Обретение ада - Чингиз Абдуллаев

И только в этом случае может последовать несколько явных проколов с непременным обнаружением в одном из отделов СВР. От напряженных мыслей болела голова. Он взглянул на телевизор. Там шли новости. Обсуждались проблемы Черноморского флота. Потом сообщили, что война в Таджикистане идет с невероятным ожесточением обеих сторон. В конце диктор почти радостно известил об обстановке в Азербайджане, где под влиянием оппозиционных сил президент ушел в отставку и теперь наблюдается явная нестабильность.

Он подумал о матери. Нужно, чтобы она перебралась к нему в Москву. В республиках бывшего Советского Союза сейчас очень неспокойно. Повсюду стреляют, в Приднестровье и в Абхазии тупиковая ситуация. Гражданская война в Таджикистане, развернулись военные действия между Арменией и Азербайджаном.

Несколько недель назад в Азербайджане был полностью сожжен город Ходжалы. Почти все его жители — старики, женщины и дети — были перебиты, многие замерзли в поле. Он видел эти страшные кадры, когда детские трупы грузили, словно дрова, в военные вертолеты. В газетах появилось сообщение, что в нападении на город главной ударной силой был 366-й российский полк.

И это было самое страшное известие для Юджина. Полковник КГБ, ставший теперь не по своей воле полковником российской разведки, автоматически превращался во врага своего народа, в предателя, которому отныне не было места в родной республике. И он в который раз подумал, что его страна, оставленная им семнадцать лет назад, неузнаваемо изменилась, словно один большой красивый айсберг, расколовшийся на ряд грязных страшных льдин, которые, сталкиваясь, неслись на оказавшиеся рядом корабли и лодки, сминая все вокруг в своей слепой ярости.

Полковник понимал — путь на родину ему отныне закрыт. К власти в его республике рвались оппозиционеры, не отличавшиеся по своим методам действия от всех революционно-люмпенских масс, какие знает история человечества. Обиженные, несостоявшиеся, недовольные люди в массе своей и составляли ту толпу, которая лбами вышибала стекла в здании парламента, требуя отставки президента.

Сбывалось страшное пророчество Бисмарка, сказавшего, что «все революции на земле замышляются гениями, осуществляются фанатиками, а их плодами всегда пользуются прохвосты».

Он снова пересел на диван и вдруг незаметно для самого себя уснул.

Напряжение этого дня сказалось таким странным образом. Проснувшись в одиннадцатом часу вечера, он отправился на кухню ужинать. И только там, взглянув на календарь, вдруг вспомнил, что сегодня ему исполнилось сорок шесть лет. Он так привык к дате рождения Кемаля Аслана, что никогда не отмечал собственный день рождения. И сегодня ночью на кухне, за полчаса до конца этого дня, он отмечал свой день рождения. И Сандра с Марком были за его столом. А Том Лоренсберг говорил красивые и оттого такие печальные тосты.

Москва. 10 апреля 1992 года

В этот день, выйдя чуть раньше с работы, он приехал в семью своего связного. Полковник был на автомобиле. Ем удалось снять часть денег и купить неплохую «девятку» вишневого цвета. На ней он и отправился искать Планетную улицу. Ему объяснили, что дом, который ему понадобился, будет как раз рядом с Институтом переливания крови. Как раз в этом доме и жила Ирина Хохлова, или Ирина Фишер. Он только сегодня узнал, что настоящее имя его связного было Эдуард Фишер. Он действительно был немцем, родившимся в Казахстане, в семье депортированных из Поволжья немцев.

Нужный дом он нашел сразу и, поднявшись на четвертый этаж, позвонил.

За дверью послышались медленные шаги, наконец ему открыли. Всматриваясь в темноту, он спросил:

— Здесь живет семья Фишер?

— Вы из собеса? — задало встречный вопрос непонятное существо, закутанное в пуховые платки, несмотря на весну.

— Нет, но я хотел бы видеть кого-нибудь из семьи Фишер.

— Заходите, равнодушно пригласило существо, отступая вглубь. — Осторожнее, у нас в коридоре не горит свет.

Они прошли в комнату. Незнакомка сняла платки, и он с удивлением увидел перед собой сравнительно молодую женщину с остатками былой красоты на лице.

— Что вам нужно? — так же равнодушно спросила она. — Я Ирина Фишер, хотя по документам я Хохлова.

— Я бывший коллега вашего мужа, — тихо признался полковник.

Она не изменилась в лице.

— Да, — сказала так же равнодушно, — вы работали вместе с ним?

