Во все Имперские. Том 5. Наследие - Альберт Беренцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ауры у всех трех девушек были разноцветными — у ирландки красная, у индуски — сине-фиолетовая, а у Цветковой — радужная, игравшая всеми цветами спектра.
Сияние магии искажало пространство, лицо и мундир Государя, окрашенные разноцветным волшебным светом, выглядели какими-то дикими и неотмирными. Телохранительницы внимательно следили за каждым движением Соколова, как собаки следят за костью.
Император был в роскошном алом мундире и расшитой золотом треуголке, его черные хазарские глаза рассеянно созерцали тонувшую в темноте речку.
Чайка Соколова с громким криком опустилась графу на руку, Соколов поклонился Императору:
— Добрый вечер, Ваше Величество. Или уже ночь? Я, если честно, рассчитывал застать вас в спальне…
— Нет, я люблю прогуляться перед сном, — ответил Павел Второй, — Почему они спят, Соколов?
Император указал на реку, там в полутьме Соколов разглядел белые пятна — спящих на воде лебедей.
— Что? — Соколов на миг растерялся, — Так лебеди всегда ночью спят, Ваше Величество…
— Мда, но я желаю созерцать, как они плавают, — потребовал Император, — Я принес им хлеба.
Государь действительно продемонстрировал Соколову небольшую белую булку.
— Ваша воля — закон, Ваше Величество, — еще раз поклонился Соколов.
Граф взмахнул рукой, над черными водами Славянки метнулся быстрый поток бежевой магии Соколова.
Лебеди послушно вынули головы на длинных шейках из-под крыльев, потом подплыли к берегу. Соколов еще раз махнул рукой, лебеди выстроились в идеально ровный круг и закружились по воде.
— Это уже лишнее, — вяло усмехнулся Император, — Просто пусть едят булку.
— Уверен, это они смогут и без моего приказа, Ваше Величество, — снова поклонился Соколов.
Павел Второй отщипнул кусок булки и бросил в реку, самый толстый лебедь изящно подплыл к хлебу и клюнул его.
— Смотрите-ка, — произнес Император, — Даже у лебедей есть иерархия. Самый крупный всегда ест первым. В этом они похожи на нас, не правда ли, граф?
— Да, Ваше Величество, — согласился Соколов, — Птицы вообще разумные и благородные существа. Не зря же они летают в небе.
Император бросил лебедям еще кусок хлеба, на этот раз одна из птиц попыталась нарушить иерархию, но жирный лебедь клюнул нарушителя порядка в шею и сам сожрал булку.
— И в этом тоже похожи, — вздохнул Император, — Ну, выкладывайте, Соколов. Мне известно, что вы обычно ложитесь спать рано. Что вас заставило таскаться по парку и искать меня в такой час?
— Китаец раскололся, — сообщил Соколов, — Тот самый, который в вас стрелял.
— И?
— Его показания не вызывают у меня доверия, Ваше Величество…
— Почему? — Государь швырнул лебедям очередной кусок мякиша.
— Есть несостыковки, Государь. Например, он утверждает, что имеет место глобальный заговор с целью вашего убийства. За этим заговором согласно показаниям китайца стоит изменник Михаил…
— Это не вызывает ни малейших сомнений, — отрезал Павел Второй, — Мой дядя Михаил спит и видит меня в гробу. А себя на троне.
— Да, Ваше Величество, — Соколов отвесил очередной поклон, — Но китаец утверждает, что в заговоре был замешан даже младший Корень-Зрищин, а этот парень явно не из тех…
— Из тех, — перебил Император, — Корень-Зрищины — парии. Гнилая порода. Я ошибся, когда назначил одного из них канцлером. Нет-нет. Младшего Корень-Зрищина следует повесить. Завтра же. И завтра же я лишу Корень-Зрищиных княжеского титула. Собственно, вы его допросили?
— Боюсь, что нет, Ваше Величество, — вздохнул Соколов, — Мы арестовали барона, но уже в тюрьме он… В общем, он сожрал гвоздь.
— Что, простите?
— Он расковырял стену каземата магией, — доложил Соколов, — А стена старая, ей уже лет двести. И там среди камня были скобы, гвозди, строительный мусор… И младший Корень-Зрищин сожрал гвоздь. В результате у него сильно поврежден желудок, целители сейчас борются за его жизнь. Но боюсь, что допросить его невозможно. Я вызывал Головина, чтобы тот прочел мысли Корень-Зрищина, но тот не справился. Барон в коме, по словам Головина, мысли человека, который одной ногой уже на том свете, прочесть невозможно. Но я уверен, что через пару дней…
— Не будет никаких пары дней, — заявил Император, — Повесите его, завтра же.
— А его родичи? У нас также двое двоюродных братьев барона, а еще его дядя, тот который пытался бежать из страны. Но их вы нам допрашивать строго запретили…
— Да, запретил, — подтвердил Император, бросая лебедям последний кусок булки, — И запрещаю впредь. Корень-Зрищины — лживый род.
— У нас на допросах никто не лжет, Ваше Величество…
— Я же сказал — нет, — Император наконец отвернулся от лебедей и взглянул на Соколова, — Никаких допросов двоюродных братьев или дяди барона Корень-Зрищина. Их всех вы тоже повесите. Завтра же. А перед казнью отрежете им на всякий случай языки…
— Проще заткнуть уши палачу, Ваше Величество, — усмехнулся Соколов.
— А толпа народа? Им мы тоже заткнем уши?
— О чем вы, Ваше Величество? Какая еще толпа народа?
— Толпа народа, которая будет присутствовать при казни, граф. Я хочу, чтобы Корень-Зрищиных повесили у Петропавловской крепости. На глазах у петербуржцев.
— Но публичных казней у нас уже лет десять не было, Ваше Величество, — усомнился Соколов, — Магократия будет недовольна. Особенно либералы. И международный престиж нашей страны может пострадать…
— На либералов я плевал, — пожал плечами Павел Второй, — На магократию тоже. Им придется это сожрать. Что же касается международного престижа — когда вы успели стать Шефом Дипломатического Корпуса, граф? Насколько я помню, я вас вроде назначал главой Охранного Отделения, нет? Так что выслушивать от вас советы в сфере внешней политики я не намерен.
— Простите, Ваше Величество, — Соколов поклонился.
— Что там еще, граф?
— Еще несколько имен заговорщиков, их назвал китаец, — доложил Соколов, — Во-первых, принцесса, старшая Лада Бататур-Буланова…
— Ну, разумеется, старшая, — Император улыбнулся, — Меня не любят обе принцессы, но младшая всегда поддерживала Малого, а не Михаила, насколько я помню. Кстати, вы нашли её?
— Никак нет, Ваше Величество. Но мы ищем…
