Городские легенды - де Линт Чарльз

Телефон ожил на четвертом часу ее шоу, которое называлось «Ночной шум». Музыка, как обычно, была самая разная. Итальянская ария в исполнении Кири Те Канавы плавно перетекала в нью-эйджевую кельтскую мелодию, от которой получила свое название вся программа, за ней должен был подстроиться «Тяжелый путь» Стива Эрла, и тут как раз замигала желтая лампочка телефона, показывая, что в студию поступил звонок.

– Ночной шум, – сказал она в трубку. – Зои Б. у телефона.

– Мы в эфире?

Голос был мужской, незнакомый, но теплый и доброжелательный, с едва заметной напряженной ноткой.

– Извините, – ответила она. – После трех звонки в эфир не выводятся.

С часу до трех она принимала заявки, выслушивала комментарии, просто болтала со слушателями; на это же время приходились интервью, если они вообще были запланированы. Опыт показывал, что до трех звонят нормальные люди, придурки начинают подтягиваться ближе к заре, часикам к четырем.

– Вот и хорошо, – отозвался ее собеседник. – Я как раз с вами хотел поговорить.

Прижав телефонную трубку к уху плечом, Зои покосилась на студийные часы. Едва инструменталка отзвучала, она вывела в эфир Стива Эрла и стала подбирать следующий сет, открывавшийся каверверсией Конкрит Блонд на песню Леонарда Коэна к фильму «Громче звук».

– Ну так говорите, – сказала она, снова перехватывая трубку рукой.

Она почти физически чувствовала его нерешительность. Такое часто случается. Номер набрать смелости хватает, но едва на том конце провода ответят, во рту тут же пересыхает и все заготовленные заранее фразы рассыпаются, как песок.

– Как вас зовут? – спросила она, надеясь, что это поможет.

– Боб.

– Этот не тот, который из «Твин Пикс», случайно?

– Простите?

«Явно не фанат Дэвида Линча», – подумала Зои.

– Ничего, это я так, – ответила она. – Чем могу вам помочь в столь поздний час, Боб? – «Может, сделать для него исключение», – подумала она и добавила: – Хотите, поставлю для вас какую-нибудь песню?

– Нет, я... это насчет Гордона.

Сначала Зои не поняла. Первым Гордоном, который пришел ей на ум, был Гордон Уоллер из старой британской команды «Питер и Гордон», за ним со скоростью света промелькнул великан рокабилли Роберт Гордон и, наконец, Джим Гордон, ударник, который переиграл со всеми, от Баэз до Клэптона, включая коротенькую остановку с группой «Брэд».

– Гордона Вульфа, – уточнил Боб, точно почувствовав ее замешательство. – Вы разговаривали с ним сегодня вечером в патио ресторана «Рыжий лев».

Зои передернуло. Руперт, который до этого лежал спокойно на своей подстилке у дверей студии, поднял голову и тревожно заскулил, чувствуя, что ей плохо.

– Вы... – начала она. – А вам-то это откуда известно? Вы что шпионили за мной?

– Не за вами, а за ним.

– А.

Опомнившись, Зои бросила еще один взгляд на часы в студии и, не думая, что она делает, автоматическим движением пальцев скормила компакт-проигрывателю первую дорожку из следующего сета.

– Почему? – спросила она.

– Он опасен.

Зои вспомнила свое давешнее ощущение, как будто что-то скользкое и холодное коснулось ее спины, но ей и в голову не приходило опасаться чего-то с его стороны, по крайней мере до его прощального выпада.

В следующий раз, когда будет умирать частичка твоей души, ты меня еще вспомнишь.

– Кто он такой? – спросила она. – Или нет, скажите лучше, кто вы такой? И зачем вы ходите за этим Вульфом?

– Это не настоящее имя.

– А какое настоящее?

– Не могу сказать.

– Почему, черт побери?

– Не потому, что не хочу, – быстро ответил Боб. – Не могу. Я сам его не знаю. Знаю только, что он опасен и не следовало вам его сердить.

– Господи, – сказала Зои, – только этого мне и не хватало. – Снова взгляд на студийные часы: песня Стива Эрла подходила к концу. – Секундочку, Боб. Рекламу поставить надо.

Она перевела телефон в режим ожидания и вывернула громкость своего микрофона.

