Вик (ЛП) - Аврора Белль

То, что я смогла так повлиять на него после всех этих лет, пробудило во мне изрядную дозу высокомерия.

Мои глаза, отяжелевшие от похоти, остановились на его разгоряченном взгляде, когда я начала движение вверх и вниз, сначала медленное, а затем набирающее темп. Желудок Вика сжался, а губы скривились в том же болезненном наслаждении, которое я только что испытала. Его дыхание стало тяжелым, и когда он заговорил, грубо и хрипловато, я запнулась в своих движениях.

— Думаю о тебе каждую секунду каждого дня. Прикоснись к моему члену и пожелай, чтобы я трахал твой рот, а не свою ладонь. — В его груди завибрировал нуждающийся звук. Его веки закрылись, а лицо скривилось, когда я возобновила свои усилия. — Ничто не сравнится, детка. Ничего. Это ты. Это только ты.

О... черт.

Его слова что-то сделали со мной. Невыразимые вещи.

Они нежно ласкали мое сердце, в то же время жестко трахая меня, и моя киска сжалась.

Он судорожно выдохнул:

— Я близко.

Я хотела доставить ему удовольствие. Я хотела дать ему то, что он дал мне. Так что, как можно грациознее, я проскользнула вдоль его тела.

— Куда ты собралась? — спросил он, слегка сбитый с толку.

Но я была почти уверена, что он получил свой ответ, когда моя рука обхватила его член, а язык высунулся, чтобы слизнуть каплю предэякулята, появившуюся на головке.

— О, черт, — прошипел он.

И я хитро улыбнулась, наслаждаясь силой, которую он дал мне с помощью таких немногих слов.

Его руки запутались в моих волосах, когда я опустила рот, одним глотком захватив половину его длины. Он был таким вкусным. Горячий, чистый и полностью мужской. И когда я пососала, а затем отступала перед тем, как взять его еще больше в свой влажный рот, он посмотрел на меня из-под простыни с перекошенным лбом и надутыми губами, схватив меня сзади за шею, а затем начал слегка толкаться в мой скользкий, теплый рот.

Может быть, я была одна такая на этом свете, но я любила сосать член.

Ничто не заставляло меня чувствовать себя сексуальнее, чем смотреть в лицо мужчине, в то время как он терял свой вечно любящий разум из-за возможностей моего рта. И прямо сейчас, когда Вик смотрел на меня, весь нервный и беспокойный, мне стало жарче, чем в аду.

Когда его голова откинулась назад, и он пробормотал: «Вот черт», я поняла, что он был близко. Затем его пальцы грубо запутались в волосах на моем затылке, дергая меня взад и вперед, когда он резко вошел в мой рот, и я поняла, что у него было совсем немного времени, прежде чем он изрядно кончит мне в горло.

Его движения стали беспорядочными, и он натужно произнес:

— Да. Возьми это, детка.

Через несколько секунд его тело напряглось, руки сжались в моих волосах так сильно, что я вздрогнула, и он замер, издав грубый стон, когда его член начал судорожно дергаться у меня во рту. Я попробовала соленую горечь его спермы и каким-то образом невероятно успокоилась. Я проглотила подарок, который он мне дал. Его тело обмякло, и когда он упал обратно на подушки, он выскользнул из моего требовательного рта.

Я надеялась немного полежать с ним и погреться в лучах нашего жаркого обмена, но с верхней ступеньки лестницы донеслось:

— Эй, Нас?

Тело Вика напряглось, когда я в тревоге моргнула, выбираясь из-под одеяла.

О, нет.

Слышала ли нас Аника?

Ее обычно сладкий голос звучал ровно.

— Думаю, пора помыть голову.

— Бегу! — крикнула я. — Твоя мама только что послала меня сказать Вику, что обед почти готов.

Тихая пауза, затем:

— Хорошо.

Веселый взгляд Вика встретился с моими широко раскрытыми и испуганными глазами, и когда он начал хихикать, я глубоко вздохнула, выскользнув из-под теплого одеяла, и натянула штаны обратно на ноги.

Мы ничего не сказали. Нам не нужны были слова. У нас было общее понимание того, что это такое.

Это было сложно. Трудно. Непросто.

