Разорванное небо - Алексей Свиридов

Милсон кинул взгляд на угадывающийся в темноте силуэт бронеавтомобиля с опознавательными знаками международных сил поддержания мира и хотел еще что-то сказать, но передумал. «В конце концов, – размышлял он, – даже если мои подозрения верны и эти горячие славяне за что-то прикончили патруль лягушатников, большой беды нет. Скорее наоборот. Хорошо, что мусульман раздражают наши европейские соратники по НАТО, уж больно те здесь активничают».

Для Казака все эти события представлялись неким спектаклем абсурда. Сначала все смотрели на него, потом зубастый подполковник начал кричать, потом расстрел четырех иностранцев, и под конец – совершенно бредовая беседа по-английски, в которой летчик понял почти каждое слово, сказанное сержантом. «А я и не подозревал, что так хорошо знаю английский! – удивился Казак. – Хотя, наверное, наоборот, тот парень знал его просто еще хуже меня. Но что это за кутерьма вокруг моего имени?» Несколько солдат унесли трупы. Подполковник отдавал какие-то распоряжения, на время, похоже, забыв про пленного, но тут из темноты появились трое рядовых в замызганной форме. Под дулами автоматов они вели сильно избитого мужчину средних лет в оборванной одежде и с безумными глазами. Один из солдат попытался последние несколько метров до подполковника пройти строевым шагом, затем, не опуская автомата, отдал честь и, дождавшись разрешения обратиться, многословно отрапортовал. В рапорте его то и дело мелькало «Василий Иванов» и «русский». Избитый, когда к нему обратились, тоже назвал себя Ивановым и замолк. Абаджиевич выслушал доклад конвоира без особого интереса, потом посмотрел на мужчину, на солдат и подозвал сержанта. После короткого обмена репликами сержант и двое его бойцов разоружили рядовых и увели. До избитого никому дела не было, и он потихоньку, шаг за шагом отступал назад, но вскоре не выдержал и рванул вдоль по улице, похожий на тень в луче фар грузовика. Кто-то смеху ради пустил ему вслед очередь, бегущий человек кинулся в сторону и растворился в темноте.

Несмотря на всю серьезность положения, Казак усмехнулся. Похоже, зубастый зачем-то объявил розыск некоего русского по имени Василий Иванов, и теперь его подчиненные тащили к его двору всех Ивановых без разбору. И летчик среди них был кандидатурой явно не последней.

Тем временем Абаджиевич тоже вспомнил о русском. Он распорядился, и один из конвоиров, толкнув Казака дулом под ребра, повел его в здание, где другой солдат, погремев ключами, открыл железную дверь, за которой царила темнота. Казака впихнули в помещение, привязали связанные руки к железной трубе, и дверь, лязгнув, захлопнулась, а потом загрохотали ключи. Казак попытался присесть на холодный пол, но в такой позе руки выворачивались, как на дыбе, и он снова встал. Из другого угла помещения раздался короткий стон.

Летчик замер – действительно, оттуда слышалось неровное дыхание. Потом незнакомец зашевелился и что-то спросил. Казак догадался о смысле вопроса и ответил:

– Русский. Василий Иванов звать.

– Иди ты! Анекдот хочешь? – донеслось вдруг до летчика из темноты.

– Чего? – не понял Казак. Уж очень не соответствовала эта идея ситуации.

Но человек в темноте, не дожидаясь согласия, уже рассказывал:

– Лежат двое в кровати, вдруг стук в дверь. Женщина кричит: «Муж пришел». Мужик с постели, понятно, в окно. Летит и думает: «Погоди-погоди, а кто ж тогда я?» Казак промолчал, и незнакомец пояснил:

– Вот и я сейчас подумал – а кто ж тогда я?

– Ты что, тоже русский, Иванов?

– Угадал с третьего раза. Корреспондент российского телевидения Василий Иванов, к вашим услугам. А ты кто?

– Да так, случайно попал, – ответил Казак. Он уже вспомнил этого человека – не раз видел его репортажи и всегда поражался его мужеству и умению оказаться в самых горячих местах. Но выложить правду о себе даже ему летчик не решился – пусть корреспондент будет нем как рыба, но в этой камере их могли элементарно подслушивать.

– Тогда милости просим. Могу обрадовать – положение хреновое. Эти ребята каким-то образом выяснили, что я предупредил группировку в Зворнике о налете американцев, и сербы сумели выйти из-под удара. Гражданских вывели за околицу, а бойцы попрятались. В результате босняки, рассчитывавшие, что войдут в мертвый город, напоролись на несколько сюрпризов.

– Но ведь ты корреспондент! У тебя должна быть какая-то защита?

Василий пошевелился и снова коротко простонал, не раскрывая рта. Похоже было, что боль не отпускала его ни на секунду, просто разговор с соотечественником немного его отвлек.

