Вдова в январе - Андрис Колбергс

Карлис был охвачен беспокойством ожидания. Видя, как другие ребята ходят, обхватив девушек за талию, он тоже осмелился на такой жест, и его поразило, что Мудите ничуть не возражала, а даже прижалась к нему. Затрепетав, Карлис повел Мудите подальше от палаток, подальше от посторонних глаз. Так они прошли по берегу километр или два, давно уже не видя людей, потому что день был будничный, рабочий. Наконец Карлис предложил присесть у заводи, со всех сторон закрытой кустами.

Карлис бросил на землю свою спортивную куртку. Так они посидели, прижавшись, глядя, как в заводи снует рыбешка, проверяя, действительно ли не годится в пищу упавший в воду мусор и листья.

Карлис погладил мягкие волосы Мудите, и это просто наэлектризовало его. Он хотел поцеловать ее, но не знал, как это сделать. И тут Мудите повернула голову, и у нее были слегка приоткрытые губы.

Мудите откинулась в траву, он целовал и целовал ее губы, ее глаза, ее волосы, ее шею. Всякая робость уже исчезла. Мудите была его, Мудите была часть его самого... Она вся принадлежала ему, и это была правда, и пусть даже не физически, тем не менее ничуть не меньше...

Ночью они спали в палатке. Она уткнулась ему в бок и легко, неслышно дышала, но Карлис не мог уснуть, ему казалось, что он стал страшно богат, и все думал, уже как взрослый человек, о своем и ее будущем.

Через несколько дней Карлису надо было играть в далеком южном городе. Мудите пришла в аэропорт проводить его с цветами и не испытывала никакого смущения от того, что она здесь как равная среди жен других футболистов и, так же как они, уже сейчас с нетерпением ждет возвращения своего любимого, а когда машина поднялась в воздух, она уже проклинала футбол, принесший эту разлуку, на миг забыв о той гордости, которая охватывает тебя, когда игроки под звуки марша выбегают на поле.

Никто не был виноват в несчастье, которое постигло Карлиса Валдера. Так уж сложились обстоятельства, предвидеть их было невозможно, и повториться такое может только через много лет. Противники играли корректно, но скорость была слишком большая, страсти кипели, и желание победить было сильнее всего. То и дело перед воротами образовывалась свалка. Карлис поскользнулся, кто-то налетел на него, на того другой, стараясь не задеть кого-то шипами, и вдруг Карлис почувствовал дикую боль, словно в позвоночник всадили шило. Больше он уже ничего не помнил, в сознание пришел лишь в больнице. И двинуться не мог, так как находился в гипсе. Врачи выражали уверенность, что особых последствий не будет, хотя с футболом, конечно, придется проститься. Только ведь и врачи не пророки, при всем их старании и познаниях обе ноги остались парализованными. Из больницы его отправили прямо в санаторий, потом еще в один, и еще, и еще, и все равно частичный паралич остался, и Карлис мог передвигаться только на костылях или в инвалидной коляске.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Дворничиха скучала. Впервые ей довелось присутствовать при обыске. Сначала она интересовалась, что извлекают из шкафов и выдвижных ящиков, даже попыталась было дать ценный совет, но следователь, писавший за столом протокол, довольно резко осадил ее.

— Прошу не мешать! — сказал он и так свирепо взглянул, что у дворничихи пропало всякое желание указывать. Теперь она только смотрела, вытягивая шею, на предметы, которые держал Арнис, — подержит, осмотрит и кладет обратно. Потом попыталась завязать тихий разговор с Карлисом насчет больших фотографий, которыми были увешаны все стены. Начала она с того, что вот эта фотография красивая, а другая, рядышком, никуда не годится.

— Да, да... — машинально соглашался с нею Валдер, глубоко уйдя в сиденье своей коляски. Он очень внимательно следил за каждым словом Арниса, за каждым его движением.

— А чего там подписано под каждой карточкой? — не унималась дворничиха.

— Название журнала, где она напечатана, или выставки, где она экспонировалась...

— И в Москве тоже?

— И в Лондоне, и в Париже, и в Сан-Паулу, и в Рио-де-Жанейро.

— Гляди-ко! Такой знаменитый и жил в нашем доме... Я его как-то видела. Еще поздоровался со мной, теперь вспоминаю. Здравствуйте, Мария Павловна, сказал. А Рио-де-Жанейро это где?

— В Бразилии.

— Ага, верно, мальчишка про это учил. У самой-то из головы вылетело, запамятовала. А вон там карточки не хватает! Вон там, в самой середке. — И дворничиха указала на пустое место. — Сразу видно, что недостает. — И никак эта баба не могла уняться. — Сверху ровненький рядочек, низом идет ровненький рядочек, а в середке пусто. Наверно, стекло разбилось или рамочка повредилась... Бывает, что стекло не держит. Я на магазинный клей не надеюсь, я беру муку и клейстер развожу, хоть для обоев годится, хоть для чего!

