Том 2. Стихотворения 1855-1866 - Николай Некрасов

Печатается по Ст 1873, т. II, ч. 4, с. 27–48, с восстановлением фамилии «Суворов» в ст. 79 по Ст 1879.

Впервые опубликовано: С, 1866, № 2, с. 608–618, с заглавием: «Балет (Сатира 9)» и подписью под текстом: «Н. Некрасов».

В собрание сочинений впервые включено: Ст 1869, ч. 4, без подзаголовка, с датой на шмуцтитуле: «1866» (перепечатано; Ст 1873, т. II, ч. 4, с той же датой на шмуцтитуле).

Наборная рукопись, выделенная из сводной рукописи номерных сатир, со значительной авторской правкой чернилами и карандашом, фамилиями наборщиков и указаниями им, с заглавием: «Театр (сатира 9)» — ГБЛ, ф. 195, М 5746, л. 1-10. Л. 7 взят из сводной черновой рукописи сатир. Надпись, обращенная к метранпажу: «Я бы желал часов в 5-ть иметь 1-ю корректуру, в 7-мь вторую. Некрасов». Здесь же и черновые наброски отдельных мест. Набросок начала (ст. 1-20) с заглавием: «VII. „Театр“», на полях карандашом: «Балет» — ГБЛ, ф. 195, М 5754. Рукопись ст. 57–64 и 87–90 — там же, в составе окончания сатиры «Клуб».

Творческая история номерного цикла сатир, частью которого является «Балет», изученная исследователями А. Я. Максимовичем (ПСС, т. II, с. 715–717), Т. Д. Фроловой (Незавершенный сатирический цикл Н. А. Некрасова. — Некр. сб., I, с. 169–190; Некрасов-сатирик. (Цикл сатир 1859–1871 гг.). Автореф. канд. дис. Л., 1953), М. Я. Блинчевской (ПССт 1967, т. II, комментарии а № 50–54, 56, 58, 90), свидетельствует, что порядок сатир в процессе работы не оставался неизменным. Первоначально после второй части «О погоде» должны были следовать клубные сатиры, а завершиться весь цикл должен был сатирой «Театр» или театральными сатирами, затем клубные отодвигаются в конец, театральные же оказываются между второй частью «О погоде» и клубными: в рукописи под № VII значится «Клуб», затем «Театр» (сатира «Кому холодно, кому жарко!», завершающая 2-ю часть «О погоде», печаталась под № VI).

Не лишено основания предположение, что перемещение клубных сатир в конец цикла произошло после того, как автор убедился в их «нецензурности» (ПССт 1967, т. II, с. 633). Следует, однако, иметь в виду, что по своей политической остроте «Балет» отнюдь не уступает клубным сатирам. Кроме того, перестановка осуществлена до опубликования «Газетной», печатавшейся в «Современнике» с подзаголовком: «Сатира 12» — номер, близкий к концу. Видимо, уже в это время мыслилось, что сатира «Театр» получит один или несколько из тех пяти номеров, которые отделяют «Кому холодно, кому жарко!» от «Газетной». № 8 «Современника» за 1865 г., где печаталась «Газетная», получил цензурное разрешение 1 октября. Перестройка цикла, следовательно, могла произойти не позже сентября 1865 г. К 1865 г. исследователи относят возникновение сводной рукописи номерных сатир (см.: Фролова Т. Д. Незавершенный сатирический цикл Н. А. Некрасова, с. 172–173), однако опубликована в этом году, и то лишь после отмены предварительной цензуры, была только «Газетная»; «Балет» — несколько месяцев спустя, уже в 1866 г.

То обстоятельство, что сатира печаталась после отмены предварительной цензуры, обусловило весьма строгую автоцензуру, которая, вполне возможно, осуществлялась не без «консультации» какого-нибудь негласного цензора, вроде Ф. М. Толстого (о нем см. на с. 411 наст. тома комментарий к сатире «Газетная»). Пометы красным карандашом на рукописи делают такое предположение вполне обоснованным. Не попали в печатный текст некоторые весьма острые стихи рукописи. Прежде всего четверостишие «В молодом поколении фатство…» (см.: Другие редакции и варианты, с. 323), имеющееся и в наборной рукописи «Балета», и в рукописи сатиры «Клуб» и снятое, очевидно, в корректуре: его удалось опубликовать лишь в тексте «Недавнего времени» (ст. 9-12). Остались в рукописи, зачеркнутые автором, и оба варианта наброска ст. 131–134, связанные с нашумевшей статьей известного откупщика-миллионера В. А. Кокорева «Миллиард в тумане» (СПбВ, 1859, 8 и 9 янв.) (см.: Другие редакции и варианты, с. 324). По цензурным соображениям в текстах С и Ст 1869, ч. 4 отсутствуют ст. 385–388; восстановлены в Ст 1873, т. II, ч. 4. Может быть, эти же соображения побудили автора снять в рукописи и четверостишие «Смейся, хлопай, покрикивай с нами!» (после ст. 310) (см. там же, с. 326). С другой стороны, некоторые стихи, первоначально входившие в состав клубных сатир, перемещаются в «Балет». В частности, стихи о финансовом кризисе, образующие центральную тему «Балета». Косвенным подтверждением предположения об участии цензора Ф. М. Толстого в подготовке «Балета» к печати может служить его отзыв о сатире для Главного управления по делам печати, написанный с явным намерением смягчить впечатление: «В конце <…> сатиры Некрасова проглядывает некоторая тенденциозность, а именно обычное для „Современника“ напускное, преувеличенное сердоболие к горькой доле русского мужика (по поводу рекрутских наборов) — но в поэтической картине, изображенной по сему случаю, нет ничего особенно возмутительного или вызывающего» (цит. по: ПССт 1967, т. И, с. 633).