Но это была сложность, которая мне нужна была больше, чем мне нужно было дышать.

Мои руки стали мокрыми от мытья волос Аники, я взяла с вешалки полотенце и накрыла им ее свежеокрашенные волосы, слегка растирая их. Она начала обматывать полотенце вокруг них, потом откинула голову назад. Она холодно посмотрела на меня, когда я улыбнулась и сказала:

— Вот. Ты должна быть в порядке еще четыре недели.

Я не ожидала ее бесстрастного признания.

— Я тебя люблю.

Мое тело напряглось, я повернулась к ней лицом. Улыбнулась, хотя мои брови опустились в замешательстве. Я тихо усмехнулась.

— Я тоже тебя люблю.

Ее холодное поведение только усилилось, когда она произнесла:

— Но тебе нужно перестать играть с ним. — Я замерла, когда она продолжила: — Он может и не показывать этого, но ты причинила ему боль. Я боюсь, что ты сделаешь это снова, сама того не желая.

Моя грудь сжалась.

Ну, это решило все. Она услышала нас, хорошо.

Я не знала, что сказать. Правда казалась уместной. Мой тон был мягким, я слегка пожала плечами, пытаясь оправдать свои действия.

— Я люблю его, Ани.

Ее глаза вспыхнули. Мгновенно она выплюнула:

— Тогда веди себя соответственно.

И я сделала паузу.

Аника никогда так со мной не разговаривала. Никогда. И это укололо меня.

Я моргнула, когда она сердито посмотрела на меня, и через мгновение ее лицо стало непроницаемым. Все признаки эмоций пропали. Она ушла обратно в свою пустоту.

Мое сердце начало колотиться.

Я устала от этого. Надоело быть обманутой. До смерти надоело беспокоиться о них обоих.

— Что с тобой происходит? — серьезно спросила я. — Я знаю, что ты переживаешь какое-то дерьмо, но ты в плохом настроении. Ты похудела. — Я добавила шепотом: — У тебя выпадают волосы. Ты чо… — Это была болезненная мысль, которая промелькнула у меня в голове. — Ты больна?

Аника горько рассмеялась.

— Если бы.

Она жалела, что не заболела?

Я даже не могла понять, почему она так сказала.

Мое сердце сжалось от ее отстраненности. И я попыталась разрешить это.

— Эй. Что ты скажешь, если мы устроим девичник? Только ты и я?

Ани опустила взгляд и равнодушно фыркнула. Она встала и вышла из ванной, но не раньше, чем вяло произнесла:

— Нет, спасибо.

Доротея положила мне на тарелку еще пасты, и когда Вик увидел выражение моего лица, он цокнул языком и сказал:

— Ма, оставь ее в покое. Она не голодна. — Мои щеки яростно запылали, когда он лукаво добавил: — Она только что поела.

Вилка Аники упала на ее тарелку. Со скучающим выражением лица она встала со стула и произнесла:

— Прошу меня извинить.

Ее удаляющаяся спина была напряженной, негнущейся, и у меня возникло ужасное чувство, что моя подруга больше не считает меня таковой.

Глава 24

Аника

— Каким разочарованием ты оказалась, — сказала ухмыляющаяся ведьма, стоявшая в моем открытом дверном проеме.

Она вошла в мою комнату, как будто это было ее право, и я позволила ей, потому что… ну, в последний раз, когда я захлопнула дверь перед ее носом, она впечатала меня в стену.

Ксения всегда была жесткой женщиной. У нее не было своих дочерей. Возможно, это было ее оправданием столь сурового обращения со мной. Все ее сыновья были из Братвы. Я лишь однажды встречалась со своими двоюродными братьями, но они производили какое-то жуткое впечатление. Они гордились заслуженной репутацией. Их называли бессердечными. Жестокими. Даже психопатами.

Их мать была почти такой же, только ей удавалось скрывать эти черты лучше, чем им.

Теперь, когда моя тетя подошла ближе ко мне, я тяжело сглотнула, случайно заглянув ей в глаза.

Они были холодными. Пренебрежительными. Так полны презрения.

— Я не знаю, почему ты откладываешь свое задание, но оно должно быть выполнено, мой цветок.