Слезы на льду - Елена Вайцеховская

Могла? Да.

А может быть, и нет. Если бы Слуцкая выиграла, ее победу, вне всякого сомнения, можно было бы считать главным событием туринских игр. И не было бы никаких слов, способных передать ценность этого золота. Потому что против Слуцкой в этот вечер играло все. Три уже завоеванные Россией в фигурном катании золотые награды, бесконечные разговоры о том, что ее «сдадут», как сдавали в Солт-Лейк-Сити, негласно расплачиваясь за уже достигнутый успех, и этот последний, будь он неладен, стартовый номер – сорок минут ожидания «казни» после разминки под непрерывные аплодисменты в адрес соперниц. Их-то ведь тоже она не могла не слышать.

Так тяжело, как в финале, она не каталась давно. А к концу программы просто сникла. Из катания ушла душа, и оно превратилось просто в механический набор не самых сложных элементов. Было видно, что фигуристка думает лишь о том, чтобы как можно быстрее уйти с катка. И что каждый шаг по олимпийскому льду для нее – как босыми ногами по раскаленным углям.

Могла ли она остаться не третьей, а второй, опередив Коэн? Тоже, наверное, да. Кто был хуже, а кто – лучше, бывает непросто определить, когда те, кого сравнивают, допускают промахи. Саша упала один раз, а после второго прыжка, где тоже все шло к падению, каким-то образом сумела устоять на ногах, хотя имела все шансы потерять еще один балл. От Слуцкой ее выгодно отличало то, что два срыва подряд заставили спортсменку собраться и завершить программу так, словно никаких ошибок не было. И главным впечатлением от программы стал не нервный психоз американки на первой минуте, а чистота линий, четкость элементов и превосходная хореографическая постановка. Тоже своего рода героизм – выжать из программы все возможное, когда шансов выиграть уже нет.

Впрочем, для российской спортсменки цвет медали уже не имел никакого значения. Она не была золотой – вот что по-настоящему повергало в траур как Ирину, так и всех ее болельщиков.

Хотя вряд ли на самом деле это важно. В олимпийских Афинах, где поражением закончилась карьера четырехкратного олимпийского чемпиона Александра Попова и мы, болельщики, точно так же страдали от невозможности найти хоть какие-то слова утешения, мне довелось поговорить с Кеесом ван ден Хугенбандом – отцом голландского пловца, выигравшего у Попова и в Афинах, и за четыре года до этого в Сиднее. Но когда я обмолвилась, что проигравший Попов, видимо, перестал быть кумиром для его сына, Кеес вдруг сказал:

– Вы что, всерьез считаете, что эти поражения имеют значение? Попов на всю жизнь останется великим. Он сделал в cпорте столько, сколько вряд ли сумеет сделать в своей жизни кто-либо другой.

Глава 13

ПОКОЛЕНИЕ NEXT

Один мой знакомый коллекционер из Германии, более двадцати лет занимающийся собиранием всего, что так или иначе связано с Олимпийскими играми, как-то сказал:

– Каждый мой коллега мечтает заполучить в коллекцию золотую олимпийскую медаль. Когда кто-либо из чемпионов по каким-то причинам решает расстаться с таким трофеем, информация об этом расходится в наших кругах мгновенно. Но если бы золотую медаль предложили купить мне, я бы, наверное, не смог этого сделать. Не поднялась бы рука. Слишком хорошо представляю, какую ценность она имеет для того, кто ее выиграл. Возможно, я слишком сентиментален, но не хотел бы стать человеком, который просто-напросто воспользовался ситуацией.

Олимпийские медали тем не менее продают и покупают. Не часто, конечно, но бывает. В 1994-м в самолете Осло – Москва выдающийся, несколько лет назад ушедший из жизни фристайлист Сергей Шуплецов на моих глазах за пять тысяч долларов расстался с серебром, полученным на Играх в Лиллехаммере. «Очень нужны деньги», – сдавленным голосом произнес он, и на скулах заходили желваки.

Возможно, для человека, среди прочих медалей выигравшего за свою спортивную карьеру несколько олимпийских, расстаться с одной, тем более за солидную компенсацию, – не такая уж большая потеря. Но практика говорит об ином. Олимпийское золото для человека, который его выиграл, – бесценно. И ни одна награда в мире не идет с ним ни в какое сравнение.

Объяснить феномен Олимпийских игр мир пытается на протяжении многих десятилетий.

– Я до сих пор не могу понять, что это такое, – говорил мне выдающийся тренер по фигурному катанию Валентин Николаев, подготовивший вместе с Галиной Змиевской двух олимпийских чемпионов – Оксану Баюл и Виктора Петренко. – У меня высшее техническое образование. Знаю и могу объяснить, почему самолеты летают. Но когда смотрю на самолет, то по-человечески не понимаю, почему это не падает на землю. Так и с Олимпийскими играми. Все их отличие от любого крупного турнира заключается лишь в отсутствии рекламы на бортах. Судьи те же, участники те же, программы те же. А турнир совершенно другой. И напряжение на этом турнире не сравнимо ни с чем. Когда начинается сильнейшая разминка, в раздевалке даже спортсмены стараются не задерживаться. Потому что там – лиловый воздух ненависти. Между людьми, которые в обычной жизни – друзья. Но это – не человеческая ненависть, а ненависть к сопернику. Для меня такая атмосфера безумного напряжения страшно привлекательна. Хотя из тренера Игры вынимают душу гораздо больше, чем из спортсмена.

– Сколько раз видела вас у борта – в голову не приходило, что вы волнуетесь, – не поверила тренеру я.

– У меня есть фотография, сделанная в Лиллехаммере за несколько минут до произвольной программы Оксаны Баюл, когда я в одиночестве курил в душевой. Кто-то из ребят зашел, щелкнул фотоаппаратом – я не успел даже сообразить что к чему. Найду – покажу вам обязательно. Сами и взглянете. На человека, хорошо одетого, в приличном костюме, с бабочкой. И на эту рожу. Которую любой ценой надо спрятать подальше и выйти к своему спортсмену. Чтобы тому даже в голову не пришло, какой ужас сидит у тебя внутри. Потому что передается это состояние на тысячу процентов. Мгновенно. Знаете, как мне было холодно, когда Галя Змиевская сразу после Игр в Лиллехаммере уехала в Америку и я остался у борта один? Мы двенадцать лет стояли там вместе. Стоило нашему спортсмену поехать, она не просто облокачивалась, въезжала в меня, как бульдозер. А я прижимался к ней. Потому что обоих колдобило так, что стоять без опоры было просто невозможно…

Олимпийское золото – страшная вещь. Оно неизменно ломает жизнь человека, будь он спортсменом или тренером, на «до» и «после». По одну сторону, на этапе восхождения – нечеловеческий труд и великая цель. По другую – уже совсем другая жизнь и недопустимость мысли, что ты можешь стать вторым. Второе место автоматически становится трагедией. Я видела, как в 1992-м плакал в Барселоне великий пловец, восьмикратный олимпийский чемпион Мэтт Бионди, проигравший Александру Попову. Видела двумя годами позже – в Лиллехаммере, – как не мог говорить от спазмов в горле не менее великий американский фигурист Брайан Бойтано. И наверное, никогда не сумею изгнать из памяти слезы Александра Карелина, проигравшего в Сиднее. Каждый раз, когда приходится его видеть, понимаю: эта рана зияет в душе легендарного борца вот уже который год.