Здесь я устанавливаю правила (СИ) - Бальс Лора

Теперь же… Нет, черты лица остались теми же. Но вот выражение, поза, осанка — ничто из этого не выдавало в нём прежнего человека. Теперь это был хищник, способный хладнокровно идти по головам и по трупам ради цели.

— Чего застыл, зятёк? Не ожидал?

Феликс стряхнул оцепенение. Коротко кивнул на дверь, приказывая охране выйти. Молотов помедлил, не торопясь следовать за подчинёнными.

— Ты тоже. Подожди снаружи.

Начальник охраны неодобрительно покачал головой, потом протянул ему пистолет.

— Как знаешь. Пойду, с исполнителями разберусь.

Оставшись с Зарубиным наедине, Феликс опустился на стул напротив, оглядел помещение.

Почти пустой подвал с низким потолком и бетонным полом. Деревянный стеллаж вдоль одной из стен, в углу свалены какие-то ящики — похоже, ещё недавно это место использовали по прямому назначению, хранили зимой овощи и закатки.

Потёртый тюфяк на полу и невысоко вбитое металлическое кольцо в стене говорили о том, что пленницу намеревались держать именно здесь. В продуманности и осторожности Зарубину нельзя было отказать. Дача не имела к нему никакого отношения и была недавно арендована через третье лицо — об этом уже успел сообщить Молотов.

— Что вы собирались делать дальше? — глухо спросил Феликс. — Если бы сегодня всё удалось?

Зарубин снова скривил губы в злой ухмылке.

— А ты не знаешь, зятёк? Не помнишь уже, что по твоей вине случилось с моей дочерью?

— И вы… — тупая боль в сердце докучала всё настойчивей. — Вы собирались устроить такой же ад для Инги? За что?

— За что?! — небрежная усмешка сошла с лица собеседника. — Ты убил мою дочь!

— За что ты собирался калечить девочку, которая ничего плохого не сделала?! Она ни в чём не виновата!

Зарубин хладнокровно пожал плечами.

— Ей просто не повезло. Ты ведь знаешь, хорошим девочкам, которые влюбляются в ублюдков, часто не везёт. Моя дочь тоже была ни в чём не виновата. И что с ней стало?

— И ты решил сделать то же самое, что сделали с Ларой? После всего, что пережила она, сделать то же самое с такой же чистой удивительной девушкой?! Почему было не мстить лично мне?!

— Так я и хотел отомстить тебе, зятёк. Согласись, попал бы в точку, а?

— Отомстить через Ингу? Предать этим родную дочь?! Показать, что вот так и должно бывать, за чужие преступления всегда отвечают непричастные?! Что это правильно?!

— Высокопарно. Болтать ты всегда был горазд. Но теперь-то к чему распространяться? Ты победил. Закопаешь меня и будешь жить дальше. Хорошо живётся-то с кровью родной жены на руках?

— Я любил Лару. Вы сами знаете. Она была… всем.

— Так любил, что даже на похороны не пришёл? На могиле за первые сорок дней ни разу не показался?

Феликс вцепился руками в волосы, заново переживая самые страшные дни жизни. Пистолет остался лежать на столе, но ни один из них сейчас не обратил на это внимания.

— Я не мог… Я не имел право туда приходить, — глухо выговорил он. — Разделить с вами, её родителями, эту боль. Быть рядом после того, как не сумел её уберечь… Я виноват. Это из-за меня Лара умерла. Вы правы, и всегда были правы. Я виноват, и я не имел права там быть, разве нет?..

— Её мать… Моя Маша умерла через год. Сгорела на глазах без всякой видимой причины, ни один врач ничего не нашёл. Ты убил не только мою дочь, зятёк. Мою жену тоже… Закурить дашь?

Зарубин говорил монотонно, ровно, без всяких интонаций. Словно ни эмоций, ни чувств в нём давно уже не осталось, и даже месть не была жаждой души. Просто иных целей, иного смысла в жизни не осталось.

— Я не курю, — с трудом выдавил Феликс.

— Я курю. Тут где-то пиджак валяется — твои костоломы не отдали после обыска. Там в кармане есть.

Феликс поднял небрежно брошенный на груду ящиков пиджак, нашёл начатую пачку сигарет и зажигалку. Подвал наполнился едким запахом табачного дыма. Знакомым запахом. Точно, этот аромат он однажды уловил в квартире Риммы. Стоило тогда отнестись к этому внимательнее, и всё закончилось бы раньше. Инге не пришлось бы переживать сегодняшний вечер.

