Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие - Лев Самуилович Клейн

сдерживаемым волнением я проговорил, не находя нужных слов: — Я думал о том, что в далеком Тибете эти звезды должны казаться еще гораздо ярче, чем здесь, и что мне никогда, никогда не придется любоваться ими с тех далеких пустынных хребтов».

Браво, браво. Если только этот романтический ответ не придуман post factum, то слова были как раз самые нужные — юноша сделал точно рассчитанный выпад.

«Николай Михайлович помолчал, а потом тихо промолвил:

— Так вот о чем вы думали, юноша… Зайдите ко мне, я хочу поговорить с вами».

Чего и следовало ожидать. И к чему оба стремились. «Тот день, когда я увидел первую улыбку, услышал первый задушевный голос, первый рассказ о путешествии, впервые почувствовал подле себя «легендарного» Пржевальского, когда я с своей стороны в первый раз сам смело и искренно заговорил с ним, — тот день я никогда не забуду…» (Козлов 1947: 100).

Петя также чрезвычайно понравился Пржевальскому, и тот решил взять его в экспедицию, забрал с винокурни и поселил у себя. «Осенью 1882 года, — рассказывает Козлов, — я уже перешел под кров Николая Михайловича и стал жить одной жизнью с ним». Что означает «жить одной жизнью», сказать трудно, но вскоре юноша стал для Пржевальского «Кизюшей», а полковник Пржевальский для юноши — «Пшевой». Правда, сохранялись отношения на вы (Rayfield 1976: 151), но здесь можно полностью повторить все те соображения, которые высказаны об отношениях с Ягуновым, только с тем отличием, что это уже не первый случай и что дистанция между участниками здесь больше: полковник Генштаба, прославленный путешественник — и юный конторщик с сельской винокурни…» Слава — большой афродизиак», — говаривал Трумэн Капоте.

«От Николая Михайловича неслась какая-то особая струя, особенный запах, который опьянял человека и отдавал его во власть его несравненной силе воли, энергии и того высокого обаяния, которое составляло отличи тельную черту характера Пржевальского… В его неимоверной жизненной энергии мое личное «я» растворилось и стало частицею его общего собирательного имени» (Козлов 1947: 99).

Роборовского шеф тоже засадил за учебу — заставил готовиться в академию Генштаба, которую когда-то окончил сам. Вместе с Роборовским Пржевальский стал обучать «Кизюшу» экспедиционным навыкам. Купил учебники и стал сам готовить Козлова к экзаменам на аттестат зрелости. После экзамена Козлову предстояло быть зачисленным на военную службу в Москву вольноопределяющимся, а затем оттуда — в экспедицию.

К экзамену на аттестат зрелости Пржевальский еще раньше подготовил Эклона. Эклон был теперь в полку и в офицерской среде менялся к худшему.

«Слышал от Волъки (Всеволода Роборовского. — Л. К), что ты сидел на гауптвахте, — писал ему Пржевальский. — Теперь можешь считаться старым офицером». И в другом письме: Жизнь самостоятельная в полку оказала на тебя то влияние, что ты сделался в значительной степени моншером. Коляски, рысаки, бобровые шинели, обширные знакомства с дамами полусвета, — все это, увеличиваясь прогрессивно, может привести, если не к печальному, то, во всяком случае, к нежелательному концу. Сделаешься ты окончательно армейским ловеласом и поведешь жизнь пустую, бесполезную… Во имя нашей дружбы и моей искренней любви к тебе, прошу перестать жить таким образом».

Он пенял Эклону не столько за «дам полусвета», сколько за простые любовные увлечения. Он вообще был настроен против контактов с женщинами, против женитьбы, и требовал этого от всех своих товарищей.

«Слобода, — пишет его американский биограф Рэйфилд, — давала Пржевальскому тот дух чисто мужской семьи, которым он наслаждался несколько лет в Варшаве. Ни одной женщине не позволялось оставаться в доме — даже Макарьевне (она жила поблизости. — Л. К). Старые друзья из Смоленска и Варшавы, его братья Евгений и Владимир, племянники (сыновья Владимира и Пыльцова) превращали летние месяцы в длинные охотничьи стрельбы, полные юмора и преданности спорту. Но эти посетители имели свои семьи, куда возвращались; они не могли дать Пржевальскому ту постоянную мужскую среду, которую он имел в Варшаве и в Центральной Азии. Роборовский и Козлов должны были уехать продолжать свою офицерскую подготовку. Единственным решением было заполучить его любимых казаков, чтобы они прибыли и жили с ним» (Rayfield 1976: 154. — Разрядка моя. — Л. К.).

Трогательны письма Пржевальского к забайкальскому казаку Пантелею Телешову. Они написаны то застенчиво, то грубовато, со смущением и любовью. Вот одно из писем Пржевальского Телешову:

«Передай мой привет Мише [Протопопову]; поблагодари его за письмо; напиши ему и спроси, хочет ли он стать солдатом. Не собирается ли он приехать в Петербург? Передай мой привет казакам; похвали Соловикова за то, что не женился. Если последуешь его примеру и не женишься, это доставит мне большое удовольствие».

Участник III и IV экспедиций Пржевальского — Пантелей Телешов.

Первый сохранившийся ответ Телешова, продиктованный им военному писарю, датируется январем 1882 г. Это благодарность за посланные деньги и амуницию. Телешов сообщает, что учится читать и писать, для чего ездит за много верст. «Я имею честь благодарить Вас, — пишет он, — за ваши отеческие советы мне; я не собираюсь жениться до следующей экспедиции ни при каких обстоятельствах». К марту 1883 г. Телешов уже обучился читать и писать. Пржевальский просил его об одном: оставаться холостым. Телешов сообщает: «Я не могу дождаться Вашего приезда. Я дни и ночи думаю об охоте, как только будет возможно, за голубыми и золотыми фазанами. Я и не думал о женитьбе…».

Пржевальский: «Насматривай истинно хороших казаков, только молодых и не женатых».

Пржевальский все звал Телешова в Слободу, а тот все не ехал. Для него была приготовлена специальная комната в усадьбе. Пржевальский купил ему костюм-тройку и дорогое ружье. Приехав, Телешов долго жил в имении.

Что означает эта неприязнь к женщинам, эта страсть окружать себя чисто мужской компанией? Что означает приглашение очень молодых и очень простых людей жить постоянно у него в гостях? Что означают его настойчивые просьбы, почти мольбы, не жениться? Только ли для мобильности и готовности к долгой экспедиции? Ведь речь шла о том, чтобы они были холостыми ко встрече с ним. Почему ему так хотелось, чтобы эти ребята были ко встрече с ним, к приезду в Слободу, сексуально свободны и не втянуты в гетеросексуальную практику?