Последняя империя. Книга первая - Евгений Сартинов

— А вы что это сюда, отец Андрей? — спросил Зимин, подходя к священнику.

— Тут есть больные и умирающие, значит, нуждающиеся в слове Божьем.

Как ни странно, но именно появление священника внесло успокоение в ряды пограничников. Несколько наиболее рьяных из них поспешили приложиться к руке попа. Так что через полчаса гости заставы трудились не покладая рук: медик делал бесполезные уколы, священник отводил службу. Паства у него в этот раз была как никогда прежде многочисленной.

Через четыре часа на ногах в казарме оставались лишь три человека: Зимин, священник и капитан Петенков. Они обходили кровати с лежащими солдатами, старались хоть немного приободрить их.

— Ну вот, еще два часа и все пройдет, — в очередной раз говорил Зимин молодому солдатику, отслужившему всего месяц. Выглядел тот как больной ребенок, наголо остриженный, худой, с тонкой шеей подростка.

— Доктор, а я точно поправлюсь? — спросил он, с надеждой глядя на медика блестящими от температурной лихорадки глазами.

— Конечно, еще и повоюешь. И на свадьбе погуляешь. Девушка-то есть?

— А как же.

— Часто пишет?

— Через день.

— Это хорошо. На свадьбу не забудь пригласить.

В другом конце казармы у кровати сошлись священник и капитан.

— У меня мать одна, газа у нас нету, а дров колхоз не выделил. Она просто замерзнет там одна, ноги у ней не ходют... — говорил молодой новобранец с сильным псковским акцентом.

— Ладно, ладно, поедешь ты в отпуск, слово даю, — капитан старался успокоить этого белесого, с выгоревшими бровями деревенского паренька.

— Мне только ей дров напилить, и все...

За хлопотами все невольно забыли про сержанта Деменко, дежурного по роте. В отличие от остальных он все понял, когда увидел тело застрелившегося медика. Сержант прививаться не стал, выйдя из казармы, он сорвал с себя повязку дежурного и, завернув за угол, перемахнул через забор. Выбравшись на дорогу, Деменко припустил со всех ног и бежал он так до тех пор, пока силы не оставили его. Упав прямо на асфальт, сержант чуть отдышался, а затем, пошатываясь, побрел дальше. Вскоре его остановили.

— Стой, кто идет! — послышалось из кустов.

— Свои... свои!

— Руки! Кто свои? Откуда идешь?

Вскинув руки, Деменко торопливо начал говорить, на ходу придумывая версию своего появления:

— С заставы я, капитан меня послал за подмогой. Еще, говорит, лекарства нужны...

— Так ты с заставы? — переспросил голос из кустов.

— Да-да! С заставы...

Длинная очередь оборвала речь и жизнь сержанта. Вслед за этим полыхнуло пламя огнемета. Через полчаса на асфальте дымилась только кучка пепла. Распоряжения Зимина выполнялись точно.

В это время и сам подполковник почувствовал первые признаки болезни. Пошатываясь, он вышел на крыльцо, сел. Было уже утро, прохладный воздух бодрил медика прощальной радостью. Краски окружающего мира показались ему как никогда чистыми и девственно свежими, словно Господь только что сотворил этот мир и никто еще не успел его испачкать злобой или страданием. Сзади Зимина заскрипела дверь, на крыльце появился священник. Присев рядом с подполковником, он ясным взором окинул прекраснейший пейзаж, улыбнулся и сказал:

— В такое утро хорошо умирать. Душа полетит в небо с радостью.

— Вы думаете, что загробная жизнь все-таки существует?

— Я знаю это.

Спорить или расспрашивать священника о причине подобной уверенности у Зимина не было ни желания, ни сил.

— Где капитан, я что-то давно его не видел?

— Лежит уже. Я причастил его.

Зимин вспомнил, как час назад, проходя мимо канцелярии, услышал взволнованный голос начальника заставы:

— Лена, запомни, я очень и очень тебя люблю! Ты слышишь меня? Всю жизнь я любил только тебя, поцелуй Галинку, Игорька. Лен, я ничего не могу тебе сказать, все у меня хорошо, но помни, я всегда любил тебя!..

«Может, мне тоже позвонить? — подумал подполковник. — Только кому, Соне или Ирине?»

Счастливо прожив двадцать лет с первой женой, Зимин на пятом десятке влюбился в молоденькую медсестру. Сначала их роман не выходил за рамки служебного, но когда Ирина родила сына, подполковник окончательно ушел из семьи. Он знал, что и первая, и вторая жена любили его, каждая по-своему, но обе искренно и всерьез. Значит, разговаривать надо было с обеими, а это было уже выше сил доктора.

— У меня начинается, — сказал он, вытирая со лба холодный пот. — Святой отец, вы останетесь последним из живых в этой юдоли печали. Свяжитесь потом с Камковым, пусть здесь все зачистят. А вот, похоже, и они.

