Они ведь едят щенков, правда? - Кристофер Бакли

Жук подумал: Может, это какая-то форма синдрома Аспергера?

— Мне с тобой столько всего нужно обсудить. Тут возле ИПК до сих пор припаркованы три передвижные телестанции. Меня это уже начинает доставать.

— Ты же всегда любила передвижные телестанции.

— Теперь я люблю их значительно меньше. А у тебя там есть пресса?

— Есть. Но у жизни в деревне есть свои плюсы — например, подъездная дорога к дому длиной в милю. А ворота охраняют солдаты пятьдесят шестого полка — они отгоняют журналистов старинными ружьями с ударно-кремневыми замками.

— Мушкетами, — сказал Бьюкс. — «Энфилдами».

— Виноват — это не ружья, а мушкеты. Господи, какой удачный момент для фотосъемки! Кто знает — быть может, это приведет к тектоническому сдвигу в области защиты знаменитостей от папарацци? Нанимаешь себе полк времен Гражданской войны, и они располагаются лагерем у начала твоей подъездной дороги. Ну, может, придется доплачивать за шестифунтовку.

— Можно я приеду и привезу Барри? Он немножко нервничает из-за всего, что досталось его мамочке.

— Как бы это ни было приятно, — ответил Жук, — думаю, что сейчас не стоит этого делать, хотя здесь, у себя в округе Раппаханнок, мы очень гордимся гостеприимством. Я еще не знаю, как все сложится у нас с Минди, но мне бы очень не хотелось, чтобы она включила телевизор — и увидела, что ты подъезжаешь к моим воротам. Да еще с Барри.

— Жук, — сказала Энджел, — Маффи съехала от тебя. Понимаешь? Она теперь живет у мистера Летающие Конюшни. Смирись с этим фактом.

— Ее зовут Минди. Минди, слышишь? Потренируйся, попробуй произнести это имя. На тот случай, если тебе придется давать показания под присягой ее адвокатам, когда она затеет развод.

— Дорогой, — рассмеялась Энджел, — я столько раз имела с ними дело, что, наверное, и во сне со всем без труда справлюсь.

— Что ж, в таком случае я должен ощущать себя исключительно удачливым. Но мой ответ остается прежним: нет. Не приезжай сюда.

Молчание.

— Прекрасно. Если тебе нравится сидеть там с кучкой этих идиотов, ряженных солдатами Гражданской войны, и барахтаться в жалости к себе самому, — то желаю удачи. Боже упаси, чтобы я мешала твоему счастью.

— Энджел, — сказал Жук, — солдаты пятьдесят шестого полка — не «идиоты», как ты выражаешься. Они друзья и добрые товарищи моего брата. И они — быть может, единственная сила, которая стоит между мной и китайским Драконом.

— Кого это она называет «идиотами»? — встрепенулся Бьюкс. — Она что — назвала нас сейчас идиотами?

— Она не имела в виду лично тебя. Ты же не обзывала моего брата идиотом — или?..

— Лично его — нет. Это было обобщенное высказывание.

— Она говорила не про тебя. Это было обобщение.

— Да? Ну, тогда передай своей мисс Темплтон — пусть она поцелует меня в обобщенную…

— Я так понимаю, что сейчас не очень подходящее время, — сказала Энджел.

— Подходящее время? Нет, я тоже так считаю.

— Ладно, оставляю тебя с Джебом Стюартом[68]. Но ты передашь от меня привет Рэндольфу?

Жук вздохнул.

— Если я встречу Рэндольфа, то, конечно, передам ему привет.

— Скажешь ему, что мамочка по нему скучает?

— Скажу.

Жук вернул Бьюксу телефон.

— Очень милый разговор был.

— А что это за Рэндольф? — спросил Бьюкс. — Он хоть приятнее ее?

— Не «ее», а «нее».

Жук и Бьюкс часто делились друг с другом своими секретами, но в данный момент Жуку совсем не хотелось пускаться в откровения насчет причудливой будуарной терминологии Энджел.

— Это один… Да фиг его знает, кто такой этот Рэндольф. Бьюкс, мы тут имеем дело со сложной человеческой психикой. И я даже не на сто процентов уверен, что слово «человеческая» сюда подходит. Ее имя — Ангел, но я уже начинаю думать, что она послана сюда самим Властелином Тьмы, в авангарде Апокалипсиса.

Бьюкс задумался над таким весомым доводом.

— Ну, старший братец, тебе виднее: ты своей жизнью и своим концом рискуешь.

— Сделай-ка нам еще по парочке коктейлей, а, Бьюкс?

Позже, после ужина и после очередной ласковой беседы на сон грядущий с маман, которая визжала что-то о семействе хорьков, якобы поселившихся у нее в кровати, братья вернулись на крыльцо. Ночь была безлунная и особенно звездная.

Жук утешил гордость Бьюкса, оскорбленного репликой Энджел про «идиотов», все-таки поделившись с ним странной историей о происхождении Рэндольфа. Бьюкса позабавил, но одновременно и встревожил этот рассказ. И он придумал: Рэндольф — имя одного из ее бывших любовников, исключительно доблестного в сексе, наверное, «еще более чокнутого, чем она сама».

— А что, если он сюда заявится — вооруженный и ревнивый?

