Петру Гроза - Феодосий Константинович Видрашку

Мирона Белю облили холодной водой, привели в чувство для того, чтобы сегодня увезти его снова туда же…

Начинается новый день. Нас выводят к умывальнику. Школьный инспектор Симион пытался подойти к открытому окну, чтобы набрать в легкие хоть несколько глотков свежего воздуха. И вдруг закричал:

— Всходит!

— Кто?

Возмущенный Симион орет еще громче:

— Солнце! Красное солнце!

— Ну и что? Каким же должно быть оно, солнце?

И Симион отвечает раздраженно:

— А почему не всходить ему синим!

Смотрим друг на друга — каждый по-своему понимает это — и пускаем на полную мощность воду…

Перед обедом, когда ждали сигнала на прогулку, раздался голос, повторенный затем перед каждой камерой: до новых распоряжений никто никуда не выйдет. Отменены все посещения.

Узнаем, в чем дело. Это ужесточение режима произошло потому, что у поляков, вывезенных недавно отсюда в лагерь Тыргу-Жиу, найдено оружие, которое они прятали здесь, в этой тюрьме. Дирекция тюрьмы получила выговор, инспектора — наказания, надзиратели были избиты, а нам, заключенным, ужесточили режим».

«30 января

Сегодня я встретился с Джикэ. Он заметил, что я пишу, и ему, видно, очень хочется, чтобы я его «увековечил». Такой у него характер. Я за ним наблюдаю давно… Это офицер румынской армии, участник зимней кампании в Крыму и на Кавказе, попал в плен и с того самого времени стал одним из очень многих, кого военная буря бросила в незнакомые края… Легко предвидеть, что огромная армия военнопленных принесет знания и опыт из области совсем неизвестной тем, кто остался дома… Думая обо всем этом, я изучаю этого Джикэ. Он с большой охотой рассказывает о том, насколько неожиданно гуманно обходятся с румынскими военнопленными в СССР. Как только прибывают они в тыл, в лагеря, их тщательно изучают, стараются выяснить их взгляды, их отношение к войне. Это своеобразный карантин, после которого происходит отбор и многим предоставляется право получить теоретические и практические знания…

— У меня там прояснился мозг, — говорит он. — Было так, будто солнце не подымалось из-за горизонта, а всходило прямо из моего мозга! Что я видел там, в России, это невероятно, великолепно. Там культура, цивилизация, одним словом, свет!

Полный решимости служить делу румыно-советского сближения, Джикэ попросил, чтобы его сбросили на парашюте на территорию Румынии. Его сбрасывают в село неподалеку от города Бузэу. Он встречает там местного примаря[51] и рассказывает ему хорошо продуманную версию, но примарь приглашает шефа жандармского поста, а тот отправляет Джикэ в Бухарест. Его версия здесь не проходит, Джикэ обвиняют в шпионаже и бросают в секретное отделение этой тюрьмы рядом со мной. Его допрашивают, изучают, но пока что не судят. Возможно, сигуранца решила воспользоваться знаниями и опытом, приобретенными Джикэ в Советском Союзе. Думая об этом, я веду разговор с большой осторожностью».

Вскоре «взбунтовавшегося дака» освобождают из Мальмезона.

Зимним вечером 1944 года железные ворота тюрьмы отворяются, и Петру Гроза оказывается на воле. Поздно ночью он входит в знакомую комнату гостиницы «Атене палас». Через площадь — королевский дворец. Там темно, ни единого огонька. Дворец или пуст, или окна затемнены. Слышны только шаги солдат королевской гвардии — они охраняют этот каменный оплот румынской монархии.

В час ночи к Петру Грозе пришли узнавшие о его освобождении друзья, но задержались ненадолго — бывший узник Мальмезона должен отдыхать. Отвыкший от человеческой постели, он заснул только к утру. И ему снилось, что все люди на всех континентах, во всех странах, во всех селах и городах, под крышами всех домов, хижин и шалашей дышат и спят спокойно.

В полдень принесли пакет от Скарлата Каллимаки, он из лагеря для политзаключенных в Трыгу-Жиу прислал номер старой газеты «Колокол» с передовой — «Падение Вавилона». К газете приложена записка. «В своем падении Вавилон румынской буржуазии, — писал Каллимаки, — может погрести под развалинами многих. Вы, доктор, уцелели. Мы, узники Тыргу-Жиу, гордимся Вами. Выше голову, непокоренный дак из Девы, выше!»

Я привел на этих страницах только небольшую часть дневниковых записей Петру Грозы, сделанных им зимой 1943/44 года в тюрьме Мальмезон. Румынские правители, чувствуя, что возмездие стучится в дверь, не осмелились казнить Грозу. В этом немаловажную роль сыграл тот факт, что в это время Красная Армия, очищая родную землю от оккупантов, приближалась к советско-румынской границе.

Петру Гроза возвратился в Деву и начал борьбу за освобождение из тюрем своих товарищей. Он делал все возможное, чтобы помочь патриотическим силам, которые во главе с коммунистической партией готовили народ к свержению ненавистной клики Антонеску.

Вавилон румынской буржуазии шел к неминуемой гибели.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ПРЕОБРАЗОВАНИЕ РУМЫНИИ

I

Участвовать в борьбе румынских коммунистов и всех прогрессивных сил Румынии за режим демократии и справедливости было нелегко для Петру Грозы. Но богатыря из Бэчии не пугали ни духовные, ни физические страдания. Он упорно шел избранным путем.

Осенним днем 1944 года он едет в Бухарест со своим давним боевым товарищем Петре Константинеску-Яшь, который снова приехал в Деву по поручению Центрального Комитета Румынской коммунистической партии. «Ты нужен в Бухаресте, время не ждет».

Совсем недавно они в париках, загримированные, с поддельными документами перебирались через Карпаты в Бухарест, чтобы принять непосредственное участие в событиях 23 августа 1944 года, о которых будет рассказано немного позднее. Но к власти тогда пришло правительство реакционного большинства, с которым Петру Грозе было не по пути. Посоветовавшись с руководителями компартии, он вернулся в Деву. Надо было вместе со всеми товарищами укрепить «Фронт земледельцев», сделать его массовой, всерумынской организацией.

Ни о чем не спрашивая старого, испытанного друга, Гроза поделился с ним хорошо продуманной программой развития крестьянской организации, ее одобрили вожа-ки-фронтисты и поддерживают его, Грозы, стремление и решимость сделать массовую организацию трудящихся крестьян Румынии самым близким и преданным помощником рабочего класса и партии коммунистов.

Поезд отошел от станции Дева, и впервые за многие годы Петру Гроза не обнаружил шпиков сигуранцы, всегда следовавших за ним тенью. Для сигуранцы и ее людей наступили сложные времена. Их больше волновала собственная судьба. Не следовали за Грозой и агенты национал-царанистов и либералов. Им тоже сейчас было не до него.

За несколько часов до отхода поезда Петру Гроза пригласил друга прогуляться на вершину холма к развалинам крепости. Укоренившаяся с детства привычка взглянуть на Деву и ее окрестности с крепостного холма