Чарованная щепка - Валерия Демина

Сальвадор отметил леину непривычную скромность – а ведь, по слухам, на нее мало что не молились.

– Они тебе ближе? – Задавая вопрос, он лелял надежду, что дочь не запнется с ответом.

Однако Лея несколько секунд уделяла десерту чуть больше внимания, чем требовалось для наполнения ложечки.

– Они другие, – в конце концов изрекла она. – Открыто радуются, горюют в голос. В этом есть что-то честное, хотя едва ли разумно под предлогом искренности говорить ближним все, что вздумается. Эти люди по-своему упрямы, но и очень ведомы, что несколько меня пугает.

– Словом, ты находишь их более живыми, – предположил отец.

Лея пожала плечиком.

– Возможно. Она забавно веселятся и пляшут на праздниках, но я сварила уже достаточно “отрезвений”, чтобы перестать романтизировать их досуг.

Сальвадор не сводил с дочери проницательного взора.

– Почему ты до сих пор там? – спросил он вдруг болезненно и резко. – Моя настойчивость так превосходит их недостатки, что ты терпишь и окружение, и бытовое неустройство своего обиталища?

Юная магичка покусала губу, еще раз обдумывая верность объяснения, которое вывела для себя иными бессонными ночами.

– Я нужна им, и сейчас это помогает мне взрослеть, – произнесла она. – Ты дал мне столько умений, но даже одаренные жены едва ли имеют возможность служить империи. Отведенная им благотворительность мало доходит до адресатов. Только там я верю, что ты учил меня не впустую.

"Наиграешься, как в куклы", – подумал Сальвадор. Услышь его дочь, не осмелилась бы возразить – эта мысль забредала подчас и в ее упрямую голову.

Однако, словно понимая все и так, оба оставили аргумент невысказанным.

– Жить при этом ты можешь дома, – широкая ладонь отца обвела все заманчивые преимущества леиной огромной комнаты перед нынешней душной ее каморкой.

– Они никогда не осмелятся позвать меня отсюда, – покачала она головой, стараясь не смотреть на очевидное.

– Для новой порции “отрезвенья”? – С обескураживающей проницательностью уточнил отец.

Лея ответила согласной усмешкой, но говорить продолжила твердо:

– Нередко так, но и оно спасает семьи. То, что мнится нам обыденным, там звенит как чудо. Зимой, благодаря секундному заклинанию очищения, я уберегла вдову с дочерью от потери крыши над головой, – Лея помолчала. – Может быть, мне самой требуется некоторое отрезвение после стольких лет на полном довольстве.

Магистр тоже не спешил с ответом, изучая дочь с каким-то новым интересом.

– Без этих лет на довольстве ты ничем бы не смогла им помочь, твои умения свелись бы навыкам выживания, – наконец, возразил он почти мягко. – Я столь многое еще тебе не передал.

Приходя к ней в январе, он уже заявлял нечто сходное. Тогда Лея отвечала остро и холодно. Теперь она устремила на него взгляд почти просящий.

– Я благодарна вам, отец, хотя и не сразу поняла это, – огорошила она его. – Прошу у вас прощения за свой побег и мечтаю продолжать учиться, если вы позволите приходить иногда для уроков.

Сальвадор поджал губы, чтобы затаить, как подпрыгнуло его сердце. Он еще отец! Еще наставник! Еще нужен своей маленькой Лее.

– Прости за то, что был жесток, – язык его не повернулся озвучить слово “хвост” в нынешней доверительной обстановке. – Твой дом всегда открыт и занятия мы можем продолжить.

Сальвадор размышлял еще мгновение.

– Позволь мне одну малость, – добавил он, – оплачивать пока за тебя гильдейские взносы, чтобы избавить от призрака нищеты. В остальном поступай как знаешь, можешь даже присмотреть приличный дом в своей новой округе, я выделю средства. Нужно тебе пока возиться с этими людьми – изволь.

Лея не спешила ликовать. Примирение еще не означало, что отец готов отступиться от всего, что распланировал на ближайшие десять лет их жизни.

– Будут и условия, не так ли? – Угадала она.

– Только одно, – вздохнул магистр, – дай Алессану шанс. После твоего побега он проявил свои лучшие качества.

– О, значит, я бежала не напрасно, – улыбнулась Лея, отправляя, наконец, в рот ложечку мороженого.

Сальвадор посмотрел на нее неожиданно печально:

– Алессан в самом деле стал мне как сын, при том чуткий и мудрый. Не раз и не два он останавливал меня, когда я рвался вернуть свою малышку силой. Ты ему не безразлична. Я не требую клятвы, просто присмотрись к нему… пожалуйста.

Смакуя лакомство на языке, Лея тихо беззаботно рассмеялась:

– Вы не о том волнуетесь, отец. Ваш протеже вполне самостоятельно обеспечил себя возможностью дважды в седмицу демонстрировать мне свои выгоднейшие ракурсы.

Резчик

В Итирсисе: 1 мая, понедельник

В щербатую входную дверь Виола постучала столь решительно, что с карниза на нее посыпались труха и муравьи. Спешно отряхиваясь, она отступила к самому краю крыльца, покуда и сам прелый карниз не сверзился ей на голову.

Дряхлость избы казалась тем диковиннее, что хозяйствовал в доме лучший краснодеревщик столицы, если только громкое звание сие не обветшало вместе с жилищем.

Виола подозревала, что хозяйствовал Леон так же, как и работал – все больше боком на полатях.

За дверью угадалось какое-то движение, детский глаз прильнул к щели.

– Тетя Виола Базилевна? – уточнил босоногий наследник резчика и отворил, не дожидаясь ответа. Процесс был исключительно церемониальным, ибо подозрительно запираться от соседей в светлое время суток на Зеленой улице привычки не имели.

Титулованная “тетей” девица аккуратно переступила подгнивший порог и миновала сени.

Утварь в знакомой горнице была менее уставшей от жизни. На свежем настиле утвердились крепкий стол и лавки, под окном в утреннем солнышке сияла прялка нового теса. Золотые руки хозяина не добрались до сруба, но в недрах дома, как известно, "мужик сказал", женщина напомнила нужное число раз – и мебель вся была исправлена, а затем обильно декорирована салфетками. Лошадки простым крестом на покровах сундуков и занавесках искусно отвлекали внимание от густой черноты балок на стыке со стенами. Наперекор им пахло жизнью, ржаным хлебом и липовой щепой из самовара. Дополняя идиллическую картину, посреди комнаты торчали трое детей, отвлеченных от игры с чурочками на заднем дворе.

Виоле не долго пришлось искать глазами хозяина.

– Доброго дня, Леон Ардович, – строго обратилась она к спине на высокой печи, уже холодной по случаю начала мая.

Синее сукно рубахи нехотя зашевелилось, и к девице обернулось заросшее лицо мужчины средних годов. Глаза на нем отнюдь не были заспанными, но вмещали изрядную долю мировой тоски.

– Здорова ли ваша супруга? – Осведомилась Виола.

Резчик сел. Он не был уверен в благополучии супруги, на которую почти не подымал очей последнюю седмицу. Щи становились все водянистее, но на столе возникали вовремя – должно быть, все шло своим порядком.