Лесная колдунья - Галина Гордиенко

— Па, ну выйди, а?

— Как раз спортивное обозрение началось, — подсказал Гриша.

Евгений Наумович кивнул сыну и тоскливо покосился на жену. Ответного взгляда не дождался и с тяжелым сердцем удалился.

Василиса плотно прикрыла за ним дверь и сказала:

— Я рассказываю, все молчат и слушают. Вопросы потом, ясно?

— Ага. — Лера широко улыбнулась сестре.

— Итак, маленький экскурс в прошлое. — Василиса отошла к окну. — Дяде Жене всего семнадцать, и он только что поступил в институт…

— Как мы сейчас, — шепнула Лера.

— Да. Как мы, — холодно согласилась Василиса. — В начале сентября в общежитии праздновали посвящение в студенты. С выпивкой, естественно.

Василиса говорила короткими рублеными фразами. Почему-то рассказ от этого становился выразительнее и как-то… правдивее, что ли.

— В компании находилась также девочка Оля из провинции, и ей очень понравился наш Женя. Показался чистым, добрым, и она влюбилась. Вот так глупо и смешно — с первого взгляда. Говорят, такое случается…

Лера завороженно кивнула, глаза ее стали мечтательными.

— На фоне сверстников из Пикалева Женя выглядел принцем, Оле захотелось привязать его к себе. Способ она знала только один — подарить девственность, что и сделала в тот же вечер. Женя впервые выпил столько шампанского, это оказалось несложно.

Лера ахнула. Екатерина Васильевна стиснула зубы.

— Наутро Женя даже не вспомнил девушку, с которой провел ночь. Ни лица, ни имени. Ольга была оскорблена, они расстались.

Гриша криво усмехнулся.

Василиса строго посмотрела на него и закончила:

— Через год Ольга нашла Женю в институте и сообщила, что родила от него ребенка. Она выглядела испуганной и растерянной, Женя почувствовал себя виноватым и предложил помощь. Материальную, разумеется. И честно платил алименты на протяжении многих лет. А когда Ольга с Кириллом перебрались в Питер, он изредка и навещал сына. Он сочувствовал Ольге, считая, что искалечил ей жизнь, но любил только вас, тетя Катя.

Лера вдруг всхлипнула.

— Понятно, дядя Женя не решался раскрыть свою тайну. Боялся, что вы не простите его.

Гриша одним глотком допил остывший чай и пробормотал:

— Я бы тоже ни в жизнь не сознался…

Екатерина Васильевна молчала, но лицо ее не казалось больше мертвым, просто печальным.

— Ему всего семнадцать, — звонко напомнила тетке Василиса. — И не забывайте — это случилось единственный раз. В то время вы не были даже знакомы!

Лера молчаливо размазывала по щекам слезы.

Гриша хмуро сознался, что не повел бы себя так по-идиотски — какого черта? Эту глупую девчонку не насиловали, пусть бы сама выплывала, в конце концов — могла сделать аборт…

Лера ахнула и швырнула в брата чайную ложку. Гриша пригнулся и рассмеялся, отцовская история, на его взгляд, выглядела довольно забавно и даже глупо.

— И потом, с чего папа взял, что это именно его ребенок? — воскликнул он. — Девица переспала с ним, и что? Может, папа был первым, но не последним?

— Как тебе не стыдно?! — Лерины щеки запылали.

— Выходит, ма, мое воспитание хромает на обе ноги, — хмыкнул Гриша. — Или папа оказался последним романтиком?

— Это ты оказался последним болваном! — возмущенно прошипела Лера.

Екатерину Васильевну откровенность сына шокировала, но и она теперь смотрела на внезапное признание мужа другими глазами: они с Женей действительно познакомились на старших курсах, глупо ревновать к прошлому. Правда…

— Молчать столько лет… — пробормотала она.

— Он боялся вас потерять, — устало пояснила Василиса, — разве не понимаете…

— Мам, как ты можешь?! — Лера сердито высморкалась. — Папа, он… очень, очень хороший!

— А я что, спорю? — уже раздраженно буркнула Екатерина Васильевна.

И все рассмеялись.

Лежа в постели, Василиса счастливо улыбалась, представляя удивление Кирилла, когда они ввалятся семьей в палату.

Подумать только — пять человек сразу! С цветами, фруктами, банками и баночками, тетя Катя весь вечер что-то готовила, из кухни так вкусно пахло, слюнки текли…

Василиса весело фыркнула, вспоминая лицо тети Кати, когда она узнала, что старший Женин сын — тот самый Кирилл Рокотов, которому она почти месяц оплачивала отдельную палату.

Как же — защитник племянницы!

Тетя Катя тут же растаяла. Даже шепнула Василисе, что теперь не сомневается — Кирилл действительно Женин сын. И с новыми силами закрутилась у плиты.

Василиса прекрасно помнила: Кирилла оскорбляло, что отец так и не познакомил его с женой и детьми, и вот завтра…

Василиса взволнованно села в постели — как она могла забыть?! Ведь как раз завтра Кириллу впервые разрешили встать!

Утро выдалось странно тревожным. Погода не радовала, в открытую форточку ощутимо тянуло влажной прохладой.

Небо висело низкое, неприятно плоское, тяжелое. Тучи в глаза не бросались, просто притихший город затянула противная серая пелена.

В воздухе остро и свежо пахло озоном. Кирилл не мог дотронуться до волос, его ощутимо било током, от Финского залива шла гроза.

Далекие всполохи молний тревожили Кирилла, он с трудом заставлял себя улыбаться незваным посетителям. В конце концов, Колядины ни в чем не виноваты, они хотели как лучше…

Екатерина Васильевна расставляла в холодильнике и тумбочке принесенные лакомства и — Кирилл видел — с болезненным любопытством высматривала в его лице знакомые черты мужа.

Лера откровенно сияла. Кирилл ей всегда нравился, и девушка по-детски радовалась новому старшему брату. Она весело обещала познакомить Кирилла с подругами — «пусть завидуют».

Забавно, но Кириллу на секунду показалось, что совсем неплохо иметь младшую сестру, он никогда никого не опекал в своей жизни, как-то не приходилось.

Гриша держался сдержаннее всех, но смотрел доброжелательно. Кирилл чувствовал, сводный брат ничего не имел против него.

Отец смущенно жался к стене, стараясь не раздражать Кирилла и уже этим раздражая безумно.

Ну откуда, откуда у Колядина вечное чувство вины?!

Изредка Кирилл бросал короткие грозные взгляды на виновницу переполоха. Он ничуть не сомневался — именно Василиса заставила Колядина рассказать семье правду, сам отец никогда бы не решился, Кирилл достаточно хорошо его знал.

К досаде Кирилла, Василиса его злости будто не замечала. Уселась на подоконник и не столько смотрела на домочадцев и Кирилла, сколько на разбушевавшуюся грозу.

Над городом уже гремело так, что закладывало уши. Длинные ветвистые молнии безжалостно прошивали небосклон яркими неровными стежками. От Невы тянуло пронзительным холодом, деревья у старой беседки сгибало в дугу, пожелтевшие листья поземкой несло по все еще сухому асфальту…