Введение в христианское богословие - Алистер МакГрат

Когда говорят о Боге как о трех лицах, то признают сложность этих отношений с Богом и того, как они устанавливаются. Этим признается сложность божественных действий, которые стоят за способностью Бога вступать в отношения с нами, людьми. Этим выражается понимание того, что внутри Самой Троицы существует целая сеть взаимоотношений, и эта сеть лежит в основе наших отношений с Богом. Эти вопросы будут подробнее исследованы в ходе нашего рассмотрения Самой Троицы. Сейчас обратим наше внимание на современный философский анализ идеи о "лице", который представляет значительный интерес для христианского богословия.

Диалогический персонализм

В своей крупной работе "Я и Ты" (1927) Мартин Бубер провел основополагающее разграничение между двумя категориями взаимоотношений: отношениями "Я — Ты", которые носят "личный" характер, и отношениями "Я — Оно", которые являются безличными. Рассмотрим вначале это основополагающее разграничение подробнее, а затем перейдем к исследованию его богословского значения.

1. Отношения "Я — Оно". Бубер использует эту категорию для обозначения отношений между субъектами и объектами — например, между человеком и карандашом. Человек активен, в то время как карандаш пассивен. На философском языке эта категория часто называется "субъектно — объектными отношениями, в которых активный субъект (в данном случае, человек) вступает в связь с неактивным объектом (в данном случае, карандашом). Согласно Буберу субъект действует как "Я", а объект — как "Оно". Таким образом, отношения между человеком и карандашом можно назвать отношениями типа "Я — Оно".

2. Отношения "Я — Ты". Рассматривая эту категорию, мы подходим к самому сердцу философии Бубера. Отношения типа "Я — Ты" существуют между двумя активными субъектами — между двумя лицами. Это нечто взаимное и обоюдное. "Элемент "Я" отношений "Я — Ты" выступает как личность и начинает осознавать себя". Иными словами, Бубер высказывает предположение, что человеческие взаимоотношения могут послужить примером наиболее существенных черт отношений "Я — Ты". Именно эти отношения, эта неуловимая и невидимая связь между двумя лицами, лежат в центре идеи Бубера об отношениях "Я — Ты".

Познание типа "Я — Оно" можно охарактеризовать как косвенное, опосредованное и имеющее особое содержание. В отличие от этого, познание "Я — Ты" является прямым, непосредственным и в нем отсутствует какое‑либо особое содержание. "Оно" узнается по измеримым параметрам — высоте, весу, цвету. Мы можем дать ему хорошее физическое описание. Однако, "Ты" познается непосредственно. Язык позволяет нам сделать жизненно важное разграничение между "знанием о чем‑либо" и "знанием кого‑либо". Приблизительно это же разграничение стоит за буберовскими категориями отношений "Я — Оно" и "Я — Ты". Мы знаем про "Оно", однако, мы знаем и нас знает "Ты". "Знание о чем‑либо" подразумевает способность выразить содержание знания. Однако, в строгом смысле слова, "знание кого‑либо не имеет содержания". Это знание не может быть по — настоящему выражено.

Таким образом, для Бубера отношения "Я — Ты" выступают как взаимные, обоюдные и бессодержательные. В них оба партнера сохраняют свою субъективность и воспринимают другое лицо как субъект, а не объект. В то время как отношения "Я — Оно" подразумевают активный субъект, изучающий пассивный объект, отношения "Я — Ты" предусматривают связь двух взаимно активных субъектов. Именно эти отношения — нечто, не имеющее реального содержания, но тем не менее существующее — находятся в центре личного взаимодействия. Используя слова Бубера "не особое содержание, но Присутствие, Присутствие как сила".

Каковы же богословские следствия этого подхода? В чем философия Бубера помогает нам понять и исследовать идею о Боге как личности? Возникает целый ряд ключевых идей, каждая из которых имеет важное и полезное богословское применение. Кроме того, Бубер сам предвосхитил некоторые из них. В заключительных разделах книги "Я и Ты" он исследует приложение своего подхода к рассуждениям о Боге — или, используя предложенный им термин, "Абсолютном Ты".

