Плавучая станица - Виталий Закруткин

Иван Дятлов, высокий парень в полинялом, наброшенном на плечи кителе, оглянулся и тревожно закричал ехавшему за ним следом старому колхознику Устину Слесареву:

— Чего-то у нас Егор и Тришка больно отстают! Оно бы можно сегодня еще один конец сделать, а они гдей-то ворон ловят!

— У Трифона, кажись, переднее колесо рассыпается, — отозвался Слесарев. — Он еще возле элеватора жалился, что спицы, мол, летят одна за другой.

— Чего он там брешет? — раздраженно отмахнулся Иван. — Какие спицы? Я каждую возилку с утра проверял, на всех колесах спицы были целые.

— Не знаю, Ваня. Жалился Трифон на переднее левое.

— А Егор?

— У Егора вроде бороздный бык захромал, ногу, кажись, натрудил.

Иван сердито сплюнул и улегся в длинном тележном ящике.

— Помощники, чтоб им черти так помогали! Одно название только!

Между тем Трифон и Егор отставали не потому, что не могли поспеть за колхозным обозом, а потому, что намеренно придерживали быков, останавливая их через каждые сто шагов.

— Нехай едут! — буркнул Егор, провожая взглядом последнюю скрывающуюся из глаз подводу.

— А ежели кто вернется проверить, чего будем говорить? — спросил Трифон.

— Мы не станем их дожидаться, доедем до поворота и свернем в лес, — сказал Егор. — Уже смеркает, и нам самая пора!

Они добрались до балки и, понукая быков, повернули влево, на заросшую бурьяном лесную дорогу.

Вечерело. Тонкий серпик молодого месяца светился над иссиня-темной чащобой прибрежного леса. В глубокой крутой балке, поросшей вербой и карагачем, тихонько журчала вода. Где-то в лесном озерце призывно крякала дикая утка. Через дорогу, боязливо подняв уши, пробежали два зайца.

— Чтоб вы подохли, проклятые! — выругался Трифон.

— Чего ты там? — отозвался из темноты Егор.

— Зайцы дорогу перебежали — это, говорят, не к добру.

Егор засмеялся:

— Пущай бабы всяким россказням верят, а мы поедем!

Трифон соскочил на землю, закинул налыгач своих быков на задок передней телеги и, забежав вперед, присел рядом с Егором.

— А как же с неводом будет? — спросил Трифон.

— Невод Анисья обещалась загодя перекинуть в лес. Твой братишка ей поможет…

— Ну а ежли нас хватятся на полевом стане?

— Скажем, что товарищ из района перестрел нас и приказал гнать быков до пристани, чтоб запчасти в мэтээс перебросить.

Замысел Егора Талалаева был дерзок и прост: под самым носом у второй рыболовецкой бригады, которая работала на тоне Таловой, засыпать невод, вытащить его быками, забрать весь улов, ночью же отправить рыбу на хутор Атаманский, а там погрузить на пароход и отвезти в город.

Тот участок, на котором Егор думал ловить, располагался в двухстах метрах ниже Таловой тони, на самой излучине, и туда еще с вечера должны были прийти Авдей Гаврилович с племянницей Анисьей и Семка, брат Трифона, чтобы помочь в засыпке невода.

Все сложилось так, как предполагал Егор: они с Трифоном без труда нашли под железной оградой заброшенной часовни спрятанный Анисьей невод, взвалили его на телегу, спокойно объехали горящие на тоне костры и остановили быков у самой излучины. Анисья и Семка уже ждали, лежа на берегу под вербой.

Труднее всего было доставить на место баркас, с которого Егор собирался засыпать невод. За это взялся Авдей Гаврилович. Дождавшись темноты, он сел на баркас и отправился прямо на тоню Таловую. Как и ожидал паромщик, Зубов оказался на тоне. Он сидел с рыбаками у костра и слушал веселый рассказ балагура Федота о чьей-то неудачной свадьбе.

Авдей Гаврилович остановил баркас у самого костра, вышел, как будто ему надо было прикурить, посидел для приличия и вздохнул, умильно поглядывая на Зубова:

— Охо-хо! Вот, товарищ инспектор, Федот про свадьбу гутарит, а мне надо на районную пристань за кирпичом ехать. Еще вниз, бог даст, выгребу, а каким способом буду возвертаться, и сам не знаю. Может, вы бы мой баркасик до своей моторки прицепили и пособили бы старику кирпич доставить?

— Сегодня не могу, Авдей Гаврилыч, — сказал Зубов. — В пятницу я поеду в район, если можете ждать, я возьму ваш баркас на буксир.

Паромщик в раздумье почесал затылок.

— Оно бы можно было подождать, да время не терпит. Видно, доведется самому грести до кирпичного завода, а там просить кого-нибудь покрепче, чтобы пособили.

Демонстративно вздыхая, Авдей Гаврилович поплелся к баркасу, уселся поудобнее, покряхтел и, медленно ворочая тяжелые весла, погнал баркас вниз и вскоре исчез в темноте.

