Ужас Дикого Леса - Василий Горъ

очень легко приживила скачок. Радость от его обретения, наложившееся на остатки дневной эйфории, кружила ей голову добрых минут пятнадцать. Но затем она нашла в себе силы перейти в режим ученой, привела к нам Рыжую, вместе с нами улеглась на кровать и нервно облизала губки:

– Яромир, Лада, этой ночью мой колокол достигнет насыщения, а завтра я вызову Свищева на поединок и убью. Но эту часть своего прошлого я уже отпустила. Благодаря вам и теплу ваших душ. В результате смогла включить голову в нормальный рабочий режим и придумать сразу несколько вариантов будущего, в котором буду рядом с вами. Самый выгодный и для вас, и для меня привлекает сильнее всего. Но для того, чтобы его описать, мне нужно знать ответ на один вопрос, закрытый клятвой.

– Задавай, разрешаю… – без колебаний сказал я.

– Я читала, что некоторым целителям-Грандам удавалось восстановить пережженные главные жилы. Скажи, ты в состоянии это сделать?

– Думаю, да… – мысленно подобравшись, ответил я и постарался не упустить долгожданную возможность коротким, но важным уточнением. – С вероятностью процентов в девяносто пять.

Женщина воспрянула духом, но неимоверным усилием воли заставила себя сосредоточиться на деле, задавила «лишние» эмоции и устроила нам небольшой экскурс в прошлое:

– Я служила под началом Черной Мамбы почти пять лет, а последние семь месяцев вообще была ее напарницей. Но на операцию, во время которой наша группа попала в специально организованную засаду, не попала: летала хоронить отца. Когда узнала, что вылечить Софью невозможно, уволилась и ушла в науку. Искать способ поставить на ноги единственную подругу, чудом оставшуюся в живых. За эти годы перепробовала все – моталась по всей планете, проверяя способности чуть ли не каждого шарлатана от медицины, таскала к Мамбе целителей и лекарей самых экзотических специализаций, пыталась приживить регенерацию, проводила совершенно безумные эксперименты и так далее. Увы, без толку. Последние два года дались тяжелее всего: я уперлась в тупик и поняла, что дальше искать бессмысленно, а Рюриковна практически умерла – ее энергетическая система практически деградировала и целителям стало не за что зацепиться, поэтому полумертвое тело все еще удерживается по эту сторону Калинова моста исключительно за счет высокотехнологичного инвалидного кресла, ряда медицинских имплантатов типа кардиоводителя и частых госпитализаций…

После этих слов Ухтомская с хрустом сжала кулаки и переключилась на нас с Ладой:

– Вы поступили в МАО для того, чтобы воспользоваться единственным законным шансом вернуться к нормальной жизни. Я понимаю, что каждый из вас намного сильнее, чем декларирует, и уверена, что даже без моей помощи вы добьетесь поставленной цели. Но это будет только через два года, причем в комплекте с серьезным обременением – контрактом сроком не менее десяти лет, командирами, среди которых наверняка найдутся редкие самодуры, и серьезным риском, ибо вами, новичками, будут затыкать все дыры. Помощь любимой дочери Императора, прославившейся не только доблестью, но и справедливостью, подарит куда больше, причем в ближайшее время и без каких-либо обременений. Да, безусловно, при этом о твоих способностях, Яромир, узнает еще один человек. Но это знание дальше Софы не уйдет – я смогу убедить ее дать любые клятвы. Не так сложно прикрыть и процесс исцеления: за эти годы я познакомилась с таким количеством всевозможных шарлатанов, к которым можно официально отправить Мамбу, что привязать тебя к ее возвращению к нормальной жизни не сможет ни один параноик.

– Как я понимаю, это второе заветное желание из трех, верно? – спросил я, делая вид, что обдумываю это предложение. Хотя на самом деле решил выйти на Черную Мамбу еще в день вступительного экзамена, узнав от Лады, кому придется его сдавать.

Ухтомская утвердительно кивнула. Тут к беседе подключилась Рыжая:

– У меня тоже возник вопрос. Ты сказала, что придумала несколько вариантов будущего, в котором будешь рядом с нами. Где в этом варианте ты?

– В вашем роду. В ближницах твоего мужа.

– Объяснишь?

– Естественно. Ибо хочу этого больше всего на свете…

…Утро, в соответствии с известной пословицей, оказалось мудренее вечера и подарило не только окончательное понимание всех тонких мест выбранного варианта действий, но и внутреннюю готовность исправить одну-единственную ошибку, допущенную во время тяжелейшего разговора с новоявленной ближницей. Поэтому я перекатился к ней поближе, задрал ночнушку, приспустил трусики и провел еще один сеанс целительского воздействия. Затем вернул тряпки на место, прервал сон и взбодрил женщину очищением разума:

– Доброе утро, Оль!

– Доброе, мой господин… – вспомнив о своем новом статусе, радостно мурлыкнула она.

Это обращение неслабо покоробило: да, я принял ее в род, да, она дала клятву безусловной верности и, по моим ощущениям, действительно жаждала посвятить нам с Ладой всю оставшуюся жизнь, но традиционное отношение пусть и приближенного, но все-таки слуги к хозяину меня не устраивало. Вот я и начал процесс воспитания:

– Закрой, пожалуйста, глаза и постарайся принять сердцем то, что я сейчас скажу.

Она послушно зажмурилась и кивнула, показывая, что готова.

– Свищев остался в прошлой жизни вместе со всеми проблемами и комплексами. В этой, новой, ты невинна, в том числе и физически, а значит, обязана чувствовать себя чистой, как первый снег!

Оля вытаращила глаза и посмотрела на меня взглядом, в котором горела безумная надежда.

Я утвердительно кивнул:

– Да, ты пришла в мой род невинной, и я хочу, чтобы ты никогда об этом не забывала…

Глаза женщины увлажнились, но я понимал, что до эмоциональной стабильности еще далеко, так что продолжил давить:

– …ведь мы с Ладой считаем именно так. Более того, хотим, чтобы наша ближница обрела абсолютную уверенность в себе и поверила в то, что она у нас – самая лучшая ближница на свете. И последнее: я не хочу, чтобы ты вела себя по отношению ко мне в традиционном ключе. Ведь мне нужна не особо доверенная служанка, а ближайшая подруга и соратница, ставшая частью рода по велению сразу трех душ – ее и наших.

Ухтомская смахнула слезы, выступившие в уголках глаз, приподнялась на локте и решительно задала вопрос, не дававший ей покоя:

– То есть, ты видишь во мне женщину и не брезгуешь?!

– Нет, Оль, я вижу в тебе не женщину, а невероятно умную, глубоко порядочную, кристально чистую, беззаветно преданную тем, кто по-настоящему дорог, и умопомрачительно красивую двадцатипятилетнюю девушку! А слово «брезгливость» вообще не про тебя: я перестроил и обновил ВЕСЬ твой организм, и от того, прежнего, не осталось даже пропорций. В общем, живи новой жизнью и веди себя так, как полагается ближайшей подруге.

Ухтомская засияла, порывисто подалась ко мне и… застыла на