Мститель - Эдуард БОРНХЁЭ

— Не делайте этого, юнкер Рисбитер,— сказал Зандштеде с тонкой усмешкой.— Это было бы жаль, потому что сейчас эти «доморощенные» — наши лучшие воины.

— Сразу видно, что вы не воин, господин бургомистр, иначе вы не стали бы так щедро раздавать это почетное звание.

— Воин я или не воин, но я все же вижу, что эти люди вернулись с победой и богатой добычей, а доблестный мызный отряд, бежав со своей земли, пришел к нам с пустыми руками, в поисках убежища.

— Ого, вы хотите нас оскорбить.

— Тише, Ханс,— вмешался в разговор Мённикхузен серьезно, почти печально.—Нам нечем гордиться, ибо наше самое драгоценное сокровище в руках врага.

— О Агнес, дорогая Агнес! — вздохнул Рисбитер, прижимая руку к сердцу.— Скоро ли настанет тот день, когда я своими руками смогу вырвать тебя из па-

сти льва? Где найду я для этого подвига достойных соратников? Куда девались все наши отважные воины? Крестьяне и крепостные носят теперь звание воина, а сын ремесленника Иво Шенкенберг, имени которого вчера еще никто не знал, стал знаменитым военачальником!

— Разве это имя вам действительно так неизвестно, юнкер Рисбитер? — спросил Зандштеде, улыбаясь.— Припомните-ка!

— У меня памяти не хватит помнить имена всех горожан и ремесленников.

— Быть может, вы еще помните жаркую схватку, что произошла прошлым летом на таллинском рынке между юнкерами и сыновьями горожан? Иво Шенкенберг был предводителем последних, и рыцари потом очень настойчиво, но тщетно требовали, чтобы его наказали.

Рисбитер покраснел как вареный рак; он хорошо помнил, что тогда был жестоко избит Иво.

— Разве и ты участвовал в этой постыдной драке? — спросил Мённикхузен, нахмурясь.

— Я? — пробормотал Рисбитер.— Не помню… Смотрите-ка, что это за роскошный шатер? Поедемте, посмотрим!

Остальные согласились, и все поскакали к шатру, который охраняли четыре человека.

— Назад! — крикнул подъезжающим первый страж, беря копье наперевес.

— Чей это шатер? — спросил с удивлением Зандштеде.

— Иво Шенкенберга,— ответил тот.

— А сам Шенкенберг тоже здесь? — осторожно спросил Рисбитер.

— Начальник уехал в город. Отъезжайте подальше, к шатру никому не разрешено приближаться.

— Ты с ума сошел, негодяй? Знаешь ли ты, с кем говоришь?

— Мне все равно.

— Я — юнкер фон Рисбитер!

— По мне, будь хоть Писбитер, но отойди, не то заколю!

— Наглец! — завизжал Рисбитер, вытаскивая меч.

— Не раздражайтесь, юнкер!— успокоил его Зандштеде.— Послушай, человек, разве ты меня не знаешь?

— Не знаю.

— Я первый бургомистр города Таллина Фридрих Зандштеде, и твой начальник мне подчиняется.

— А я подчиняюсь своему начальнику, и приказ его таков, чтобы никто из посторонних не смел близко подходить к шатру.

— Что же там такое?

— Не твое дело. Убирайтесь отсюда!

— Наглый мужик! — закричал теперь и Зандштеде, вспыхнув.—Я могу сделать так, что и ты, и твой начальник пожалеете об этом.

— Нет, бургомистр, этот человек прав,— заметил Мённикхузен одобрительно. —Воин должен повиноваться приказу начальника. Оставим этого молодца в покое и пойдем своей дорогой.

— Отец! отец! — донесся вдруг из шатра звонкий голос.

Мённикхузен задрожал всем телом… Все прислушались.

— Отец, спаси меня! — опять прозвучал голос Агнес и вдруг смолк, как будто его насильно заглушили.

— За мной!—загремел Мённикхузен, соскакивая с коня. Он ударом меча отбросил копье стража и ринулся к шатру. Некоторые из спутников последовали за ним. Стража бросилась им навстречу.

— Прочь с дороги, безумцы! —закричал старый рыцарь.— Хотите стать между отцом и дочерью? Прочь с дороги, не то быть беде!

До беды было недалеко, так как стража не отступала ни на шаг и люди со всех сторон спешили к ней на подмогу. Рисбитер и пикнуть не решался, в то время как Мённикхузен яростно размахивал мечом, а бургомистры тщетно старались водворить мир. Началась было горячая схватка, как вдруг занавес у входа в шатер отдернулся и появился Христоф Шенкенберг.

— Что тут за спор? — спросил он громко.

— Христоф Шенкенберг! — воскликнул с упреком Зандштеде.— Вот как здесь принимают бургомистров Таллина?

Христоф сделал вид, будто он только сейчас заметил высоких гостей.