1. Согласно Мартину Буберу, Бога нельзя свести к концепции или какой‑то аккуратной концептуальной формулировке. Так можно относиться только к "Оно". Для Бубера Бог есть "Ты, который, по самой Своей природе, не может стать Оно. Иными словами, Он является существом, которое отвергает всякие попытки объективации и превосходит всякое описание." Богословие должно научиться признавать реальность присутствия Божиего, осознавая, что это присутствие не может быть сведено к аккуратному набору тезисов.

2. Этот подход также дает нам ряд важных взглядов на идею об откровении (см. раздел "Модели откровения" в главе 6). С точки зрения христианского богословия, откровение Божье не просто открытие фактов о Боге, но Самооткровение Божье. Открытие идей о Боге должно дополняться откровением Бога как лица, присутствие должно сопровождать содержание. Мы могли бы сказать, что откровение включает знание Бога и как "Оно" и как "Ты". Мы узнаем что‑то о Боге; однако, в то же время мы узнаем Бога. Познание Бога, таким образом, оказывается не просто сбором информации о Боге, но и личными отношениями.

3. "Диалогический персонализм" Бубера также избегает идеи о Боге как объекте, которая, вероятно, выступает в роли наиболее слабого и сильно критикуемого аспекта определенной части либерального богословия девятнадцатого века. Характерная для девятнадцатого века фраза "поиски Бога человеком" выражала главное положение этого взгляда: Бог есть "Оно", пассивный объект, ждущий обнаружения богословами, которые выступают в роли активных субъектов. Авторы диалектической школы, особенно Эмиль Бруннер в своей работе "Истина как встреча", утверждали, что Бога следует рассматривать как Ты — активный субъект. Как Таковой, Бог может отнять у людей инициативу — через Самооткровение и готовность быть познанным в исторической и личной форме, а именно, в лице Иисуса Христа. Богословие, таким образом, становится не богоискательством, а человеческим откликом на Самооткровение Божье.

Этот акцент на "Боге — личности" ставит ряд вопросов, один из которых касается степени, в которой Бог может разделять человеческие переживания. Если Бог личностей, то можно говорить о том, что Бог "любит" людей. Насколько далеко можно эту мысль довести? Можно ли, например, говорить о "страдающем" Боге?

Может ли Бог страдать?

Христианское богословие поднимает ряд захватывающих вопросов. Некоторые из них интересны сами по себе. Другие интересны, потому что они открывают перед нами вопросы более широкие. Вопрос о том, может ли Бог страдать, принадлежит к обеим категориям. Если Бог может страдать, то сразу же возникает точка соприкосновения между Богом и болью человеческого мира. О Боге нельзя в таком случае сказать, что Он защищен от страданий творения. Это имеет большое значение для размышлений над проблемой зла и страдания.

Этот вопрос представляет интерес и в другом аспекте. Он приглашает нас поразмышлять над тем, почему такое большое количество авторов питает отвращение к мысли о "страдающем Боге". Для исследования этого вопроса рассмотрим исторический фон раннехристианского богословия. Хотя христианство возникло в Палестине, оно стремительно распространилось в другие области Восточного Средиземноморья, такие как современная Турция и Египет, и утвердилось в таких городах как Антиохия и Александрия. В ходе этого процесса оно вступило в соприкосновение с эллинистической культурой и греческим образом мысли.

Одним из основных вопросов, которые возникают из этого наблюдения, выявляется следующий. Восприняли ли христианские богословы, работающие в эллинистическом окружении, какие‑либо греческие мысли? Иными словами, исказилось ли в основе своей палестинское Евангелие при прохождении через эллинистическую призму? Особое внимание было сосредоточено на введении в богословие метафизических терминов. Некоторые ученые считают, что произошло наложение статического греческого образа мысли на динамичное семитское мировоззрение. В результате, как утверждают они, произошло искажение смысла Евангелия.

Со времен эпохи Просвещения, этот вопрос стал привлекать все более серьезное внимание. Большое значение в этой связи имело движение, известное как движение "истории догмы" (рабочий перевод несколько устрашающего немецкого термина "Dogmengeschichte"). Такие авторы как Адольф фон Гарнак (1851–1930) изучали историческое развитие христианской доктрины с целью установления, можно ли эти искажения выявить и исправить. В своей солидной работе "История догмы", которая в английском переводе занимает семь томов, Гарнак утверждает, что метафизике нельзя было позволить проникнуть в христианское богословие. С точки зрения Гарнака, классическим примером доктрины, покоящейся на метафизическом, а не на евангелическом основании служит доктрина о воплощении.