Время Чёрной Луны - Алексей Корепанов

Мужики успешно проникли в иной мир, с энтузиазмом отметили это дело у тамошней прозрачной речки, насобирали «похмелюшек», а когда чужое небо начало украшаться чужими же звездами, решили возвращаться домой и удивлять баб рассказами об иных краях.

Но не тут-то было. Теплый вихрь куда-то задевался, и сколько не топтались мужики под стволом незнакомого корявого дерева – проход не открывался, и впервые здешние окрестности услыхали витиеватую и отчаянную матерную речь…

Мужики застряли крепко – шел уже третий месяц их пребывания в иных пространствах. За это время они соорудили шалаши на лесной поляне, наловчились рубахами ловить рыбу и поддерживать постоянный костер в центре своего лагеря. Пропитания хватало, ночи были теплыми, у кого-то нашлись карты – и жизнь, в общем-то, текла не хуже, чем в том же Каськово – но в Каськово можно было хватить стакан «казенки», плюнуть на порог собственного дома и податься за новым существованием хоть в Торжок, хоть и куда подалее, даже, может быть, в самый Питер – а отсюда же податься было некуда – ежедневные проверки еще и еще раз подтверждали, что ход надежно закрыт.

Господи, если бы материализовались вдруг все проклятия, высказанные в адрес первопроходца Витьки Демина, то давно бы уже провалился он сквозь все возможные и невозможные миры и бледной тенью застыл в самом основании мироздания, на самом его дне; но жив был Витька, хоть и угрюм, и по утрам горячо молился он Богу, упрашивая Его открыть проклятущий ход. Однако Бог занимался, видимо, другими делами.

Да, в принципе, мужикам жилось неплохо, даже самогон наловчились они гнать из плодов-«похмелюшек». Если бы только не это гнетущее ощущение изолированности, отсутствие возможности вернуться к родным теплым задницам изревевшихся, поди, жен. И если бы не что-то страшное, проявившееся вдруг в этом тихом мире.

Чужие.

Первым столкнулся с ними механизатор Колян Купырин. В тот день, о чем-то мечтая, убрел он вниз по течению прозрачной речушки, развлекаясь швырянием в воду кусков глины, и за десятым или двадцатым поворотом открылись ему с пригорка чьи-то шалаши, окруженные кустами. Поднимался в чистое небо синий дымок, серебрилась в траве кучка пойманной рыбы, висела на ветках кустов сохнущая одежда. Казалось бы, только радуйся встрече с какими-то еще бедолагами, угодившими в коварно закрывшийся ход, да устраивай крепкую пьянку по этому поводу, но не тут-то было: существа, копошащиеся у шалашей, показались Коляну такими безобразными, что у него отнялись ноги. «Какие-то ящеры рогатые и пучеглазые, – говорил он потом, вернувшись к родным мужикам. – Прыгают враскорячку, а шкура, как у крокодилов».

Существа заметили застывшего на пригорке Коляна и отреагировали очень быстро: захлопали выстрелы, Колян почувствовал болезненный толчок в плечо, и это вывело его из ступорозного состояния. Не тратя времени на попытку переговоров, он бросился бежать назад, туда, откуда принесла его нелегкая, юркнул в лес и вернулся в лагерь каськовцев, держась эа окровавленное плечо и вызвав переполох среди мужиков. Протерев рану самогоном, перевязав незадачливого Коляна и выслушав его сбивчивый рассказ, мужики решили, что тот наткнулся на агрессивных аборигенов, и что мир этот не так уж спокоен и безобиден, как казалось поначалу.

Идти войной на аборигенов мужики не осмелились – кто знает, сколько таких селений находилось вокруг? – но стали выставлять дозоры вокруг лагеря и провели разведку. Все оказалось именно так, как говорил Колян: шалаши, костры и отвратительные ящероподобные пучеглазые существа, какими только пугать малых детей…

Сразу после разведки мужики решили уйти от греха подальше, перенести лагерь поглубже в лес, дабы не дразнить страхолюдных аборигенов, владеющих огнестрельным оружием, – а ночью, накануне передислокации, на лагерь напали. Много было стрельбы и криков, но каськовцам все-таки удалось отбиться, и аборигены отступили, оставив за собой кровавые лужи. Не обошлось без потерь и у каськовцев: двоих схоронили они на лесной поляне, прежде чем уйти с нехитрым скарбом в лесную глушь…

– Вот так и живем, бляха-муха, – со вздохом подытожил Сашка. – Скрываемся от этой сволоты, караулим по очереди. Пока Бог миловал…

– А далеко их селение? – поинтересовался я.

Мне очень хотелось взглянуть на разумных ящеров. Возможно, с ними стоило попробовать найти общий язык. И ведь не зря же бедж советовал вслушаться в себя?..

– Да километров с десяток, а то и вся дюжина. Отсюда дуть на восход до самой речки, а там налево.

Сашка внезапно тихонько свистнул. В ответ раздался такой же тихий свист.

– Притопали, бляха-муха. Ща созову мужичков, отметим это дело.

Среди деревьев, потрескивая, неярко горел костер, освещая покрытые ветвями с неочищенной листвой приземистые шалаши. Под деревом стояли ведра, висела на суку корзина, из развязанного рюкзака у костра высовывалось горлышко бутылки. На газетах, расстеленных в траве, лежала изодранная рубаха. У огня, по-турецки скрестив ноги, сидел взлохмаченный бородатый парень в помятой синей «олимпийке», заляпанных какими-то пятнами джинсах отечественного производства и расшнурованных кедах; из-за спины его высовывался приклад ружья.

– Вот это наш Витек Демин, бляха-муха, – сообщил Сашка, подходя к костру. – Любитель путешествий. Знакомься, Витек: еще одного к нам занесло, для компании. А я по такому случаю мужичков подниму.

– Открылся? – завопил Витек, вскакивая на ноги. – Неужели открылся, е-ка-лэ-мэ-нэ?

– Не шуми, – осадил его Сашка. – Ни хрена не открылся – система «ниппель»: туда дуй, а оттуда – болт! Просто влип человек, как и мы.

– Вот гадство! – Витек сокрушенно сплюнул в костер. – Ну никакого счастья нет в жизни, е-ка-лэ-мэ-нэ!

– Не шуми, Сусанин, – повторил Сашка. – Ящеров накликаешь.

– Што там, блин, за базар? – раздалось из ближайшего к костру шалаша. Там завозились и на свет появилась еще одна всклокоченная бородатая голова. – Бабу в лесу отловили? Учти, Витька, ты мне скоро сам за бабу будешь – терпежа уже никакого нет. В руке гонять устал. Смотри, как начну мешать тебя в черный месяц – не остановишь!

Жаргончик у него был явно итэковский…

– Пополнение к нам прибыло, бляха-муха, – ответил Сашка. – Из городских. Хоть новости последние узнаем.

– Лучше бы ты бабу приволок, – удрученно сказал шалашный житель и добавил мечтательно: – Эх, на хор бы ее поставить…

Зашуршали, завозились, закашляли, полезли из своих жилищ заспанные каськовские мужички-путешественники.

– Здравствуйте, господа, – сказал я. – Не беспокойтесь, там у нас по-прежнему ничего хорошего.