— Ну, вряд ли он прорвется через пятьдесят шестой полк.

— Пятьдесят шестой полк вирджинских «идиотов»?

Они смотрели на небо — и вскоре принялись, как в детстве, играть в старую игру: еще мальчишками, они ложились ночью рядышком в поле и соревновались — кто заметит больше пролетающих спутников.

— Вот еще один, — сказал Бьюкс. — Значит, у меня — три, а у тебя — ноль. — Он вдруг рассмеялся. — Ха-ха, а ведь ты работаешь в компании, которая делает их!

И тут-то в голову Жука пришла идея — изящная в своей простоте.

— Бьюкс! Для «идиота» ты — просто гений.

— Про это ничего не знаю, — сказал Бьюкс, — зато по части охоты за спутниками я никому не уступлю. Оп! — четвертый. Ага, теперь у меня четыре. Ну, а ты, братец, похоже, безнадежно отстал.

Глава 39

Редкостной красоты штука

— Боже, боже, — с явным опасением сказал Чик Девлин в телефонную трубку, — неужели это мистер Радиоактивность? Я давно ждал — когда же ты объявишься.

— Мое местонахождение более чем известно.

— Да уж, я мельком видел по телевизору. А кто эти люди, которые наставили на прессу штыки?

— Слишком долго объяснять.

— Ну что ж, давно пора было наставить на этих людишек штыки. Ты… как — держишься?

— У меня есть кое-что для тебя. Кое-что с пылу с жару.

— Погоди, погоди, дружище. Ты сейчас немножко токсичен, знаешь? Скажу тебе честно — когда я увидел, что это ты звонишь, я сначала не был уверен на все сто, что стану поднимать трубку.

— Вот как? Это почему же, позволь спросить? Дружище.

— Та статья в «Вашингтон пост» отнюдь не осветила нашу компанию отраженными лучами славы. И кое-кто у нас думает, что нам следует…

— Откреститься от меня, да?

— Немного разойтись в разные стороны — на время. Пока весь этот шум не уляжется.

— Ну, тогда давай подведем итоги, ладно? — сказал Жук. — Ты дал мне задание: разжечь для тебя антикитайские настроения в обществе. И вот — пожалуйста, весь мир бьется в настоящей антикитайской истерике.

— Ну, тут я, пожалуй, с тобой соглашусь.

— А теперь ты мне заявляешь, что компании следует «разойтись в разные стороны» со стариной Жуком.

Я правильно изложил ситуацию?

— Ох, ну не надо, Жук…

— Нет, Чик, — прервал его Жук, — мы давно пролетели это «Ох, ну не надо, Жук». Мы проскочили этот дорожный знак уже много световых лет тому назад.

— Ты отлично справился с работой. И получишь вознаграждение. Об этом можешь не беспокоиться.

— Значит, ты думаешь, и тридцати сребреников хватит?

— А вот оскорбления тут ни к чему.

— Извини. Наверное, это лекарства так действуют.

— Если бы мы выдавали военные награды, ты получил бы Серебряную звезду со знаком V. Но подумай сам: будучи гендиректором этой компании, я выступаю стражем, хранителем доброго имени «Гроуппинга».

— Хранителем? Ух, как мне это нравится, — сказал Жук. — Какие благородные чувства. Ну, ладно, раз ты выступаешь хранителем, — тогда тебе, выходит, и отвечать за все это.

— За… что?

— Ну, — хохотнул Жук, — раз ты полагаешь, что сейчас доброе имя «Гроуппинга» нуждается в очистительных процедурах, тогда подожди с публикацией моих мемуаров.

— Твоих мемуаров?

— Ну да. Послушай, ведь прошла уже почти неделя, Чик. Все началось с удара. В буквальном смысле. В начале недели я столкнулся на дороге с оленем. Ты же знаешь, что на людей, которые получили травмы, прошли через больницы, тюрьмы, окопы, и так далее, и которые потом наконец выныривают из темной ночи сознания, — на них иногда нисходит озарение? Иногда они вдруг обращаются в какую-нибудь веру. Иногда, наоборот, — теряют веру. С разными людьми случаются разные вещи. Так или иначе, мое маленькое озарение приняло вот какую форму: мне хочется поведать всему миру, каким же я был подлым мерзавцем. Ты можешь возразить мне: «Но, Жук, дружище, ведь та газетная статья и так уже объявила миру, какой ты негодяй». А я на это скажу вот что: «Чик, в той статье почти ничего и не сказано о моих подлостях и низостях». Хотя, с другой стороны, аппетит у широкой публики уже чуть-чуть раздразнили, и она жаждет узнать побольше. Это же Америка. Народ хочет знать все о своих негодяях, народ требует подробностей. И, будучи американцами, наши люди готовы щедро оплачивать это долларами. Откуда мне известно? Сейчас скажу. Мне уже телефон оборвали. Издатели. Нью-йоркские издатели — настоящие дельцы, не мелюзга какая-нибудь. И они размахивают кулаками, в которых зажаты пачки купюр. Люблю я свою родину или нет? А ведь забавно, правда? Я годами пытался продать этим людям свои романы — а они даже к телефону подойти не удосуживались. А теперь они пихают друг друга локтями в ребра, лишь бы первыми отобедать со мной. Эй, ты еще слушаешь?