На пригорке, в километре от заставы, показался танк с необычными конфигурациями башни. Лязгнув гусеницами, он застыл на месте.

— Да чего ждать, Господь примет нас с радостью, часом позже или часом раньше.

— Тогда пойдемте, и отпустите мне грехи мои, отец Андрей. А их у меня ой как много, успеть бы все вспомнить.

Они ушли в казарму, священник придерживал ослабевшего подполковника. Спустя полчаса необычный танк с лязганьем подполз чуть ближе, замер, и длинная струя оранжевого пламени с ревом устремилась в сторону заставы. Деревянная казарма вспыхнула, как рождественская свечка, а огнемет все продолжал извергать смертоносное пламя. В перерывах между залпами экипаж услышал по рации сквозь шум помех донесшееся из динамика церковное пение. Танкисты удивленно переглянулись, но связь тут же оборвалась, и лишь ровный, давящий гул огня продолжил свою ревущую, торжествующую языческую песнь.

ЭПИЗОД 60

За два дня до этого на противоположном краю Кавказского фронта, в гарнизоне номер шесть происходила плановая прививка от штамма Икс. Этот военный городок располагался в тылу и обслуживал аэродром, и соседние склады, и базу горюче-смазочных материалов. Фельдшер Артюхов, молодой парень, окончивший перед армией медучилище, по одному принимал заходящих к нему солдат. Сделав в руку укол, он вписывал фамилию привитого в толстый журнал, а в военный билет шлепал квадратную печать.

Артюхов прослужил в армии уже год и, как говорят старшины, «службу понял». Все его действия были заторможены до степени, приближенной к лунатизму. Фельдшер употреблял для всех своих действий ровно столько сил, чтобы окончательно не уснуть и в то же время хоть как-то способствовать продвижению очереди. Если бы зашел кто из начальства, он бы мгновенно начал двигаться в три раза быстрее, а выражение сонной скуки в глазах сменилось бы упоительным рвением. Но единственный врач гарнизона уехал в ближайший город с летчиком, повредившим при аварийной посадке позвоночник, так что на сегодня медбрату работы хватало на весь день.

— Следующий! — крикнул Артюхов, и из-за белой простыни, навешенной на дверной проем, показался очередной солдат. В отличие от предыдущих вояк этот был в парадной форме и при всех значках. Увидев его, фельдшер обрадовался. Сергей Литвинов был земляком и погодком Артюхова.

— Привет, Леха! — сказал он, подавая руку медику.

— О, Серега! Ты чего так вырядился?

— В отпуск еду! — довольно улыбнулся Литвинов.

— Везет! — с завистью сказал Артюхов. Они не только были из одного города, а даже выросли в одном дворе, и хотя не были большими друзьями, но приятельствовали. Фельдшер невольно представил себе до боли знакомый городской двор с покосившейся беседкой, ржавой в это время года горкой, с двумя березками в окружении пирамидальных тополей.

— А меня не пустили, — со вздохом сказал он. — Попозже, говорят, поедешь, зимой. Слушай, а как же это ты умудрился? Пока не переболеешь с прививкой, тебя никто не отпустит!

— Вот в том-то и дело! Я сказал комбату, что еще позавчера укололся. Он проверять не стал, на слово поверил. Слушай, Леха, — Сергей опасливо оглянулся на дверь и, пригнувшись, шепнул на ухо земляку:

— Не делай мне прививку.

— Ты чего, с ума сошел! Знаешь, с этим как строго? Батя тут стращал всех трибуналом. Аж пистолет вытаскивал!

— Я знаю, но ты прикинь: мне в дорогу, а тут эту дрянь вколют! Я как раз по пути домой и свалюсь. Мне через полчаса выезжать.

Артюхов прикинул в уме, выходило, что Серега прав. Прихватит его как раз на полпути. Реакция на прививку была сильнейшая, некоторые теряли сознание, у других на время просто отнимались ноги. А отпускник продолжал давить на психику земляка:

— А там, дома? Ни выпить, ни закусить. Хрен ли это, а не отпуск!

— Ты на чем едешь-то?

— На попутке. «Урал» послали в Пензу за запчастями, ну и как раз подкинет меня. Лех, какая там нахрен болезнь?! У нас же никого больных не было, до Чечни сто километров, какая тут в п... болезнь?!

— Без штампа тебя не выпустят, — заметил Алексей.

— Вот и стукни его. А приеду, вколешь мне эту заразу задним числом. Лех, я тебе лично литр привезу. Хоть водяры, хоть самогонки.

Артюхов сразу оживился:

— Тети Машиной, на изюме?

— Ну да!

Последний очаг сопротивления в душе фельдшера был сломлен бесповоротно.