– Это был Стив Эрл, – сказала она, – с песней из его последнего альбома, а вы слушаете «Шум ночи». Музыку для всех сов и совушек крутит Зои Б. Горячий металлический сет на подходе, его откроет «Туз пик» команды «Моторхед». А уж они-то, дорогие мои, далеко не новые парни на этой улице. Но сначала, хоть час у нас и поздний, дадим слово спонсорам.

Она запустила кассету с обязательным для каждой получасовки рекламным блоком и отключила свой микрофон. Но когда она повернулась назад к телефону, лампочка уже не горела. На всякий случай она все же сняла трубку, но услышала только короткие гудки.

– Черт, – ругнулась она. – И когда они от меня отстанут?

Руперт снова посмотрел на нее, потом встал, прошлепал через всю студию и ткнулся большим влажным носом ей в ладони. Папа у него был золотистый Лабрадор, мама – немецкая овчарка, а сам он – сентиментальная туша семидесяти фунтов весом.

– Ну не ты, милый, не ты, – обхватив обеими руками его башку, она потерлась носом о его шерстяной нос. – Ты моя большая детка, правда?

Кассета с рекламой закончилась, наступил черед «Моторхеда». Выбирая другие диски для того же сета, она то и дело поглядывала на телефон, но линия входящих звонков больше не оживала.

– Да, странно, – кивнула Хилари Карлайл. Заправила за ухо беглую прядку волос, лукаво улыбнулась Зои. – И в то же время вполне предсказуемо, разве нет?

– Спасибо тебе большое.

– Я не говорю, что ты их подначивала, но эта история – просто вся твоя жизнь в миниатюре: заведи тебя в комнату, полную абсолютно незнакомых людей, и можно гарантировать, что через десять минут самый тронутый парень из всех окажется с тобой рядом. У тебя просто дар какой-то. – И она насмешливо ухмыльнулась.

– Этот парень меня и правда напугал.

– Который – Гордон или Боб?

– Да, по правде говоря, оба.

Улыбка Хилари померкла.

– Тебя это и вправду так достает?

– Если бы не этот звонок, я бы просто забыла встречу в «Рыжем льве», и все.

– Думаешь, между ними есть связь?

– Ну конечно, а как же?

– Нет, я понимаю, что есть, – сказала Хилари. – Я хотела сказать, ты думаешь, они и правда договорились?

Зои считала именно так. Она вообще не верила в совпадения. По ее мнению, все на свете было связано со всем, даже если эта связь не видна с первого взгляда.

– Только вот зачем им это? – спросила она.

– Ладно, убедила, – заявила Хилари. И тут же добавила: – Хочешь, оставайся у меня на пару дней.

Они расположились у Хилари в гостиной, выходившей окнами на фасады старинных особняков Стэнтон-стрит, в южной части которой, на первом этаже просторного тюдоровского дома, и жила подруга Зои. Всякий раз, видя Хилари в этой комнате, Зои вспоминала «Концерт ля-минор» Мендельсона – та же безупречная гармония солирующего инструмента и оркестра. Картины, занавеси, ковры, мебель – на всем лежал отпечаток причудливого, слегка скособоченного взгляда Хилари на мир: импрессионисты висели у нее бок о бок с полотнами, которые точностью воспроизведения элементов действительности напоминали скорее фотографии; антикварный шкаф служил прибежищем вполне современной стереосистеме; зеркальные полки ломились от старых книг; окна украшали старинные темные портьеры из набивного ситца и отороченный кружевами тюль; куски разных орнаментов взрывами ярких пятен расцвечивали ковер на полу. Деревянные части кушетки, на спинку которой элегантно опиралась Хилари, щетинились тончайшей резьбой из листьев и завитушек; офисное кресло Зои выглядело так, будто в нем зимовал медведь.

Ростом Хилари ничуть не уступала Зои, те же пять футов десять дюймов, но если одна при своей широкой кости производила впечатление крепкой и угловатой, то другая, казалось, сплошь состояла из грациозных округлостей, а ее смуглая кожа приятно контрастировала с синими глазами и водопадом светлых длинных волос. В то утро ока была в белом, простая хлопковая рубашка и брюки сидели на ней с непринужденной элегантностью, как на заправской фотомодели, и вся комната, как это бывало обычно, имела такой вид, словно только для того и существовала, чтобы оттенять ее присутствие.