Солдаты неба - Арсений Ворожейкин

Иван у самого берега болота коснулся колесами земли. Самолет побежал. Я наперерез ему. Впереди рой воронок-могил. То ли он заметил меня, то ли увидел ямы — резко дал газ. Мотор взревел, «як» отскочил от земли и, покачиваясь, поплыл над воронками, набирая скорость.

Друзья ушли домой. Странное дело — тишина отдалась во мне болью и каким-то раздирающим голову шумом. С тревогой огляделся, мак бы отыскивая, что это значит. Никою. А тишина шумит. Это остывают нервы. Нервы, точно металл, могут накаляться, остывать, и, видимо, это можно слышать и чувствовать.

В тонком слое снега замечаю торчащую, как иглы, прошлогоднюю стерню. А где домик? Он от меня далековато. Но теперь я разглядел, что это не домик, а обыкновенный сарай. Н таких обычно хранят сено. Иду к нему. В сарае одной стены нет, а внутри что-то чернеет и шевелится. Когда подошел ближе, разглядел — танк, с наведенной на меня пушкой. Танк с крестом. Рядом с ним два человека. Они шагнули за танк. Так вот почему тишина: фашист прицелился. Теперь я от его снаряда никуда не денусь. Мое оружие — пистолет — бессильно. Я остановился. Бежать? От снарядов — то? И поблизости пет ни одной воронки. Всё против меня.

Не знаю зачем, разглядываю свой ТТ. Снимаю перчатки и бросаю на землю. Теперь они не нужны. Нужен только пистолет. Когда грозит неминуемая гибель, остается единственная разумная возможность — сохранить свое достоинство.

Меня сковало спокойствие, чересчур холодное. Ни до мной огромное небо, яркое солнце, под ногами негостеприимная земля. Я всем телом ощущаю ее выпуклость. Она словно специально здесь изогнулась, чтобы я не мог укрыться от танка. Я одинок и беспомощен.

— А ну, выше голову! — командую себе. Голос чужой. Кажется, говорю не я, а кто-то другой.

Я подчиняюсь ему и, сжимая пистолет в руке, шагаю на танк, на пушку. Шагаю быстро, отчаянно.

Почему не стреляют? Хотят взять живым? Не выйдет! У меня в руке пистолет с восемью патронами. Нет, с девятью: один в стволе. Можно стрелять сразу, навскидку, не отводя затвор… О ужас! Ведь у меня в пистолете может но оказаться ни одного патрона. Все, наверное, выпалил, сигналя Хохлову. От растерянности и испуга я остановился, не зная, что делать. В такие переплеты не часто приходится попадать.

Первая мысль — зарядить пистолет. Для этого нужно вынуть запасную обойму с патронами из кобуры. Но в этот момент меня могут схватить. А если не окажется патрона в пистолете, как я буду защищаться? Я сам иду в руки к фашистам. Перезарядить! Немедленно перезарядить!!!

Миг — и запасная обойма в пистолете. Я весь в готовности к бою. Кругом по-прежнему тишина. Она давит, пугает. А громадина танка уже передо мной. Сверху люк открыт.

— А ну, вылазь! — кричу на танк. — Вылазь!

В тишине только протяжное эхо откликнулось мне. С упрямой злостью кричу еще, ругаюсь и, наконец, прыгаю на танк, заглядываю в люк. Пусто. От радости подкосились ноги, н я, обессиленный, опустившись на металлическую коробку, сполз на землю.

Счастье. Миг счастья! Я ликую. Вскакиваю: где же люди? От них только след на снегу остался. Кто они и почему скрылись? Нужно быть наготове.

Вскоре тишину мертвой поляны с мертвым танком н моим самолетом разорвал гул двух «яков». Вслед за ними появился По-2. Под прикрытием истребителей он приземлился.

За мной прилетел Пиан Андреевич. Вверху, охраняя нас, кружились Лазарев и Коваленко.

В Полесье противник не имел сплошной обороны. Она состояла из опорных пунктов и узлов сопротивления, созданных в городах и селах, на дорогах н возвышенностях. Я и сел на участке, не занятом фашистами. Повезло.

Случай иногда решает наши судьбы…

Весеннее наступление 1-го Украинского фронта началось в марте рассекающим ударом из района Шепетовки в общем направлении на юг, на Черновцы. Цель этого удара — отрезать отход на запад вражеской группе армий «Юг».

Не давать врагу передышки! Под таким девизом шло освобождение Правобережной Украины. Наступать в распутицу труднее, чем обороняться. И эта трудность увеличивала у нас собранность и силу. Однако наше правое крыло фронта молчало. Мы же летали на юг, в район Тернополя, и как истребители, и как дальние разведчики. Летали далеко — до Карпат. Это около трехсот километров. И бензина еще много оставалось в запасе.

Сейчас, под вечер, мы только что возвратились с фронта и в землянке КП разбирали проведенный воздушный бой. В нем погиб молодой летчик Андрей Картошкин.

