Геббельс. Портрет на фоне дневника. - Елена Ржевская

В этот день, 6 июня 1941 года, внесено в дневник боевых действий вермахта поступившее от германского посла в Москве Шуленбурга сообщение правительству, что Советский Союз будет воевать только в том случае, если на него нападет Германия.

7 июня 1941. Мы форсируем тему вторжения. Пока не видно настоящего успеха. Все молчат… Слухи о предстоящем нападении на Украину. Довольно-таки обоснованные. Мы долшш применять более сильные средства для обмана. Я энергично возьмусь за это.

Геббельс получил программу территориального расчленения России: «Азиатская часть Р. не подлежит обсуждению. А европейская будет прибрана к рукам. Сталин ведь сказал недавно Мацуоке, что он азиат. Вот, пожалуйста!» (8 июня).

Готовясь к войне, Геббельс запрещает показ заграничных фильмов. Все с большим остервенением преследует артистов, выступающих в популярном «Кабаре комиков», где еще сохранился берлинский юмор. Для Геббельса это место, где собираются «все критиканы». Юмор нацистскому режиму противопоказан, и артистов «Кабаре комиков» ждет расправа — концлагерь. Геббельс замыслил «новые мероприятия против берлинских евреев». Обрушивается на ту часть прессы, которая недостаточно превозносит успехи германского оружия, обзывая ее «мещанской прессой». Вмешивается в вопросы сохранения военной тайны во всех берлинских министерствах. «Придется беспокоить даже гестапо». У него самого в министерстве «снова случай шпионажа»… Имеется — вдобавок — заподозренный в шпионаже. «Я приказываю за ним следить». Связи Геббельса с гестапо становятся все теснее.

Он препятствует Лею выступать с обещаниями новых послевоенных социальных программ, чтобы не возбуждать в народе аппетит к миру. Однако 12 июня записывает: «Теперь полностью переключаемся на легкую художественную программу радиопередач. Снят также запрет с танцев. Это все в целях маскировки». Народ должен полагать, что «мы напобеждались досыта» и теперь интересуемся только отдыхом и танцами.

С упоением раскрывает Геббельс свою провокационную кухню: «Совместно с ОКБ и с согласия фюрера я разрабатываю мою статью о вторжении. Тема — «Остров Крит в качестве примера». Довольно ясно. Она должна появиться в «Фелькишер беобахтер»[57] и затем быть конфискована. Лондон узнает об этом факте спустя 24 часа через посольство Соединенных Штатов. В этом смысл маневра. Все это должно служить для маскировки действий на Востоке. Теперь нужно применять более сильные средства… Во второй половине дня заканчиваю статью. Она будет великолепной. Шедевр хитрости» (11 июня).

Статья санкционирована фюрером и с «надлежащим церемониалом направляется в «Фелькишер беобахтер». Конфискация произойдет ночью».

Смысл трюка в том, что статья, рассматривающая операцию по овладению Критом, содержит явный намек на поучительность опыта этой операции для предстоящего якобы втор-. жения в Англию. А конфискация номера должна убедить: Геббельс выболтал истинные намерения.

12 июня 1941. Информация из Бессарабии и с Украины: русские уставились на нас как загипнотизированные и боятся. Делать они много не делают. Они будут сбиты с ног, как до сих пор ни один народ. И большевистский призрак скоро исчезнет. — И тут же вслед категорически о своих союзниках: — Я думаю, что итальянцы самый ненавистный народ во всей Европе… Принял новые аппараты для сбрасывания листовок.

В общем будет отпечатано около 50 миллионов листовок. В имперской типографии. Упаковку производят 45 солдат, которые до начала операции не будут отпущены. Предательство, таким образом, невозможно. Идет работа большого масштаба, и ни один человек ничего об этом не подозревает.

13 июня 1941. Я читаю книгу о Черчилле, написанную его секретаршей, он — тщеславная обезьяна в розовых штанишках, но в то же время бульдог, который, может быть, натворит нам дел. Вопрос о России становится в мире с часу на час все больше загадкой. Надо надеяться, что она будет разгадана не слишком рано. Мы делаем все, чтобы замаскировать это дело. Но как долго это будет возможным, знают только боги.