— Да помолчите же, мы работать мешаем! — резко одернул ее Валдер, будто кнутом щелкнул. Почему-то он вдруг стал еще бледнее, и губы сжал плотнее, а глаза встревоженные.

— Действительно, вы бы, товарищи, могли помолчать, — сказал следователь, начиная новую страницу. — Можешь называть... Фотоаппараты?

— «Пентафлек», номер... — Арнис медленно, цифра за цифрой продиктовал номер фотоаппарата, отложил его в книжный шкаф и взял другой. — «Никон», номер...

Проводив Цилду за дверь, в комнату вошел полковник Ульф. Постоял, посмотрел, как Арнис со следователем работают, взял уже исписанные страницы протокола и стал проглядывать. Да, здесь есть то, что он искал, память не подвела. Квитанции денежных переводов.

Конрад прошел к письменному столу в другом конце комнаты — на нем лежали документы Димды, все, что были найдены в указанном Карлисом Валдером ящике.

Пачка квитанций довольно толстая, схваченная большой скрепкой. Конрад сел, включил настольную лампу, надел очки и стал перебирать их. Все переводы были отправлены Цилде Артуровне Димде, и всюду значится одна и та же сумма — пятьдесят рублей. И пометки — «алименты за июнь 1978 года», «алименты за январь 1979 года». В семьдесят девятом году деньги посылали четыре раза, значит, алименты заплачены и за апрель, который еще не кончился. Подобное аккуратное ведение дел не редкость, если у разошедшихся супругов имеется договоренность об определенной сумме. Надежная страховка от обвинений, что за тот или другой месяц деньги не получены.

Зачем же Цилда солгала? Почему сказала, что бывший муж выплачивал за полгода? За прошедшее время — это еще можно понять: надежда получить деньги еще раз, если они найдутся в его кармане. Несолидная, но надежда.

Конрад перелистал сберегательную книжку. Нет, он помнил верно. Сегодня Рудольф Димда был в сберкассе и снял триста рублей, осталось еще двести восемнадцать с копейками. Значит, насчет этих трехсот Цилда не солгала. Но где же они, черт бы их побрал. Может быть, Цилда уже успела их получить до обеда и теперь только прикидывается, будто ничего не знает? В подобном поведении нет логики, или же логика есть только в одном случае, если Цилда знала, что в кармане Рудольфа Димды лежат триста рублей. Так же нелогично думать, что убийство произошло из-за исчезнувших денег. Ведь стрелявший дал Димде спуститься по лестнице и только тогда нажал курок. Если же жертва была ограблена на лестнице, она бы спокойно не шла по двору. Арнис со следователем внесли в протокол найденные охотничьи ружья, сравнив их номера с номерами, вписанными в разрешение на хранение оружия.

— Охотничье ружье образца Иж-26, охотничье ружье образца Иж-27... — диктовал Арнис. — Оба ружья находились в книжном шкафу, в разобранном виде, дверь шкафа не заперта, стволы протерты...

— Димда с кем-нибудь говорил в обеденное время по телефону? — спросил Ульф у Карлиса Валдера.

— Нет... Не помню... Мне кажется, что нет...

— А утром?

— Я был в ванной... Помню, кто-то звонил... Рудольф подходил к телефону — он у нас в коридоре — и довольно долго разговаривал...

— Он не говорил, кто звонил?

— Он на работу спешил.

— Даже не простился?

— Наверное, очень торопился.

— О чем вы разговаривали за завтраком?

— Ни о чем... Какой может быть разговор за столом.

— А эта старушка, Паула, сказала, что за завтраком Рудольф Димда много болтал. Все ему казалось хорошим, чудесным и красивым. И день чудесный, и деревья. Сказал, что в июле вас покинет и поедет в Карелию. С девушкой. Вас он не приглашал?

— Сегодня так случилось, что мы не обедали вместе.

— Он собирается ехать только с девушкой или еще с кем-нибудь?

— Не знаю. Рудольф мне ничего конкретного не говорил.

— Его часто навещали?

— Приходили иногда. Натурщицы... Он часто фотографировал дома... И так женщины приходили. Мужчина интересный. Разведенный.

— Вы можете назвать нам фамилии, адреса?

— Всех я не знаю. Они часто менялись. Быстро забывались... Да и жили мы каждый сам по себе.

— Вот на стенах многих можно видеть.

— Эта с краю — Инара. На киностудии администратором работает, кажется, так... Для рекламного плаката позировала. Видели, наверное, в витрине рыболовных принадлежностей... Девушка в таком купальнике, который почти и не заметен, в высоких рыбацких сапогах, в одной руке спиннинг, а в другой — большая щука с разинутой пастью... Жених ей не позволял одной приходить, мы во время съемки пили с ним кофе, а он курил одну сигарету за другой... Еще помню...