— Вы здесь, господин бургомистр? — воскликнул он, широко раскрыв глаза.— Назад, люди, разве вы не видите, кто эти господа? Как могло случиться такое тяжкое недоразумение? Поверьте, господин бургомистр, я и мой брат в этом нисколько не виноваты. Я очень сожалею…

— Хорошо, хорошо. А теперь исполните немедленно желание этого господина.

— Этот господин…

— Рыцарь Каспар фон Мённикхузен.

— Каспар фон Мённикхузен! — повторил Христоф с притворным удивлением.— Прошу прощения, что сразу вас не узнал. А чего желает прославленный рыцарь?

— Отдайте мне мою дочь! — гневно воскликнул Мённикхузен.

— Вашу дочь? Мой брат недавно спас из рук русских молодую женщину. Она была тяжело ранена и около недели находилась между жизнью и смертью. Только несколько дней назад, благодаря заботливому уходу, она стала поправляться, но все еще не совсем здорова. Мы боимся, что болезнь помутила ее рассудок. Она все время кричит: «Отец, отец!» — и порывается бежать. А так как в подобном состоянии необходим покой, то Иво, уезжая в город, велел никого чужого к шатру не допускать. Мы — воины и должны исполнять приказы начальника. Если вы хотите видеть больную, то прошу подождать, пока Иво не вернется из

города.

— Очень странно, что запрет Иво сильнее нашего приказания,— сказал едко Зандштеде.— Но пусть будет по-вашему, мы не хотим ссоры. Иво сам ответит нам за это. Но до вечера мы тут ждать не можем. Если нельзя войти в шатер, пусть барышня выйдет сама; она ведь может уже стоять на ногах?

— К сожалению, и это запрещено,— ответил Христоф, вежливо кланяясь.

— Агнес! — громко позвал Мённикхузен. Из шатра ему ответил звонкий крик и вслед за ним послышался как бы шум борьбы. Кровь застыла в жилах Мённикхузена. Но прежде чем он, охваченный новым порывом гнева, успел поднять руку, занавес шатра отлетел в сторону и Агнес, в разорванном платье, пробежав мимо Христофа, с радостным криком упала на грудь отца.

Старый рыцарь был растроган до глубины души. Он долго не находил слов, только бормотал: «Дорогое дитя, дорогое дитя!» — и, схватив обеими руками голову дочери, то целовал ей лицо и волосы, то немного отстранял ее от себя, смотрел на нее и опять целовал. Когда он несколько успокоился, юнкер Ханс решил, что настал его черед.

— Я все время говорил, что вырву тебя из пасти льва! — воскликнул он с воодушевлением и протянул руки, ожидая, что вновь обретенная невеста бросится в его объятия. Но Агнес отшатнулась от него и сказала с невыразимым презрением:

— Вы?

— Да, я,—подтвердил Рисбитер.— Ведь это мне захотелось поближе осмотреть шатер, и я сразу же обрушился на стражу. Удивительное чутье или, вернее, голос сердца подсказали мне эту счастливую мысль.

Агнес резко повернулась спиной к счастливцу, обладавшему столь удивительным чутьем, и сказала отцу:

— Уйдем отсюда, мне страшно оставаться здесь.

— Страшно, если я тут? — гордо ответил Мённикхузен.— Не бойся ничего, рыцарь Мённикхузен сумеет защитить свою дочь. Но почему у тебя рука на перевязи? Ты действительно была ранена, бедное дитя?

— Да, я была ранена, но сейчас я уже здорова. Ох, отец, мне много пришлось вынести…— Голос Агнес задрожал.—… с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Но здесь не место говорить об этом.

— Бедное дитя, бедное дитя! Я искал тебя в ту страшную ночь по всем углам, но ты как в воду канула; только когда пропала последняя надежда найти тебя, я бежал с горящей мызы.

— А я, пробиваясь к твоей комнате, уложил на месте дюжину русских, но комната оказалась пуста,— смиренно прибавил Рисбитер.

— Можешь ли ты уже сидеть на лошади, Агнес? — спросил Мённикхузен.

— Конечно, могу, но я пешком охотно пошла бы за тобой,— радостно ответила Агнес—Поверь мне, отец, я стала выносливым пешеходом и прошла длинный путь.

— Фрейлейн фон Мённикхузен не подобает ходить пешком,— заметил старый рыцарь высокомерно.

— А тем более невесте Рисбитера, — торопливо прибавил юнкер Ханс. Он подвел невесте лошадь и с учтивым поклоном подставил руку, чтобы Агнесс могла сесть в седло. Агнес минуту колебалась, но ее сердечная доброта взяла верх над неприязнью к Рисбитеру. Предупредительность юнкера ее тронула. Она подала ему руку, которую тот почтительно поднес к своим губам.

— Еще минуту! — сказала Агнес. Она обратилась к Христофу, который безмолвно наблюдал происходящее.— Я в последний раз прошу вас сказать мне правду! Куда девался мой бедный спутник? Вам я больше верю, чем вашему брату.