Русско-японская война. В начале всех бед. - Анатолий Уткин

Возможно Ноги подвели воспоминания. В прошлой войне (с китайцами) было так: чем проще, тем было лучше и эффективнее. Сейчас Ноги явно допустил ошибку. Фантастическая смелость фанатично настроенных солдат была использована неэффективно. Его подвела и плохая работа разведки. Он явно недооценил степень совершенства русских укреплений, силу духа защитников, умелое руководство обороной.

В Токио начали испытывать недовольство. Генерал Нагаока: «Сообщения Ноги и начальника его штаба о том, что «батареи крепости противника оказались сильнее, чем мы могли вообразить, а стены хорошо оборудованы»… Чтобы открыть эти истины вовсе не нужно было 10 000 или больше солдат… Если бы общественность знала об этом, какой была бы ее реакция? Можно ли сказать, что командование выполнило свою задачу и поступило ответственно? Я опустил эту часть доклада, когда мы готовили текст для Императора».

До сих пор посещение фронта не было обычной практикой в штабе Ноги. Лишь один его офицер взобрался на высокую скалу и изумился открывшемуся виду: внизу как на ладони весь Порт-Артур. Повседневная же рутина заключалась в том, чтобы посылать вперед все новые и новые части. Самоуверенность Ноги сказалась хотя бы в том, что он тщательно готовил военную полицию для патрулирования взятого Порт-Артура. Цена этой самоуверенности была устрашающей. В Японии, где верили, что Порт-Артур падет так же быстро, как и в японо-китайскую войну, росло раздражение.

ГЛАВА ПЯТАЯ:

ГЕНЕРАЛЬНОЕ СРАЖЕНИЕ: ЛЯОЯН

На очередной доклад к царю министр внутренних дел Плеве не приехал. Революционеры давно организовали за ним охоту. Полицейский своей шинелью прикрыл изуродованное бомбой тело министра, выпавшее из экипажа и лежащее на середине дороги. Повсюду валялись остатки экипажа и красной подкладки шинели министра. Убийством руководил один из руководителей Боевой организации социал-революционной партии Азеф, двойной агент, получавший от ведомства Плеве постоянные дотации. Это покушение накалило обстановку в России, дало новый стимул противникам режима противостоять боевым усилиям страны. Рядом с императором — в Петергофе — один из солдат вырвался из строя и бросился под колеса идущего поезда. Боевой дух думающей о свержении существующего строя страны резко отличался от патриотического горения японцев.

Война и Россия

После сражения при Наншане японцы поменяли свою темносинюю форму на хаки. А русские войска сняли папахи и облачились в хлопчатобумажные гимнастерки, одели фуражки. И во внешнем виде ощущались попытки рационализации.

Нельзя сказать, что Куропаткин был обделен войсками. У него были два армейских корпуса, прибывших из Европы и пять сибирских корпусов. Общее число дивизий — четырнадцать. Противостоявший ему Ойяма имел в своем распоряжении три дивизии Первой армии, три дивизии Второй армии, две дивизии Четвертой армии и немалое число частей резерва — всего примерно десять дивизий. У Ойямы было 115 батальонов пехоты, 35 эскадронов кавалерии, 170 орудий. Общая численность японских войск — 125 тыс. человек, из которых 110 тыс. принадлежали к пехотным частям. Им Куропаткин противопоставлял 191 батальон пехоты и 148 эскадронов кавалерии — всего 158 тыс. солдат и офицеров (пехота — 128 тыс.). Плюс 609 орудий. Это было огромное скопление войск. В мировой истории до Первой мировой войны только Седан 1870 г. дает их большую концентрацию.

Многое зависело от восприятия противника, а восприятие — от работы разведки. Главнокомандующий генерал Куропаткин полагал, что японцы превосходят его численно; на быстрое прибытие подкреплений он уже не рассчитывал, так были размыты дороги. Он пишет в эти дни: «У нас недостаточно людей, чтобы сохранить необходимое превосходство над каждой из группировок противника, не открывая себя при этом в направлении еще двух вражеских объединений. Во-вторых, дожди настолько серьезно повредили дороги, что это препятствует быстрому движению — у нас тяжелые пушки и багаж — необходимые для успешных действий даже на внутренних линиях». А окружающие думали о другом. Корреспондент лондонской «Таймс» написал: «Существует такая ужасная штука, как традиция привыкать к поражениям. Незавидна судьба армии, которая имеет такую традицию».