– Какая-то защита есть, да что толку? Вышел – думал, к ооновцам, а оказалось, что французский патруль, Иностранный легион. Слышал про такой? Они меня хвать – и сюда. Говорят, Абаджиевич за меня награду назначил, как за два сбитых самолета, а этим солдатикам лишние бабки не помеха. К тому же у французов какой интерес? Им надо, чтобы мусульманско-хорватская федерация взяла верх. А там, в федерации, у них все схвачено. Я, правда, документы выкинул, думал, отопрусь, но, похоже, не получится.

Казак в ответ описал разыгравшуюся на его глазах сцену, и корреспондент откомментировал:

– Наверное, деньги не поделили. Так теперь у них уже два Ивановых? Честно говоря, я не думаю, что одного они отпустят.

– Да я, в общем, тоже. Что делать будем?

– Ну, в принципе ты меня можешь задушить, – серьезно сказал Иванов. – Мне совсем не хочется, чтобы из меня заживо делали отбивную с кровью, фаршированную красным перцем. Попадались мне веселые картинки… Но тогда тебе придется выкручиваться самостоятельно.

Казак поежился. Совсем недавно подобные мысли приходили и в его голову, но сейчас, когда этот человек вот так просто готов был расстаться с жизнью… Причем с его, Казака, помощью. Дикость какая-то.

– Извини, друг, не смогу. У меня руки связаны, к тому же прикручены к железяке.

– Хитрые сволочи! Ладно, чего-нибудь сообразим. Не знаю, как ты, тезка, а я для себя решил.

– Там видно будет, – отозвался Казак и, чтобы сменить тему, сказал: – А знаешь, я твои репортажи часто смотрел. Классная работа, особенно когда ты снимал налет «ягуаров». Достоверность потрясающая. Может, поэтому я здесь и оказался.

– Теперь, небось, душевно благодарен… Спасибо, конечно, на добром слове. Только, к сожалению, – вздохнул корреспондент, – мои репортажи даже у нас в России нужны только для политических игр, а уж на Западе – разве что нервы пощекотать. Им там вообще все равно – на зомби резиновых смотреть или на женщин, пополам разорванных «Градом». За это и платят. А вовсе не за достоверность, как ты сказал. Не за настоящую правду.

Иванов замолчал. Несмотря на кромешную тьму, Казак не сомневался, что корреспондент тоже привязан, и наверняка так же неудобно.

– Знаешь, – через минуту снова заговорил корреспондент, – когда я в армии служил, у нас в части ансамбль был, «Пластилин». Они там микрофоны к стойкам пластилином лепили. Году в восемьдесят седьмом. Там еще земляк мой из Череповца, Валерка Концевой играл… Так вот, у ребят была песня как раз на эту тему. Жалко, помню сейчас только пару куплетов:

Вам нравится стрельба, а известно ли вам:

До нее три часа на ИЛ-62?

Но щелкает ручка – замена программ!

Герой с кинокамерой, ты шел через смерть, Боялся ли ты, что мы будем смотреть Не твой репортаж, а эстрадный концерт?..

Василий вздохнул.

– Тогда я не понимал, о чем это. А попал сюда – и вспомнилась эта песня. Как знали ребята…

Казак натянул ремень, которым его руки были привязаны к трубе, подергал и ощутил, что труба вроде бы шатается. Было бы посветлее, разглядел бы, как там она наверху крепится… Однако просто стоять и ждать, когда за ним придут, Казаку не хотелось, и он принялся методично расшатывать железку, не загадывая, что он будет делать потом, когда труба поддастся. Для начала надо хотя бы частично освободиться.

Тем временем подполковник Абаджиевич со стаканом в руке в одиночестве сидел на втором этаже автобуса. Бар кое-как восстановили, но теперь на его полках красовались бутылки, натащенные адъютантом из немногих еще не полностью разграбленных радостными победителями магазинов города. Сливовый самогон, разивший сивухой, напоминал Абаджиевичу о днях молодости, когда такое пойло было самым доступным и популярным алкоголем в Сараевском пехотном, потому что его гнали повара прямо в столовой, в одном из паровых котлов.

Мысли подполковника были заняты предстоящим днем – из штаба пришел приказ продвигаться дальше, несмотря на чувствительную убыль в технике, причиной которой были эти проклятые самолеты. «Попадись мне хоть один из тех летчиков, он бы составил достойную компанию обоим корреспондентам… То есть одному из них. Впрочем, наверное, сладкоречивый араб прав, второго Иванова тоже надо убрать, но все-таки – кто из них настоящий? Да и того, что привели пехотинцы, не мешало бы отправить туда же, на всякий случай. А с козлами, якобы его поймавшими, церемониться нечего – поставить в первую линию удара, и все дела».