Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее - Кларк Говард

часы, на двери, на «его» столик, одновременно пытаясь справиться с работой, обед – напряженное время. Она взбила волосы и освежила макияж прямо перед полуденной горячкой, но к ее окончанию, через час, она чувствовала себя растрепанной и потной. Поспешив в туалет для персонала, она быстро поправила макияж. Когда она вернулась к стойке, вошел Делука.

Патрисия приготовила ему бургер, и пока он ел, не отходила от его стола.

– Вам можно задать вопрос? – улучив момент, спросила она.

– Какой вопрос? – спросил он.

– Сколько вам лет?

– Зачем вам?

– Я хочу разрешить спор пары работающих на вас девушек, – соврала она.

– Каких девушек? – поинтересовался он.

– Послушайте, – уклонилась от ответа она. – Я не хочу их смущать. Они даже не знают, что я спрашиваю.

– Мне двадцать восемь, – сказал он.

«Юнис ошиблась на четыре года», – подумала она.

– Сколько лет вам? – спросил он. Вопрос был неожиданный, но не настолько, чтобы она сказала правду.

– Восемнадцать, – солгала она.

– Но вы все еще учитесь в старшей школе.

Это был не прямой вопрос, а уточнение.

– Да, я буду в выпускном классе. Я пошла в школу на год позже.

«Как, – подумала она, – он узнал, что я все еще учусь в старшей школе? Наводил обо мне справки, как я о нем?» У нее потеплело в груди.

На следующее утро, когда Патрисия принесла ему кофе, он сказал:

– Теперь, когда мы знаем, сколько каждому из нас лет, не считаете ли вы, что мы должны познакомиться?

Патрисия пожала плечами.

– Конечно. Я Патрисия.

«Патти» она говорить не хотела, это звучало так-то несолидно.

– Я Фрэнк, – сказал Делука.

– Серьезно? – удивленно ответила она. – Так же зовут моего отца. Значит, Фрэнк Делука, итальянец, верно?

– Верно.

– Я тоже итальянка.

Она быстро ткнула себя в грудь, как будто он мог не понять, о ком она.

– Коломбо. Тоже итальянка. Во всяком случае, по отцу.

Поскольку Патрисия всегда смотрела на лицо Делуки, в его глаза, на его волнистые черные волосы, она лишь несколько дней спустя заметила, что на левой руке у него нет указательного пальца. Он всегда держал руку в кармане, или под столом, или прикрывал газетой. Когда она обратила на это внимание, губы у нее слегка приоткрылись от удивления, но она деликатно удержалась от вопроса. Делука заметил этот взгляд.

– Я потерял его в результате несчастного случая при прыжке с парашютом, – сказал он легко, как будто это пустяк. – Раньше я много прыгал с парашютом. Однажды основной парашют не раскрылся. Когда я потянул за кольцо, чтобы открыть запасной парашют, вокруг пальца обвился один из ремней и мгновенно его оторвал.

– Боже мой, как ужасно! – посочувствовала Патрисия. Делука галантно пожал плечами.

– Могло быть намного ужаснее, – сказал он. – Я отделался одним пальцем.

С того момента, как он рассказал ей о произошедшем с ним несчастном случае, ей начало казаться, что они знают друг друга много лет. Она стала звать его Фрэнком, хотя почти все называли его «мистер Делука». Он, к большому ее удовольствию, называл ее «Патриш». И относился он к ней не просто как к равной, а как к очень близкому другу. Она была глубоко убеждена, что он человек необыкновенный и особенный.

Патрисию беспокоил возраст. Не их разница в возрасте, а только то, что Делука мог узнать, что ей едва исполнилось шестнадцать. Ей было унизительно думать, что этот красивый, образованный, профессионально преуспевший мужчина, настолько с ней дружелюбный, посчитает ее просто малолеткой, вроде тех, что стекались в «Коркиз» за кока-колой и картошкой фри, неряшливо одетые, громогласные, оставляющие после себя страшный беспорядок. Она не перенесет, если Фрэнк сочтет ее такой же.

Патрисия поняла, что влюбилась. Это любовь, настоящая любовь, первая, потому что она никогда еще не была так захвачена ни физически, ни эмоционально. Фрэнк Делука занимал все ее мысли. Упоение, очарование и огромное физическое влечение – все слилось воедино, создав магнитное поле, которое поглотило ее.

Она начала закрывать двери спальни на ночь – старый умирающий страх, что отец войдет в комнату. Лежа в постели в темноте, она отдавалась юным фантазиям. Она воображала, что Фрэнк Делука был ее, видела себя с ним в десятках ситуаций: они вместе в машине, ее голова лежит у него на плече, его рука ее обнимает, они обедают вдвоем при свечах за маленьким столиком в элегантном ресторане вроде тех, что показывают по телевизору и в кино, она ведет его домой знакомить с улыбающимися родителями, она сидит с ним на диване в гостиной Коломбо, и они держатся за руки, все строят свадебные планы, они вдвоем везут Майкла на бейсбол. Грандиозные полеты фантазии.

Иногда ее мечты делались эротичнее. Фрэнк страшно красивый, без рубашки, на груди черные вьющиеся волосы. Фрэнк с ней в душе. Фрэнк с ней в постели – его вылепленное скульптурное обнаженное тело, тело футболиста и парашютиста, и любящие и уверенные, а не неловкие, как у Джека, руки. Фрэнк все делал идеально. Так же прекрасно, как ее оказавшаяся под ночной рубашкой ладонь, и пальцы, нащупавшие мягкие теплые складки уже увлажнившейся от мыслей о нем плоти, и нашедшие чудесное, скрытое ядро ее женского естества, малейшее прикосновение к которому пробуждало упоение. Одна мысль об этом с Фрэнком было почти нестерпима.

Она влюбилась до безумия.

Патрисия обнаружила, что у нее развивается сильнейшая привязанность к Фрэнку Делуке. Она не пыталась ей противиться. Фрэнк заставлял ее чувствовать себя кем-то особенным в его жизни – доказательством служило то, как он интимно называл ее «Патриш», рождая в ней желание и чуть ли не обязанность ответить. Она чувствовала, что должна дать ему понять, что он тоже для нее особенный. Его стол всегда был чист, на нем его ждала чашка с блюдцем, и, как только он садился, она наливала ему кофе. Стоило ему войти, и она бросала все дела, чтобы о нем позаботиться. Принимая чей-то заказ, она просто извинялась и спешила за кофейником. Готовя заказ, она останавливалась и бросала его. Неважно, чем она занималась, неважно все, кроме него.

Юнис видела, что происходит, и у нее хватило здравого смысла отступить, ей не хотелось попасть в ситуацию, которую Патрисия вмиг восприняла бы в лучшем случае как неуместную, в худшем – как взрывоопасную. Пару раз она повторила Патрисии универсальное предостережение взрослого: «Юная леди, поумерьте пыл». На что Патрисия только улыбалась и, пожимая плечами, беспечно продолжала затеянную игру. Только для нее это была отнюдь не забава или развлечение, а насущнейшая необходимость, и ее действия были