Очевидцы рассказывают о тройке гнедых лошадей Куропаткина, окруженных эскортом казаков. За шесть месяцев войны Куропаткина не узнать, таковы горестные перемены. Поражения сделали его худым, старым, посеревшим, безразлично смотрящим вперед, не замечающим приветствий. И это был прежний военный министр великой страны, обладающий утонченной культурой, свой на любом собрании «сильных мира сего». Теперь он был способен думать только о том, что японцы находятся в десятке километров от Ляояна, где Куропаткин пообещал либо умереть, либо победить.

Высшее военное руководство России наконец-то начало по достоинству оценивать своего дальневосточного противника. В докладе царю от 4 августа 1904 г. Куропаткин указывает на следующие преимущества противника: 1) японская сторона еще обладает перевесом в численности войск; 2) японцы привычны к местной жаркой погоде и к местности, характерной невысокими холмами-сопками; 3) японские солдаты более молоды, они несут с собой гораздо меньший груз, у них хорошая горная артиллерия и подсобный транспорт; 4) японцами руководят энергичные и умные генералы; 5) у японских войск исключительный боевой и патриотический дух; 6) в русских войсках не ощущается характерного патриотического горения, что, по крайней мере, частично, объясняется отсутствием в народных массах представления о мотивах и целях войны.

Последнее очень важно. Требуя от привычно-жертвенного народа новых серьезных усилий, власть не сумела объяснить своему народу, ради чего сражается Россия. И ставшая уже весьма софистичной пресса не утрудила себя мыслями о будущем страны, опасности со стороны представшего неожиданно могущественным дальневосточным соседом. Дух обличений пожирал страну, представление об общей судьбе России как нации отсутствовало начисто. Революционеры, при всех формальных обличениях со стороны «общества», становились героями дня в стране, ведущей суровую войну. Отсутствовал серьезный анализ положения России, попытки мобилизовать ее силы отдавали любительством, а не серьезной жертвенной работой. Лучшие умы с упорством, достойным лучшего применения, занимались дискредитацией «безумных имперских планов» царизма, мало думая о судьбе мобилизованного народа или о месте своей страны рядом с жестким империалистическим хищником, гораздо лучше подготовившим свое население к суровой прозе войны и к участию в судьбе своего государства.

Сила современной армии заключалась в постоянной координации усилий, которая была возможна лишь в случае наличия надежной связи между отдельными частями. Но радио не стало надежным помощником генералов, зачастую имевших самое приблизительное представление о расположении как собственных частей, так и соседей.

Великое воинское братство дало осечку. Русские военачальники начали вести между собой войну нервов в самый непотребный час. Профессиональные защитники отечества впали в уныние по самым разным причинам, начиная от поздно, но обильно пролившихся дождей, буквально смывших дороги, в которых тонули люди и орудия. Контрастная погода изводила людей, привыкших к более умеренному климату. Наступившая после дождей жара доводила северян до безумия. Буйно росли местные травы, лохматые кусты сделали мир окрестный «невидимым». Плохо подготовленные русские офицеры буквально бродили в трехметровой высоты гаоляне. Странный мир Восточной Азии недоброжелательно встретил офицеров прибалтийских провинций, Центральной России, да и Сибири. В условиях плохой ориентации русских на «странной» местности, рос фактор неуверенности.

Стессель, руководя обороной Порт-Артура, стал открыто провозглашать свое неверие в успех этой обороны. Не только эмоционально, но и интеллектуально русские военачальники расходились между собой. Алексеев был озабочен, прежде всего, судьбой Порт-Артура. А командующий с 31 июля Восточным фронтом барон А.А. Бильдерлинг считал бессмысленными любые попытки сдерживать японцев на прибрежной полосе; он выступал за концентрацию русских сил в районе Ляояна. Командующий 10-м корпусом призывал сконцентрировать силы между Мукденом и Ляояном. Главнокомандующий Куропаткин вынужден был лавировать, теряя цельность собственной концепции. Но далее Ляояна не мог отступить и он, поэтому главной витавшей идея была мысль о необходимости произвести генеральное сражение в районе Ляояна. Известны сказанные Куропаткиным слова: «От Ляояна я не уйду, Ляоян — моя могила!»

Куропаткин буквально сцепился с наместником Алексеевым, пытавшимся «энергизировать» генералов-пессимистов. Талантливые командиры были нужны как никогда. Их не хватало. Они гибли. Гибель 55-летнего генерала Келлера некоторые специалисты сравнивают по значимости с гибелью адмирала Макарова. Графа Келлера любили, и он пекся о своих людях. К абсолютно белой бороде шел белый мундир; его было хорошо видно среди дымных пушек — это его и погубило. Японская шрапнель нанесла ему 37 ран. Его заменил генерал Кашталинский.