Мийол-алхимик (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

— Бука.

— Чучундра.

— Древообразное.

— Наглая мелкая вошка.

— Здоровый хамский облом.

— Всадница в задницу.

— Да я бы с радостью, если бы кое-кто дал…

— Тебе только дай — не на ручку, а на шею сядешь. И ножки свесишь.

— Разве из меня плохая шейная гривна?

— Хорошая. И даже красивая… местами.

— Договаривай!

— Тяжеловатая только.

— Я тяжеловата именно теми местами, которыми красивая, — нимало не обиженная, Васька ёрзнула, чуть удобнее устраиваясь на предплечье, одновременно этак невзначай прижавшись к своему «скакуну» грудью… быстро отстранившись. — И вообще гривны тем дороже, чем тяжелее.

— Ещё повтори, что хорошего человека…

—…должно быть много. Но в меру.

Переглянувшись, родичи дружно хмыкнули, светло улыбаясь.

Внутри Чёрного Пассажа располагалось несколько рекреаций; та, что с Большим потоком, выделялась и размерами, и популярностью. Фактически её следовало считать этаким сердцем всего комплекса, пронизывающим его от без малого самого низа до практически самого верха, как громадная вытянутая семигранная призма. Что же касается Большого потока, то его сотворил давно, увы, покойный мастер декоративной артефакторики Хелос ян-Сутомор. Под определённым углом его творение можно было считать фонтаном, только вот…

Представьте себе титанический стеклянный цилиндр, подобный этакой колонне высотой во всю немаленькую рекреацию, а в ширину — ровно сорок девять локтей. И рушащийся сверху вниз вдоль оси этого цилиндра искусственный водопад. Даже толстые стеклянные стены не могут полностью погасить мерный рокочущий шум, только приглушить его. В самом низу колонны, там, где бурлит бассейн, принимающий этот поток, звук так силён, что заглушает даже негромкий крик, а громкий — размывает.

Но водопад — это ладно, это ещё ничего. Что действительно поражает, так это водяная спираль, словно бы по собственной воле ползущая вверх вдоль стен цилиндра. В ней ровно шесть витков, и каждый светится собственными оттенками радуги, плавно переходящими друг в друга: багровыми, оранжевыми, жёлтыми, зелёными, синими и фиолетово-чёрными. Последние в свою очередь переходят по мере падения вниз в чистое белопенное кипение.

Такая вот масштабная аллегория на семь фаз цикла развития.

Внутри рекреации, обвивая цилиндр огромного артефактного фонтана, параллельно этой спирали вьётся Лестница Восхождения. И, кстати, соревнующиеся во время тех самых ежегодных забегов поднимаются именно по ней. А вот спускаться по ней не принято: для этого существуют другие лестницы, поменьше и подальше от Большого потока.

— Смотри, опять люди обезьянствуют.

— Не хочу, — мимолётно нахмурился Мийол, закладывая петлю прочь от площадки на едва ли не самом верхнем фиолетовом уровне, где восседали мергилы.

…какими наивными теперь казались ему собственные ожидания, попытки высмотреть в Лагере-под-Холмом хотя бы краем глаза фигуру одного из живых Предтеч! «Вымирание» в их адрес оказалось не фигурой речи, а печальным фактом; если верить труду грандмастера Тинверга, который призыватель изучил целиком и даже законспектировал наиболее интересные моменты, во всём мире мергилов осталось от силы тысяч сорок. В конкретно лагорской общине их жило едва ли дюжины две. И показываться людям они были вынуждены, хотя не любили.

Легко можно понять, почему.

…При первом совместном с сестрой визите в Чёрный Пассаж, поддавшись любопытству, как и многие другие, Мийол приблизился было к каменно-недвижной четвёрке существ, которые даже сидя немного возвышались над средним уровнем собравшейся толпы.

Но как приблизился, так и развернулся, стоило ощутить аурным чутьём скрытую от глаз подоплёку сцены.

— Ты чего, Йо? — растерялась Васаре.

— Представь на минутку, — ответил призыватель, — что ты внезапно уснула, а открыла глаза в изменившемся мире. Где почти нет людей, зато всё и вся заполонили суетливые… мхм… ну, скажем, синекожие гоблины ростом три локтя. Теперь именно они, эти лопоухие создания — новые хозяева Планетерры. Или по крайней мере её Поверхности.

— А люди?

