Почта святого Валентина - Михаил Нисенбаум

На столе меж тем образовались нож с вилкой, запеленатые в салфетку, а также разделочная доска с брускеттами, от которых горячо веяло пряным морем. Счастливо вздохнув, Евгений хрустнул корочкой брускетты.

— Уникальное предложение… юбилей… спасибо скажете… ниже рыночных, — послышалось неподалеку.

Колеверстов обернулся и увидел, как продавец с униженной поспешностью заталкивал в сумку что-то, похожее на кофеварку, а демонический архитектор улыбается принужденно, как бы заставляя себя не замечать очевидную неловкость. Когда стало ясно, что разговора с торговцем не избежать, Евгений решил не есть пока две оставшиеся брускетты, чтобы не жевать второпях. «Скажу сразу, что мне ничего не нужно — тихо и вежливо. Человек пытается заработать, ему тоже небось несладко. Но это не значит…» Не успел он додумать, как услышал негромкий голос прямо у себя за плечом:

— Д-добрый вечер. Извините, что отвлекаю, я ннна… нннна крошечную минут-т-т-т-черт-минутку. В конце лета был Д-д-д-день независимости Инда-да-да-да-да-незии, и па-па-паравительство выделило да-да-датацию на праздничные акции до Нового года. Уникальное предложение, высокие те-те-те-технологии от азиатского да-да-да-дракона.

Вместо того чтобы вежливо и недвусмысленно выпроводить коммивояжера, Колеверстов зачем-то буркнул:

— Да бросьте вы, какой там дракон! Видел я вашу кофеварку. Банальная вещица и модель не новая.

— Э, га-га-гаспадин хороший, вы, па-па-па-прастите, не все разглядели. Па-па-пазвольте…

Ловко распахивая сумку (странно было видеть такие точные движения у заики), торговец извлек кофеварку и принялся декламировать явно заученный рекламный текст про сорок способов приготовить кофе, про кювету для ликера, про кофейную карамель и уникальный рецепт яванского кофе, который готовится из обычной арабики («какая чушь!») всего за полторы минуты.

Высказав сомнение в качестве товара, Евгений допустил серьезнейший просчет, так как открыл тем самым возможность для дискуссии. Теперь неловко было заявить, что его не интересует никакая кофеварка — ни высоко-, ни низкотехнологичная. Не нужна — зачем тогда делать замечания? К счастью, мужчина понял все сам, извлекая из сумки чудо-фонарь, который мог осветить ночную дорогу на сто метров или на тридцать при сильном тумане, мог служить переносной настольной лампой и ночником, а также автоматически передавать сигналы SOS от двух пальчиковых батареек в течение десяти часов. По словам продавца, по лицу которого плыл пот, стоил фонарь по случаю Дня независимости Индонезии всего сто рублей — в три раза дешевле, чем в магазине, можно проверить, хотя ближе Джакарты ничего подобного найти нельзя. Евгений хотел было возразить, что подобные фонари давно не редкость, но побоялся, что продавца опять пробьет на какие-нибудь технологические откровения. Поэтому он предпочел промолчать и только скептически следил за тем, как из второй сумки мужчина извлекает третий аппарат. Такого устройства Колеверстов прежде не видел. Одна половина походила на руль космического корабля — черный джойстик, созданный как ответ форме руки, но не детский, а серьезный, словно оружие. Колеверстов ощутил подступающую дрожь нетерпения. Именно такую дрожь он почувствовал, когда впервые увидел мотоцикл «Кавасаки-Вулкан», а позже — свой нынешний компьютер. Это было предчувствие новой жизни, не ограниченное ни единой подробностью, и Колеверстов едва удержался от того, чтобы задать вопрос первым.

— А это новейшая разработка япо-по-понских ученых, п-п-п-пробный продукт восьмого по-по-по-коления. По-по-по-полный эксклюзив. Разработан пэ-пэ-пэ-по заказу Министерства обороны.

— Что это?

— Ти-ти-ти-кипер се-семь ноль три. — Раздался щелчок: продавец присоединил к рукояти пульт управления с аппетитными кнопками и выпуклыми стеклышками грех экранчиков.

— «Ти» — это чай?

— «Ти» — это та-та-тайм. Сейчас. Се-секундочку.

С торжественным видом фокусника взмыленный коммивояжер повернул рычаг, и, вздрогнув, экранчики начали разгораться лиловой подсветкой. Кнопки тоже подмигнули, а мужчина, картинно отбросив прядь со лба, начал свою лекцию. «Т-кипер» призван помочь оптимизировать темп континуума. Можно успеть сделать то, что в обычное время не умещается («А от слова успе-пе-петь ка-ка-как раз слово успе-пе-пех, так ведь?»). По словам продавца, прибор считывал математическую модель текущих вокруг событий и при помощи особого закодированного излучения сообщал этой модели оптимальный рисунок: ускорял, замедлял, редактировал.

— Да будет вам, — усомнился Колеверстов. — Детский сад какой-то.

— Вы мне не верите?

