Вавилонский голландец - Макс Фрай

Теоретически, можно сеть на поезд и отправиться куда глаза глядят, например в Германию? Францию? Чехию? Эмираты, только Эмираты! И бедуин с верблюдом. И чтоб молоденький и хорошенький!

Инга шла и думала, хватит ли у нее сбережений на недельный курс психоанализа где-нибудь в Швейцарии. Или, на худой конец, поискать практикующего экзорциста. Да чтоб с плеткой и в рясе, молоденький и хорошенький! – завопила Агни.

На пирсе не было ни Мика, нордического героя, ни длинного белого автомобиля, вообще никого не было. У стены ресторанчика аккуратно стояли две пивные бутылки, трепыхалась под свежим ветерком черно-белая бандана, привязанная к спинке стула. Инга прошла мимо, игнорируя оскорбительное послание, а Агни прикусила язык.

На набережной стоял темный деревянный щит, прикованный цепью к столбику. К доске цвета мореного дуба настоящими коваными гвоздями было приколочено объявление, красивым шрифтом под старину: «Приглашаем посетить плавучий музей-библиотеку, с 12 до 20, суббота и воскресенье – до 21». Сейчас корабль уже не казался ни пыльным, ни призрачным, ни тем более игрушечным. Возможно, благодаря иллюзии обитаемости: палубу истово драил матросик, босой, голый по пояс. «Очарование интерьерной и пейзажной живописи в немалой степени зависит от стаффажа, – сама собой всплыла в голове у Инги фраза, подцвеченная занудным лекторским голосом. – Особенно если стаффаж молоденький и хорошенький».

В принципе да, – согласилась Агни, – зайдем?

«Чайка над морем плачет от горя…» Да прямо, так все и поверили, горе у нее! Летит с ресторанной помойки, крыльями еле машет, налопалась по самое некуда и создает романтический образ. Томас проводил глазами сытую дуру-чайку, выкрутил веревочную швабру и поплелся прятать инвентарь. Все следы пребывания туристов были благополучно подтерты, боцману не к чему будет придраться. Хотя здешний боцман вообще ни к чему зря не придирается, а если и рычит, то по существу, серьезный он мужик. Не чета всяким отщепенцам, которые и швабру толком отжать не могут, – на мохнатой красной дорожке шариками рассыпаны капли грязной воды. Том кинулся подтирать это дело носовым платком – еще не хватало напоганить у дубовой дверцы с латунными накладками. Хорошо хоть Гроган не объявился в эту минуту – сплюнул бы на своем полуваллийском что-то невнятное, и разбирайся там, ободрили тебя или сдохнуть пожелали.

Уже который день подряд у Томаса на душе скребли кошки. Не то он сам себе надоел, не то все кругом мягко намекало ему: не твое это дело, дурень, не твое, сидеть бы тебе, дурню, в углу на соломе, чертить в золе свои чертежи, не морочить голову добрым людям. Чужое место занимал Томас Мерекааренен на этом судне, а возможно, и в этой жизни. Среди посвященных, крещенных морем, влюбленных и любимых он, бедолага, студент на вольном выгуле, так и ходил – ни рыбой ни мясом. Мерекааренен, одно слово.

Внезапно латунная ручка дернулась. Дверь каюты приоткрылась, едва не стукнув по лбу незадачливого уборщика. Чудом не зацепившись каблуком за высокий порожек, в коридор шагнула девица с холодным водонепроницаемым лицом. За ней следом вышел капитан, корректный и собранный, словно в его кабинете только что и не девица вовсе была, а офицер таможни. Томас сжал ручку злополучной сочащейся влагой швабры и окончательно почувствовал себя дурным стюардом. Коридор вокруг подозрительно стал напоминать фильм «Титаник», невесть откуда вспыхнуло хрусталем и благородной бронзой бра на стене, ковровая дорожка заалела, и так же, если не ярче, заполыхали щеки у матроса Мерекааренена.

– Томас, прекрасно! – улыбнулся кэп. – Вот вы и покажете Инге корабль. Томас с нами не так давно, – теперь он обращался к девице, – но он один из лучших наших экскурсоводов. Томас вам объяснит, где у нас едят, и про распорядок расскажет. Ваша каюта номер пять.

Инга и Томас остались в коридоре.

– Вы у нас теперь… с нами? – выдавил Томас, чтобы хоть что-то сказать.

– Я не знаю, – пожала плечиком Инга. Томас никогда раньше не видел, чтобы пожимали одним плечом. – Я юрист. Кажется, капитан не против временно нанять меня к вам, пока у меня отпуск на основной работе.

– Вы любите море?

Инга опять пожала одним плечом. Томас вел ее по коридорам, поднялся с нею на палубу, показал штурвал, золотистую скамейку на львиных лапах, плетеные гамаки и деревянную резьбу. В библиотеку они так и не зашли, дверь была заперта, никто им навстречу не попался – корабль как вымер. Ну ясное дело, кто в городе, кто – в себе.

Инга шла рядом, холодная и безучастная, вежливо осматривалась, вежливо удивлялась, вежливо молчала во время Томасовых вымученных комментариев. Ну удружил капитан. Ну спасибо-расспасибо. Или это такое дисциплинарное наказание за нерадиво отжатую швабру – выгуливать по кораблю офисных снегурочек, чтоб не сказать щук мороженых.

Инга шла вслед и целеустремленно давила в зародыше желание от души заорать и зашвырнуть подальше в море лаковые туфельки. Сумка, вишневая кожаная сумка со всем необходимым – мобильник, ручка, россыпь пластиковых карт, – оттянула плечо. Очень хотелось есть. Еще мучительнее – спать. Утро этого дня отделялось от вечера считанными часами рабочего дня и толстым слоеным пирогом происходящих невозможных вещей. Какой корабль? Какой, к черту, отпуск? На пустой террасе ветер треплет черно-белую бандану героини, камера отъезжает назад, тоже мне кино не для всех, культовая драма.

– Томас, – жалобно сказала Инга, – мне, честное слово, очень неудобно. Но у вас тут где-нибудь курят?

Стаффаж, оживляющий пейзаж. Тонкий девичий силуэт, юбка развевается, локоток отставлен, продолжение изящной кисти – длинный мундштук. Тьфу! Это ты, мерзавка? Твои штучки?

Матрос опешил от вопроса. Вопрос нервировал матроса! – ликовала в глубине чертова сестренка.

– Да, конечно, у нас тут много кто… и я тоже. И вы? Вот сюда, не споткнитесь, тут ящик с песком, – заторопился увалень Томас.

Надо же, а с берега таким ловким парнишкой казался. Инга нашарила в сумочке узкую твердую пачку, выудила наугад, зажигалка не желала выплевывать пламя, но бывалый моряк Мерекааренен пришел на помощь даме и преподнес трепещущий лепесток огня.

– А вы, наверное, трубку курите? Нет? Жаль, вам бы пошло. И запах от трубки такой мужской, надежный…

Господи, это же не Агни, это я. Что я несу?..

– Спасибо вам, Томас. Жаль, что библиотеку не осмотрели, ну ничего, еще сто раз успеем. А здесь всегда так пусто? Мы завтра утром увидимся, ваш начальник сказал, чтоб не позже восьми. Я вообще редко курю… Скажите, а кофеварка у вас есть на борту?.. Нет. Не люблю. Не знаю, зачем спросила. Спасибо, я тогда… До завтра.