14 июня 1941. Вчера: моя статья появляется в «Фелькишер беобахтер» и действует как бомба. Ночью «Ф. Б.» конфискуется… Все идет безупречно. Я совершенно счастлив. Большая сенсация. Английские радиостанции заявляют, что наши выступления против России просто блеф, за которым мы пытаемся скрыть наши приготовления к вторжению (в Англию). В этом была цель маневра… Русские, кажется, еще ничего не предчувствуют. Во всяком случае, они развертываются таким образом, каким мы только можем желать: густо массированные силы — легкая добыча для пленения. Но ОКВ не сможет маскироваться слишком долго, так как необходимы также открытые военные мероприятия… Я даю Винкелькемперу секретное поручение передать по радио на иностранных языках английское мнение о вторжении и неожиданно на середине прервать эту передачу. Как будто в передачу вмешались ножницы цензуры. Это тоже будет содействовать тревоге… Наш прекрасный корабль «Лютцов» торпедирован с воздуха… Эти воздушные торпеды нами, очевидно, неправильно оценены. Англичане имеют тем самым успех за успехом… Восточная Пруссця так насыщена войсками, что русские своими предупредительными налетами могли бы нанести нам большой ущерб. Но этого они не сделают. Для этого у них не хватит мужества. Нужно быть отважным, когда хочешь выиграть войну.

В министерстве пропаганды сотрудники, не посвященные в темные замыслы своего шефа, по его словам, опечалены, что он допустил серьезную «ошибку» публикацией своей статьи.

Геббельс отказывается идти на пресс-конференцию. «Это выглядит очень демонстративно. Между тем я испытываю новые фанфары для радиопередач. Это очень подходит к обстановке». К обстановке блефа, мнимой опалы, печальных вздохов сочувствия.

На этот раз фанфары будут возвещать об особой важности радиопередачи. Они прозвучат вступлением к речи Гитлера, который оповестит мир о начале новой войны.

«Москва публикует опровержение, — продолжает записывать Геббельс 14 июня, — ей ничего не известно о наступательных замыслах империи. Движение наших войск имеет другие цели. Во всяком случае, Москва якобы ничего не предпринимает против наших мнимых намерений. Великолепно! Моя статья явилась в Берлине большой сенсацией. Телеграммы несутся во все столицы. Блеф полностью удался. Фюрер этому очень рад. Йодль[58] восхищен… Борман продвинулся. Закулисная фигура. Но другой на его месте поступил бы не лучше… Домой вернулся поздно. Магда чрезвычайно счастлива в связи с награждением Харальда, которое как бы уже свершилось. Я совершенно горд мальчиком… Я приказываю распространить в Берлине сумасбродные слухи: Сталин якобы едет в Берлин, шьются уже красные знамена и т. д. Д-р Лей звонит по телефону, он целиком попался на эту удочку. Я оставляю его в заблуждении. Все это в настоящий момент служит на пользу дела».

Пущенные Геббельсом слухи роятся, сталкиваются, искажаются. И в мире говорят то о войне на Востоке, то о войне против Англии. Блеф, угрозы, шантаж, пропагандистские диверсии, круговерть обманных слухов.

15 июня 1941. Наш спектакль удался превосходно. Связь с США осуществляется посредством лишь одного кабеля, но этого достаточно, чтобы стало известно всему миру. Из подслушанных телефонных разговоров иностранных журналистов в Берлине можно заключить, что все попались на удочку. В Лондоне много разговоров на тему о вторжении… Опровержение ТАСС[59] оказалось еще резче, чем в переданном о нем сообщении. Очевидно, путем тщательного соблюдения договора о дружбе и утверждения, что ничего на самом деле не происходит, Сталин хочет показать возможного виновника войны. Из захваченных по радио сообщений мы в свою очередь можем заключить, что Москва приводит русский флот в боевую готовность. Таким образом, там уже не так беззаботны, как делают вид. Но приготовления ведутся крайне дилетантски. Их действия всерьез принимать нельзя.

Предстоящая война для Геббельса еще и поставщик богатого материала для «Вохеншау».

«Естественно, что в такое сравнительно спокойное время она (кинохроника) не может быть так хороша, как во время боевых действий». Но война недолго заставит себя ждать. «Тогда опять будут дела… Итак, давайте готовиться! Дабы не прозевать».

И ни малейшей оглядки на то, что и немецкие солдаты смертны и боевые действия, которые жадно будут фиксировать операторы Геббельса, несут и им страдания и гибель. Лишь бы еще раз записать в дневнике: «Последние кинохроники особенно понравились фюреру. Он характеризует их как лучшее средство воспитания и организации народа».