— Вымираем. И синекожие гоблины подкармливают нас, чтобы не вымерли уж слишком быстро. Но в обмен на еду надо каждый день сидеть у них на виду, чтобы синекожие гоблины вместе с их синекожими детками могли полюбоваться на «настоящих живых людей».

Оглянувшись, сестра поёжилась. И сказала:

— Пойдём отсюда быстрее.

'На месте мергилов я бы тоже не сильно стремился размножаться. Даже будучи вполне здоров, а не затронут, как они, корневой проказой.

Никакая цена не покажется малой за избавление от схожей участи!'

…меж тем сопящая и потешно морщащая носик Васька выбрала по запаху новую — то есть ещё ни разу не посещавшуюся ими — крепилку. Заказав «того самого, чем сейчас пахнет с вашей кухни, двойные порции на двоих», она доехала на брате до уединённого и пока что пустующего уголка, где с громким разочарованным вздохом вынуждена была с него слезть. Из нового браслета (и впрямь пространственный короб — ну да несложно догадаться) извлекла знакомую обезьянку, включила и спросила безо всякого следа шутовства:

— Что там с твоей новой рабочей группой?

— Ничего.

— Совсем?

— Совсем.

— До сих пор?

— До сих пор.

— Неужели совсем-совсем ничего подходящего нет?

Мийол мимолётно поморщился.

— Условно подходящее есть. Кабы требовалось любой ценой присоседиться к кому-то из адвансаров, я бы уже давно… но…

— А в чём дело-то, собственно?

— Во-первых, большинство рабочих групп полностью укомплектовано. Даже ещё одного базилара в нагрузку не хотят брать, а я бы хотел работать с Санхан в парой. Всё-таки у неё с теорией до сих пор получше, чем у меня, тогда как сам я могу поддерживать её с манозатратными делами. Даже помимо личных отношений, разделяться нам просто неудобно.

— Резонно. А во-вторых?

— Ну, часть адвансаров не подходит по характеру. Я тут походил, пообщался — блош!

— Так плохо?

— Ты даже не представляешь! — фыркнул призыватель, зажмуриваясь на секунду. — Эти старые, извиняюсь, упасхи с бречами…

— Упасх с бречем? Интригующе.

— Всё бы тебе сводить к этому самому. Нет, обычно в обсуждаемом случае там всё давно и капитально неработоспособно. И ладно бы только внизу, так ведь и наверху тоже! Одна особа похожа на подержанную, но повапленную версию Дамириса, чтоб ему собственной пилюлей подавиться, Гурмана. При разговоре смотрит, как на пхура, делает слабо замаскированные намёки, что в её группе место безголовой молоди найдётся, но только если безголовая молодь станет вкалывать вдвое больше за плату вдвое меньшую. Другой вещает ласково, радуется, но подводит к примерно таким же условиям. Третий… ой, ну его вообще в чернолесье, этого третьего!

— Ты рассказывай, мне ж интересно!

— Чего там рассказывать? Это видеть надо. Отец рассказывал про паразитов-мозгоедов…

— Мозгожуев споднизовых?

— Да-да, про них. Так вот этот — ну, типичная жертва в терминальной стадии. При встрече смотрит этак рассеянно и сквозь, спрашивает: «Мы с вами не беседовали вчера?» Я говорю: «Нет». Он: «Это вы, голубчик, зря. Непременно побеседуйте». Потом делает вот так…

Мийол повернулся боком, приставляя ладонь к уху.

—…и говорит: «Я вас внимательно слушаю». И стоит ко мне ухом. А оно — волосатое!

— Да?

— Серьёзно. Такой, знаешь, развесистый лопух с оттянутой мочкой. Вот у Шак ушки тоже волосатые, но у неё и сами локаторы тоненькие, и мех на них милый, аккуратный такой. А у этого — поверх бугристых, кривоватых, сальных отростков седая, жёсткая и курчавая волосня! Частично выстриженная, потому что если не выстригать, оно вообще превратится в нечто неудобосказуемое.

— Жуть! — восхищённо выдохнула Васька.

— Тебе смешно, а мне не очень. Этому почтенному адвансару скоро семнадцатый юбилей отмечать — и, знаешь, лучше бы ему было даже до шестнадцатого не дожить. Умер бы пораньше, но хоть в более-менее здравом уме. А так — это просто маловменяемая пародия на гильдейского мага. Причём он такой не единственный, пожилых или откровенно старых адвансаров вообще-то больше, чем молодых. И наверняка в его группе можно было бы заниматься чем угодно, а то и не заниматься ничем вообще, но… мне жалко стало. И противно.