— Ничего, этот дедок сдюжает, — хмыкнул Федот, — он только прикидывается хлипким, а сам, ежели надо, черта за собой потянет. У них вся талалаевская порода такая.

— Куда уж там ему тянуть! — засмеялся Зубов. — Он еле ноги волочит…

Зубову, конечно, и в голову не могло прийти, что немощный паромщик Авдей Гаврилович Талалаев, еле поднимающий весла, отправился не в станицу, а на браконьерский лов.

Авдей Гаврилович спокойно довел баркас до излучины, где его ждали Егор, Анисья и братья Трифон и Семка Жучковы, а неподалеку, на поляне, были видны костры на тоне и вокруг них — черные фигуры отдыхающих ловцов.

— Чего они там, много наловили? — осведомился Егор.

— Не знаю, я в ихние баркасы не заглядал, — смиренно ответил Авдей Гаврилович. — Должно быть, много, потому что хлопцы-рыбаки дюже веселые…

— И Зубов там?

— Там.

Егор, разуваясь, мотнул головой в сторону леса:

— А я бычат выпряг, нехай попасутся, а то приморились. Надо бы их подогнать поближе, чтоб, случаем, не ушли.

Семка Жучков пошел загонять быков, а Егор с Трифоном стали укладывать на баркас невод. Голые, в одних трусах, они топтались вокруг покачивающегося на воде баркаса, сопели и переговаривались друг с другом свистящим шепотом.

Через четверть часа они уселись в баркас и начали засыпку. Под взмахами весел чуть слышно поскрипывали кочетки, с мягким шелестом исчезал в темной воде невод, за бортами тихонько плескались волны. Мириадами светляков мерцали на небе звезды. В эту ночь ни один человек не помешал волчкам; подцепив дышла к бежному урезу, они запрягли быков, вытащили невод на песчаный берег и до утра отвезли улов на хутор Атаманский, где жила овдовевшая в войну двоюродная сестра Егора Анисья. Там они перебрали рыбу по сортам, потом уложили ее в плетеные корзины и точно определили улов: восемьдесят с лишним пудов чехони, судака, леща и сазана, не считая рыбьей мелочи.

— Вот как надо ловить, — самодовольно сказал Егор, — а то вы детскими игрушками баловались, только народ смешили.

Утром Анисья и Семка засолили часть рыбы в четырех бочках, а остальную погрузили на пароход и повезли в город, на базар. Трифон и Егор, тщательно отмыв и почистив песком тележные ящики, вернулись на полевой стан только к полудню, когда транспортная бригада Ивана Дятлова в третий раз повезла зерно на элеватор.

— Где ж это вы блукали? — накинулся на Егора председатель колхоза Бугров. — Чем такая помощь, так лучше валите подобру-поздорову, а то мы на вас надеемся, а вы, окромя вреда, ничего не сделали.

— Мы тут ни при чем, — огрызнулся Егор, — нас перестрел уполномоченный с области и погнал аж до районной пристани перевозить запчасти до комбайнов.

— Какие запчасти?

— Откель же я знаю? Запчасти — и все, в ящиках запечатанные.

— Куда ж вы их возили?

— Аж до Атаманской балки, а там, за балкой, все эти ящики перегрузили на трехтонку.

Егор нагло смотрел в глаза Бугрову и говорил так спокойно, что председатель поверил и раздраженно махнул рукой:

— Ладно! Грузите зерно с третьего тока и везите на элеватор, надо кончать хлебопоставки…

И Егор с Трифоном как ни в чем не бывало отправились на ток, нагрузили пахнущие рыбой тележные ящики зерном и поехали на элеватор.

Захар Петрович Бугров торопился закончить сдачу хлеба, потому что в эти жаркие, летние дни вся область со всеми надречными и глубокими степными районами уже вызвала на соревнование Украину, Ставропольщину и Кубань и сдавала государству миллионы пудов чистейшей пшеницы только что снятого урожая.

Убирая хлеб на холме, Груня видела вокруг себя сотни работающих одностаничников: земледельцев, рыбаков, лесников, шлюзовских рабочих. Но если бы огромный стратостат поднял Груню высоко к небу и там, излучая серебристое свечение, поплыл над рекой, над степью и морем, над лесами и озерами — Груня увидела бы то, от чего ее сердце радостно забилось бы, а по щекам полились бы счастливые слезы.

По всем дорогам — шоссейным, грейдерным, проселочным, — оставляя за собой светлые клубы пыли, двигались к ссыпным пунктам длиннейшие обозы с зерном. Огромные элеваторы днем и ночью принимали золотой поток хлеба. Обозы двигались безостановочно, но в палимой солнцем степи так же безостановочно работали самоходные комбайны, сноповязалки, лобогрейки, дымили тракторы, грохотали молотилки, и на колхозных токах росли и росли горы зерна. Появилась опасность, что сельский транспорт не успеет до дождей вывезти с поля хлеб.