Перемещение отдельных текстов облегчалось идейно-тематической близостью клубных и театральных сатир: те и другие направлены против верхов общества. «Балет» принадлежит к самым идейно острым и значительным сатирическим произведениям Некрасова. «Некрасов в своем „Балете“, — писал В. Е. Евгеньев-Максимов, — резче, чем когда бы то ни было, выступает против аристократических, сановных и капиталистических верхов русского общества» (Евгеньев-Максимов В. Е. и др. Некрасов и театр. Л.-М., 1948, с. 214). Сатира жгуче актуальна: финансовый кризис, охвативший тогда всю Россию, был предметом постоянного обсуждения на страницах печати и в обществе. За месяц до опубликования «Балета» в «Современнике» появилась статья Ю. Г. Жуковского «Где искать настоящего средства для поправления наших финансов?». Она начиналась так: «Наши финансы составляют давно предмет усердных забот и толков в литературе и публике…» (С, 1866, № 1, отд. II, с. 1). Ср.: Захаров Г. Несколько слов о нынешнем финансовом кризисе. — Светоч, 1882, № 2, отд. II, с. 60–72; см. также фельетон «Петербургское обозрение» в «Петербургском листке» (1864, 19 июля, № 69) (сводка статей и брошюр о финансовом кризисе дана в работе А. Я. Максимовича «Некрасов-участник „Свистка“» — ЛН, т, 49–50, с. 316).

Некрасов еще в 1860 г. откликнулся на этот кризис стихотворным фельетоном «Финансовые соображения» (см. с. 100–102 наст. тома). Видимость фельетонного повествования сохраняется и в «Балете», но, как и в других сатирах номерного цикла, здесь это лишь художественный прием. Ни в публицистических, ни в поэтических фельетонах не могло быть той силы художественного обобщения, какой отличается комментируемая сатира: финансовый кризис, безденежье осмыслены здесь как внешние признаки, симптомы больших изменений в русской жизни пореформенной поры, когда деньги и погоня за деньгами стали мощной силой, властно и деспотически порабощающей все и всех. В жизни появился новый хозяин — миллион, эта идея лежит в основе всей характеристики верхов общества в «Балете». Театральность сатиры в значительной мере условна: внимание автора обращено не столько на сцену, сколько в зрительный зал, который опять-таки рассматривается под социальным, а не театральным углом зрения и важен как место, где широко представлены хозяева жизни, «сливки общества», над которыми произносит свой суд автор. Правдивость нарисованной в сатире картины подтверждается воспоминаниями балерины Петербургского Большого театра Е. О. Вазем (Записки балерины Санкт-Петербургского Большого театра. 1867–1887. Л.-М., 1937, с. 189–194). Она сообщает, что публика в массе своей состояла из дворянства, высшей знати и крупных дельцов, что постоянными посетителями балета были царь Александр II и члены царской семьи. Вазем говорит об особенно кричащей, показной роскоши зрительного зала в 1860-1870-е гг., упоминая и о знаменитом «бриллиантовом ряде» (ср. ст. 15 и сл.), и связывает это с железнодорожной горячкой и получением помещиками откупных. И привлекала в театр всю эту публику (не исключая и августейшего хозяина земли русской) «не столько любовь к искусству, сколько „ножка Терпсихоры“» (с. 190). Правда, в состав театральной публики входили и посетители другого типа: мемуаристка упоминает о лицах «свободных интеллигентных профессий», среди которых называет и Некрасова, и специальную главу посвящает знатокам балета (с. 193–204). Однако у Некрасова в соответствии с принятым в сатире углом зрения об этой части публики не говорится (упомянутый им «записной поставщик фельетонов» по взглядам и уровню культуры тяготеет к основной массе завсегдатаев зрительного зала) (подробнее см.: Гин М. О своеобразии реализма Н. А. Некрасова. Петрозаводск, 1966, с. 179–185).

Эпиграф — неточная (очевидно, по памяти) цитата из «Евгения Онегина» Пушкина (глава первая, строфа XXXII). У Пушкина ст. 3: «Однако ножка Терпсихоры…». Некрасов заменил «Однако» на «Но, каюсь» и выделил курсивом два последних слова.

…мышиный жеребчик (так Гоголь Молодящихся старцев зовет)… — Имеются в виду следующие строки из «Мертвых душ»: «…семенил ножками, как обыкновенно делают маленькие старички-щеголи на высоких каблуках, называемые мышиными жеребчиками, забегающие весьма проворно около дам» (т. I, гл. VIII).