— Почему вы ждали столько лет? — спросил он, снова опустившись на стул. — Не начали мстить сразу?

Зарубин презрительно скривился, будто услышал явную глупость.

— Сразу… А что я мог — сразу? Пристрелить тебя из-за угла? Так это не месть, зятёк. Смерть — это не наказание. Это конец. А ты должен был страдать. Разве я мог тогда это устроить? Я был пустым местом. Причём в моём возрасте, знаешь, карьера за пару лет с нуля не строится. Это молодые на виду, какому-нибудь старательному-амбициозному может повезти на низком старте, а ко мне уже никто не приглядывался. Ты не представляешь, зятёк, как только ни приходилось изворачиваться, чтобы из никому не известной кабинетной сошки дорасти до начальника Главного управления экономической безопасности. Самая высокая раскрываемость любой ценой, подставы против коллег, и это ещё не самая большая грязь. Так что можешь радоваться, зятёк, я из-за тебя стал такой же тварью. Зато с такого места уже можно многое сделать. Сразу я ведь что планировал — устроить на тебя охоту. Чтобы ты потерял всё, но постепенно, чтобы пометался в агонии. Потом сел бы, конечно, но это уже на закуску.

Зарубин потянулся к лежащей перед ним пачке, прикурил одной сигареты другую.

— Неплохой был план, — одобрил сам себя. — И над подготовкой пришлось потрудиться. Одного дурака Мезенцева найти чего стоило. А ведь нужно было ложных следов наделать, чтобы ты на меня не вышел раньше времени. А привлечь знакомых из Департамента, и чтобы ты через свои каналы лишнего не разузнал… Но потом получилось ещё лучше, вдруг появилась эта твоя… Инга, так? Как знак судьбы. Разве можно было упустить такую возможность? Око за око.

— Нет. У вас есть все основания мстить мне. Полное право. Только мне. Я виноват. Но Инга ни при чём. Если вы тронете её, то предадите память Лары. Всё, что у вас ещё осталось.

Зарубин нахмурился, но быстро отбросил мелькнувшие было эмоции, снова навесил презрительно-равнодушную маску.

— Торгуешься, зятёк? Рука не поднимается пристрелить старика? Я не оставлю тебя в покое, пока жив. И буду мстить, как считаю нужным. Ты не сам выберешь свою расплату.

Провоцировал? Не хотел жить, потеряв последнюю цель? Или просто не мог совладать с ненавистью? Феликс не понимал и не старался разобраться. Главное было ясно — Зарубин действительно не даст им с Ингой жить спокойно. Если сейчас разойтись, избежать убийства, тот будет преследовать его, насколько хватит сил. И Инга всегда будет в опасности.

Недопустимо.

Один из врагов должен умереть. Сегодня, сейчас. Только так можно избежать невинных жертв, сохранить жизнь и спокойствие для девушки, которую он полюбил. По-настоящему. Не так, как в первый раз, но не менее сильно.

Но убить отца Лары — невозможно. Нет. Только не родного человека любимой когда-то женщины. Не того, перед кем он действительно виноват. Он виноват…

Феликс медленно протянул руку к пистолету, и вместо того, чтобы взять, толкнул через стол противнику.

— Я заслужил мести. Если смерти недостаточно — можете меня пытать, резать по частям, варить в кипящем масле, что угодно! Сейчас я отпущу охрану — и можем поехать, куда решите. Наверняка у вас есть ещё где-нибудь местечко, которое быстро не найти. Взамен только одно — больше никаких невинных жертв.

На лице Зарубина застыло странное нечитаемое выражение. Похоже, он оказался выбит из колеи таким поворотом, но не намеревался этого показывать.

— Если бы ты любил мою Лару так, как сейчас эту девчонку… — в голосе прозвучала искренняя горечь.

— Я любил. Если бы тогда у меня был выбор, возможность обменять себя на неё, я бы ни на мгновение не задумывался. Думаете, я не обвинял себя в том, что случилось? И потом в её смерти? Не вспоминал каждый день весь ужас, который из-за меня произошёл с ней? Не проживал всё снова и снова, думая, что можно было изменить, что сделать по-другому, как избежать того, что было?