Орхидеи еще не зацвели - Евгения Чуприна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я думаю, уже ни для кого не секрет, — сказал инспектор, — что тот, кого мы принимали за Генри, на самом деле является Альбертом Вустоном. А тот, кого мы принимали за Альберта, является Генри Баскервилем.
— Да, — сказал я, — официально заявляю, мы это сделали с Генри по взаимной договоренности, чтобы сбить с толку собаку.
— Разумно, — сказал инспектор. — Жители окрестных сел не раз слышали, как она выла в тоске и растерянности, не в силах выбрать себе жертву. Но кроме того ты, Берти, раз уж ты Берти, взял на себя расследование смерти сэра Чарльза. Мы пришли сюда, чтобы узнать, как оно продвигается.
На этих словах остальные Мортимеры кивнули.
— Могу вам сообщить, что у меня наклевывается версия, — сказал я. — Но у меня еще пока нет доказательств.
— Доказательства — моя работа, — заявил инспектор и хищно сжал пальцы. — Выкладывай.
— Должен сразу сказать, в этой версии речь идет скорее о нечаянном убийстве, возможно, несчастном случае. Поэтому я не знаю, так ли уж обязательно привлекать непосредственного виновника к ответственности.
— Доказательства могут и не найтись, — сказал инспектор. — Если только мы не выйдем на прямого виновника. А без доказательств мы никого не задерживаем. Но ты рассказывай.
Остальные Мортимеры согласно кивнули. Генри молчал и смотрел на меня, будто видел впервые. А Стивен куда-то делся. Поистине, статус меняется, а человек остается прежним, как раньше, будучи камердинером, развеивался в воздухе, так и теперь развеивается, будто он не представитель одного из самых славных родов Англии, а чумазый индийский факир. Да и бог с ним, то есть слон Ганеша.
— Мы знаем, — начал я, — что сэр Чарльз кого-то ждал ночью у калитки. — Хью Лайонс однажды высказал мнение, что это могла быть его жена Лора.
— Не только возле трупа, но и в ближайших окрестностях вообще не было женских следов, — напомнил инспектор, а доктор кивнул. Остальные просто глядели.
— Так я же не говорю, что Лора там была! — воскликнул я. — Я одно время был помолвлен с этой бестией…
Со всех сторон раздались возгласы удивления и одобрения, Питер, главный егоза и бонвиван, даже захлопал в ладоши.
— Это было давно, — уточнил я. — Так вот, что б вы ни думали, я был действительно с ней помолвлен, и ее характер для меня — открытая книга. Назначить мужчине свидание ночью на болотах и не прийти туда — для нее самое милое дело. Она так наверняка и поступила в этот раз, уж слишком большое удовольствие ей это доставляет.
— Очень даже возможно, — потупившись, сказал Питер и с удвоенной энергией стал разглядывать свои руки, как будто бы желая убедиться, что они точно ничего не крали и никого не били.
— Однако ее мужу кто-то сообщил об этом свидании. И ее муж, человек ужасно ревнивый, а в еще большей степени эксцентричный, решил вмешаться.
— Что же в этом эксцентричного? — удивился Генри. — Я бы тоже вмешался на его месте. Я бы сам все узнал, жену запер, да и пошел разбираться.
— Это все так, но, видите ли, он оделся… ммм… — Не находя достаточно емких слов, я громко и повелительно хлопнул в ладоши. Тут же явился пупсик Бэрримор.
— Бэрримор, будь добр, принеси-ка сюда портрет Хьюго Баскервиля.
Двухметровый откормленный зайчик метнулся кабанчиком и тут же приволок искомое в своих волосатых лапах. Все правильно, у зайчика и должны быть волосатые лапы. У хорошего зайчика все волосатое.
— Но это же Лайонс! — воскликнул инспектор, тыча пальцем в портрет.
Все столпились возле бородатого Бэрримора, героически застывшего с выпяченной губой и тяжелым портретом в руках, ни дать ни взять крестьянин в русской опере «Смерть за царя».
— Действительно вылитый! И как мы не замечали! Ну да, ведь он Баскервиль, и к тому же он Хьюго, — зашебаршились они.
— Неудивительно, — сказал Грегори, более материалистически настроенный, чем остальные братья, — ведь он реставрировал эти портреты перед приездом сэра Чарльза.
— Короче, вот так оделся Хью Лайонс перед тем, как идти в Баскервиль-Холл. Все, Бэрримор, можешь уносить.
Пупсик так же безмолвно унес портрет. Мне показалось, что он избегает произносить реплики; я, впрочем, без реплик этого волосатозадого котеночка мог вполне безболезненно обходиться достаточно долгое время. Может быть, это игра воображения, но когда он покидал комнату, мне показалось, что у него из головы торчат рога, так что он у нас теперь не только котеночек, а еще и лосеночек. Или олененочек. Что-то сохатое. «Ну знаешь, братец, — подумал я ему вслед, — надо было раньше в своих бабах разбираться. Я-то тут при чем, Бэмби?»
— У Лайонса действительно есть такой костюм, как на портрете, я его сам в нем видел, — подтвердил Генри.
— Когда? — не без яду уточнил я, все еще мысленно подбирая нежные словечки к Бэрримору. Бросая ретроспективный взгляд из тьмы грядущего на этот разговор, я склонен думать, что тема яда прозвучала впервые именно в этих мыслях.
— Вчера, на болотах. Да что ты спрашиваешь, ты же тоже там был, — удивился Генри.
— Ты говорил, что ничего не помнишь.
— Уж это я помню. Но хватит приставать ко мне со всякими глупостями. Рассказывай скорей свою версию, что ты ходишь вокруг да около!
— Ладно, бог с ним. Итак, Лайонс, обладая значительным сходством с портретом Хьюго Баскервиля, к тому же одетый, как он, и взяв с собой Гинефорта…
— Какого еще Гинефорта? — хором спросили Мортимеры, они же ничего не знали!
— Собака его. Черная, здоровенная, как бычок-двухлетка, — охотно пояснил им Генри. — Чертовски похожа на адского пса, да еще и во рту лампочка.
— Зачем? — раньше остальных спросил Питер. — Зачем лампочка?
— Ну, вы же знаете Лайонса!
— Знаем, — печально сказал Шерлок. — Дальше!
— И вот Лайонс достигает калитки, за которой прохаживается сэр Чарльз. Собака вырывается вперед и привлекает внимание жертвы. Затем сэр Чарльз видит Лайонса, которого, разумеется, принимает за Хьюго Баскервиля, в ужасе бежит…
— А почему он бежит на болота, а не по направлению к замку? — спросил Шерлок.
— Потому что собака зашла сзади! — азартно посверкивая глазами, объяснил Питер.
— А, ну да. Ну и что, от этого умирают?
— Конечно.
— Сэр Чарльз был человеком отважным, — напомнил Юджин. — Он бы не испугался какой-то собаки с лампочкой.
— А, ну да, ну да, — отозвался Грегори, — он об этом рассказывал очень красиво.
— Человек может, например, подраться с оборотнем, через пять минут едва не попасть в зубы к адскому псу, все это воспринимать с легкой улыбкой, а потом испугаться обычной лошади, которая выглянула из кустов, — вставил я,