— Он сбил одного фрица, погнался за вторым, а третьего и не углядел, — заметил Виталий Марков ошибку летчика, которая свойственна почти всем молодым, начинающим воевать. Они не умеют соизмерять свою силу, душевный пыл и эмоции с воздушной обстановкой.

К нам в землянку, где происходил этот разговор, ворвались две девушки. Нас не так удивило их неожиданное появление, как их одежда. Обе в шапках-ушанках со звездочками, в форменных шинелях, у одной солдатские погоны, у другой — сержантские. У обеих из-под шинелей, точно рясы, свисают шелковые платья — у одной белое, у другой блестящее черное. Обе в модных туфельках на высоких каблуках.

Глядя на их странную, необычную одежду, я подумал, что приехали артисты и сегодня на ужине будут перед нами выступать.

Девушка с сержантскими погонами, видимо поняв наше недоумение, махнула рукой и, улыбнувшись, выпалила:

— Ой, мальчики! Не обращайте внимания на наши мундиры. — И подошла ко мне: — Товарищ капитан, Герой Советского Союза, разрешите обратиться?

Не успел я что-либо сказать, как она в наступательном духе спросила:

— Вы знаете, что сегодня Восьмое марта — женский праздник?

Мы уже приготовились поздравить наших полковых девчат и вручить им кое-какие подарки, поэтому в вопросе для нас было что-то оскорбительное.

— А как же! Вы что, считаете, мы могли забыть ой этом?

— Нет! Вы герои неба, поэтому о нас, земных женщинах, можете забыть, — съязвила «артистка» и продолжала:

— Мы — делегация от девушек БАО. Пришли, чтобы лично пригласить вас, Арсений Васильевич, и Сергея Ивановича к себе в гости на ужин.

Зная, что вечер у нас занят, да находясь, еще под впечатлением гибели летчика, я решительно отказал сержанту, даже не поблагодарив за приглашение.

— Как же так, товарищ капитан… — В глазах девушки вспыхнули огоньки обиды.

Я поспешил сгладить свою резкость:

— С удовольствием бы пришли, но мы должны сегодня быть на ужине с нашими полковыми девчатами.

Девушка в черном платье глубоко вздохнула и тихо, словно в раздумье, повторила свои последние слова:

— Как же так, товарищ капитан… — Резким движением рук она смахнула спереди под ремнем складки своей шинели и твердо отчеканила: — Выходит, мы не ваши? Мы обеспечиваем всем вам полеты, одеваем, обуваем и кормим вас, охраняем днем и ночью. И вообще, ухаживаем за вами, как родные матери. Да вы без нас и шага не сделаете. И вы осмелились отказаться?..

А ведь она права, мысленно осудил я себя за поспешный ответ. На ужине в БАО мы обязательно должны быть и поздравить девчат с праздником. Это не только долг вежливости, но и требование товарищества.

С уважением смотрю на девушку. Сержант, да еще в платье, а отчитала меня, точно старший начальник. Вот пигалица! Знали, кого послать. Я хотел было спросить, где она так смело научилась делать выговоры старшим по званию, и перевести разговор на другой тон, но меня опередила ее подруга в белом платье:

— Галя, да товарищ капитан шутит! — Она посмотрела на меня взглядом, плавящим любое плохое настроение: — Да? Придете?

Эту девушку я где-то встречал. Вспомнил — в Скоморохах. Она тогда пригласила Лазарева танцевать. И сейчас она перехватила у меня инициативу. Как теперь все свести к шутке? Я ничего не мог придумать, кроме как в примирительном тоне сказать:.

— Придем обязательно.

Прежде чем уйти, девушка в белом платье с лукавой улыбкой взглянула на Лазарева:

— Мы ждем вас, шоколад и конфеты будут.

Сергей хотел было что-то сказать, но смутился и прикусил свой язык, ранее всегда дерзкий в подобных случаях. Такого с ним еще никогда не случалось. По крайней мере, никто из нас этого не замечал, но уже «солдатский телеграф» передал, что он пленен девушкой-блондинкой из БАО.

Около двухсот человек собралось на праздничный ужин в аэродромном бараке, разгороженном на комнаты-клетушки. Мужчин мало. Это командование батальона и шесть летчиков из обоих авиационных полков, базирующихся в Ровно.

С помещением девушки все решили просто: несколько комнат соединили в одну, сняв между ними перегородки. Побелив и празднично украсив, они превратили этот сарай в просторный зал. Даже с люстрами, горящими от настоящего электричества, неизвестно откуда проведенного. На стенах висели неплохие картины. Красиво были накрыты столы. Несколько ваз с цветами. Откуда в такое время цветы? Много шоколада и конфет. Это понятно: на фронте женщинам вместо махорки и папирос выдавали разные сласти, и они, видимо, подкопили их для этого дня.