— Извините, не очень. Можете продемонстрировать?

— Ну конечно. Пя-пя-пя-пять сек. Программа до-до-дозагрузится.

Пока прибор попискивал и подрагивал, пока мелькали на экранах прообразы каких-то знаков и цифр, продавец, стараясь перескакивать через задерживавшие его слоги, объяснял: вот, мол, выходит человек из дому и понимает, что опаздывает на работу. Не на час, конечно, минут на пятнадцать-двадцать. А успеть ему надо — хоть умри. Вот тогда делается захват поля, посылается импульс, и на несколько минут все в радиусе десяти километров, кроме самого пользователя, начинает… не то чтобы буксовать… Все идет своим чередом в намеченном направлении, просто очень медленно. «Это примерно то же са-са-самое, что разгонять облака, в пы-пы-пы-принципе обычное дело». Чтобы проверить действие аппарата, достаточно выставить минимальный промежуток времени, бормотал продавец, одновременно крутя колесико и что-то наигрывая на двух кнопках. Одни циферки на экране падали на дно, а вместо них выскакивали другие. Так-так, заикался мужчина, назначим максимальную мощь, чтоб уж никаких сомнений.

Следя за перескоком коротких пальцев, Колеверстов и думать забыл о недоеденных брускеттах, о вчерашней вечеринке и назначенной встрече.

Между тем все в ресторане шло своим чередом: бурно жестикулируя, один из четверки мужчин произносил тост, парочка в углу затеяла игру, скатывая комочки из бумажной салфетки и бросая их друг в дружку. Длинноногая красотка у барной стойки покачивала ножкой в сапоге, а другая, судя по незаинтересованно-задумчивому выражению лица, направлялась в дамскую комнату. Бармен доставал с зеркальной полки пузатую бутылку, а на огромном экране мелькал знакомый клип с прыгающей обезьянкой и веселыми охламонами, едущими на велосипедах.

— Ну вот. Га-га-га-тово, — торжественно объявил мужчина, чей лоб покрылся бисерными капельками. — Пу-пу-пусковая кнопка — на макушке рукояти. Нажимаете — и дело с концом. Наклон вперед-уска-ка-ка-рение, наклон назад-та-та-та-тарможение. Ничего не бо-бо-бо-бо…

Однако Колеверстов и не думал бо-бо-бо, потому как тотчас ухватил тяжелую рукоять и почувствовал ее удобный, соразмерный руке вес, идеальную плотность и чуткость к движениям.

— А они не будут против? — перебил он торговца сиплым шепотом.

— Они ничего не заметят, — улыбнулся тот. Пот стекал по его вискам к подбородку.

«И чего он не снимет пальто? — подумал Евгений. — Ах да!.. Ну что ж, приступим, помолясь». Большой палец вдавил вкусно щелкнувшую кнопку. Осторожно, точно опасаясь что-нибудь повредить взглядом, Колеверстов обернулся — медленней, чем обычно (и сам понял, что медленней, даже дернулся в последний момент). То, то он увидел, оправдывало все самые фантастические ожидания, но было при этом совершенно невообразимо.

Свет горел, как и прежде, стены, мебель, портьеры оставались на своих местах. Неизменность декораций только подчеркивала невероятность происходящего. Музыка продолжала звучать, но в таком темпе, что ее уже нельзя было узнать: «Сэээээээээ-эээнг-сэээээээээээээнг-сээээээээээнг» (Паркинсон-бэнд, прости господи). Глянув на экран, Колеверстов увидел, как озорница в лиловом платье, сидящая в компании за праздничным столом, долго и неестественно плавно меняет положение руки, а над столом в воздухе со скоростью секундной стрелки пролетает зеленая оливка.

Но еще удивительней было другое. С той же самой невыносимой медлительностью над дальним столом пролетала (проползала, тяжко кувыркаясь по воздуху) скомканная белая салфетка, причем парень, ее бросивший, тягуче расплывался в полоротой ухмылке, а девушка готова была отпрянуть, но только потихоньку распахивала рот и задирала брови в час по чайной ложке. Девушка, девушка, что же вы, милая! Вы этак за год и одной мухи не поймаете, если станете и впредь столь неспешно разевать свой красивый ротик!

Пока мушкетер-архитектор с тягостным, казалось, усилием поднимал бокал (Евгений заметил, что и пузырьки в шампанском теперь с трудом протискиваются сквозь студеную влагу), пока девица у барной стойки заторможенно тщилась качнуть носком сапога и вытягивала губы, бармен… То, что творил бармен, и то, что творилось с барменом, по красоте, таинственности и ритму напоминало космические, на века и галактики растянувшиеся перемены. Добрый молодец завороженно выплескивал в шейкер лаймовый коктейль, и зеленая струя выгибалась в пространстве дугой мускулистого моста. В какой-то момент, когда эта дуга повисала напротив разноцветных лампочек, каждый глоток, каждая жилка жидкости наполнилась льдинками огненных искр, которые замерцали, засмеялись между медленно сводимыми руками.