я включу проектор.

Проектор стоял на одном из кофейных столиков бабушки и дедушки – его удалось выкупить из ломбарда за последние пару месяцев, когда большая часть зарплаты Розмари перестала уходить на игровые автоматы. Эстер включила проектор – на фасаде дома вспыхнуло изображение ее плывущей на бледно-голубой лодке по кристально чистому озеру – и подняла голову. В конце улицы на углу дома стоял Мужчина, Ставший Смертью, прислонившись к фонарному столбу и наблюдая за ней. Эстер остановилась, замерла на миг: она испугалась, что тот пришел за кем-то из них или даже за всеми сразу. Вдруг одно из яиц, которое она использовала в приготовлении кексов, оказалось заражено сольманеллой? Или сейчас проектор взорвется, и огромный огненный шар поглотит их всех целиком, без остатка?

Но нет. Горовиц – в этом она была убеждена – заметил ее взгляд и с улыбкой натянул шляпу вниз, а затем поднял руку в приветственном жесте. Эстер помахала ему в ответ. Он, тихонько посмеиваясь, развернулся, чтобы уйти, хотя она знала: в скором времени он вернется за ней.

– Кто это? – спросил Джона, подошедший к Эстер сзади. Он оглядел улицу, однако никого важного, разумеется, не увидел. Только мужчину. Затем Джона обнял ее за талию и поцеловал в шею. Сегодня на нем был нелепый терракотовый костюм, узорчатая (с маленькими тако) рубашка на пуговицах, полосатый галстук и берет. Флийонсе болталась у него на шее слюнявой меховой накидкой. Они стояли на лужайке в том самом месте, где его мопед врезался в корни деревьев после того, как сбил кошку.

– Никто, – ответила Эстер. Потом с улыбкой развернулась в его руках и, приподнявшись на цыпочках, поцеловала в губы. Эта ласка имела горько-сладкий привкус – как и все их нежности в последнее время. Джона получил полную стипендию в долгожданную киношколу и, чтобы начать учебу, должен был уехать из города в конце лета. Каждый день приносил Эстер как радость, так и грусть: Джона уезжает и одновременно сбегает. Никакая черная дыра не могла его удержать.