— В начале восьмидесятых, — он вдруг с ужасом подумал, что ее равнодушие не показное. Это было действительно очень много лет назад. В другую эпоху.

— Вы были в Германии? — спросила она. Видимо, несчастной женщине не говорили, где именно находится ее муж. Просто в силу своего разумения она считала, что немец Эдуард должен обязательно работать в Германии.

Караев решил ее не разочаровывать.

— Был, — сказал он, — мы с ним очень дружили.

— Садитесь, — предложила женщина. Даже последние его слова ее не очень взволновали. Последний раз она видела мужа еще в конце семидесятых. И он давно уже превратился в этом доме в семейную легенду.

Полковник сел. Он чувствовал себя неловко, словно непонятно зачем побеспокоил прах мертвеца.

— Вы знаете, как он умер? — вдруг спросила женщина. Спокойно, без надрыва.

— Знаю.

— Он не мучился?

— Нет. — Он не мог сказать этой несчастной женщине, что ее муж застрелился. Сегодня она этого просто не поймет. Все идеалы, в которые они верили, оказались осмеянными и разрушенными. И говорить сегодня о том, что ее муж решил тогда остаться верным своим идеалам, было слишком больно. И не нужно.

И хотя Эдуард Фишер, или Том Лоренсберг, служил не режиму маразматиков, умиравших один за другим, не системе, столь же изощренной, сколь и загнивающей, омерзительной, а своей стране, сохраняя верность данной присяге, это сегодня объяснить было невозможно. И поэтому полковник молчал.

— Он просил вас что-нибудь передать? — снова подала первой голос женщина.

— Нет. Там это было невозможно, — честно признался Караев. — А как у вас дела? Вы получаете за него пенсию?

— Да, конечно, — чуть улыбнулась женщина, — на килограмм масла как раз хватает. Мне объяснили, что он был всего лишь майором. Указ о присвоении ему звания полковника вышел, но он погиб, и поэтому его отменили или не присвоили, я так ничего и не поняла. Вот и получаю пенсию за погибшего майора.

Полковник молчал. Он сжал зубы так, что начали болеть скулы. Не нужно было даже осматриваться, чтобы увидеть, как живет эта несчастная женщина.

— Может, я могу чем-то вам помочь? — подчиняясь своему внутреннему порыву, спросил он.

— Нет, спасибо. — Она подняла один из платков и накрыла им голову. — У нас все есть.

— У вас ведь была дочь? — спросил он. — Ей сейчас, должно быть, двадцать два или двадцать три года.

— Была, — подтвердила женщина.

— С ней что-то случилось? — холодея, спросил полковник.

— Нет. Она жива-здорова. Даже слишком здорова, — почти равнодушно ответила мать, но он заметил блеснувшие глаза женщины.

— Ирина, — мягко спросил он, — сколько вам лет?

Она стащила с головы платок.

— Я вам кажусь очень старой? Да? Это у меня больные почки. Мне говорят, нужно выехать на курорт, а разве я могу сейчас себе такое позволить? И куда выезжать? Везде война.

Он молчал.

— Сорок четыре, — сказала она. — Мы поженились с Эдуардом сразу после окончания института. Тогда все казалось таким прекрасным.

— Вы не работаете? — понял он.

— Нет. У меня инвалидность второй группы. Поэтому я и получаю пенсию.

— А ваша дочь?

Женщина тяжело вздохнула. Потом сказала, не глядя на гостя.

— Она работает. В ночных барах танцует.

Он нахмурился, словно она его ударила. Потом встал.

— Я не знаю, будет ли вам от этого легче, я не знаю ничего о ваших с ним отношениях, но я должен сказать вам, Ирина, что вы можете гордиться своим мужем. Он был настоящим человеком и… — полковник стеснялся этого слова, но все-таки сказал:

— …подлинным патриотом своей страны. Он был героем, Ирина. И погиб как герой. Вот и все, что я хотел вам сказать. Извините, что пришел и побеспокоил вас.

— Да, — кивнула она. И вдруг плотину ее равнодушия словно прорвало, и она беззвучно заплакала.

— Эдик! — звала он своего мужа, твердя неподвижными губами. — Эдик!

Полковник подошел, положил руку на ее плечо.

Потом опустился перед ней на корточки.

— Ирина, — мягко сказал он, взяв ее руки в свои, — много лет назад, еще в восемьдесят втором, он спас мне жизнь. Вы меня понимаете? Я хочу хоть чем-то вам помочь. Скажите мне, где работает Лена.

Она назвала адрес. Поцеловав ей руки, он поднялся, достал все деньги, что были у него в карманах. Вчера им выдали зарплату за два месяца.