Полное собрание сочинений в одной книге - Михаил Зощенко

— Давай, давай уходи к лешему. Нечего тебе болтаться на кухне.

Пожав плечами, немец ушел. Мать сказала дочери:

— Придется дверь закрывать на задвижку.

Лиза сказала:

— Теперь это неважно. Я ухожу в партизанский отряд.

Мать воскликнула:

— Никуда не пущу. И не думай об этом.

Девушка сказала:

— Нет, я твердо решила это сделать. Я приблизительно знаю, где стоит этот отряд, который был сформирован при райкоме. Не удерживай меня.

Мать стала бормотать сквозь слезы:

— А как же твоя подготовка к экзаменам… Ты же так мечтала поступить в институт…

Девушка ответила:

— Вот для этого, мамочка, я и пойду в партизанский отряд. Это и будет моей подготовкой к экзаменам. Никакие экзамены не состоятся, пока не прогонят гитлеровцев. И все погибнет, если они тут останутся.

Продолжая плакать, мать сказала:

— Иди, доченька, если находишь нужным. А фашистам я скажу, что ты, допустим, ушла к своей старшей сестре в Славковичи.

На другой день Лиза Повелихина взяла в комендатуре пропуск на станцию Славковичи. Но туда она не пошла.

Попрощавшись с матерью, она ушла в лес. И после нескольких дней блужданья примкнула к партизанскому отряду, который в дальнейшем вошел в Третью партизанскую бригаду.

6. Топчите свой рай

Таня[15] работала на огороде. Вскапывала гряды. Перепачканная и перемазанная, она присела отдохнуть. Вдруг подходит к ней незнакомый молодой человек. Лет ему 18, не более. Одет простенько. Черная курточка на нем. Ушанка на голове.

Подходит он ближе, присаживается недалеко от Танечки. Улыбается ей. И та в ответ ему улыбается и снова берется за лопату.

Молодой человек говорит ей:

— Ну, как у вас в деревне живется?

Таня отвечает:

— Сам знаешь как — немцы же тут.

Паренек говорит:

— Слушай, говорит, я к тебе питаю большое доверие. Помоги нам в одном деле.

Танечка говорит:

— А ты кто такой? Откуда прилетел на крыльях?

Тот отвечает:

— Я разведчик с партизанского отряда.

Тане еще не приходилось видеть партизан, и она немного взволновалась тем, что он сказал. Спросила его, что ему требуется.

Тот говорит:

— Видишь ли, я принес листовочки, и надо будет раскидать их по твоей деревне. Ты здешняя, и тебе это не составит особого труда.

— А какие листовочки? — спрашивает Таня.

Тот отвечает:

— В листовках напечатано обращение партизан к крестьянам — что им делать и как поступать против фашистов.

Таню зажгло это предложение, и она сказала:

— Хорошо, я согласна разбросать листовки по деревне. Давай их сюда.

Молодой партизан засмеялся, сказал Тане:

— Или ты думаешь, что я такой тюфяк и листовки держу у себя в шапке? Листовки оставлены в роще. Я положил их в дупло одного дерева. И пусть теперь это дупло будет нашим почтовым ящиком.

И тут он объяснил Тане, как найти это дерево. И дал совет, как принести эти листовки и как их разбросать, чтобы не попасться гитлеровцам.

Потом он попрощался с Таней и ушел, поблагодарив ее за содействие.

Тане не терпелось ждать. Работа не спорилась. И она пошла в рощу, чтобы отыскать почтовый ящик.

Без труда она отыскала нужное дерево. И там в дупле нашла пачку листовок. Их было пятьдесят штук.

Таня стала читать. В листовках было сказано: «Крестьяне! Кто вы — собственники своей земли или батраки у гитлеровцев? Морите их голодом, не давайте им продуктов. Создайте им тяжелую, непереносимую жизнь. Иначе они закабалят вас и сделают рабами фашистских помещиков».

Таня принесла эти листовки домой и дома ничего своим родным не сказала, чтобы не тревожить их. И в этот же день к вечеру она раскидала эти листовки по дворам. Одну же листовку ей удалось наклеить на забор на самом видном месте.

На другой день Таня вышла со двора, чтобы посмотреть, висит ли на заборе ее листовка. И вдруг на улице она увидела странное шествие. Идет староста и с ним вместе немецкий унтер-офицер. А позади верхом едут два казака в немецкой форме. Такие казаки у нацистов были набраны из военнопленных. Они были у них вроде полиции.

Таня поняла, что дело обстоит нехорошо. Бросилась домой. Схватила оставшиеся листовки. Схватила еще патроны, которые она однажды подняла на дороге. И эти листовки и патроны забросила в крапиву на дворе.

И только успела она это сделать — во двор входит староста и с ним унтер-офицер. А за ними во двор въезжают казаки.

Староста говорит Тане:

— Такая у нас была тихая деревня, и вот теперь по твоей милости будем терпеть неприятности.

Таня решила ни в чем не признаваться и поэтому сказала:

— Почему по моей милости? Это надо доказать.

Староста говорит ей:

— Вчера видел, как ты моталась по деревне. Наверно, ты и подкинула эти антинемецкие листовки.

Таня говорит:

— Мало ли я зачем ходила со двора. Я гуляла и листовок не видела.

Староста велел казакам караулить Таню, а сам с унтер-офицером пошел в дом и там произвел обыск. Но они ничего не нашли. И тогда они арестовали Таню и увели ее.

Они посадили ее в темный чулан. И там она просидела сутки без еды и даже без питья.

Потом они произвели допрос, на котором присутствовал переводчик. И на этом допросе они били Таню резиновой палкой по голове так, что она дважды теряла сознание.

Три дня ее водили на допрос и три дня нещадно били. А потом сказали ей:

— Ты напрасно скрываешься. На одной листовке мы обнаружили отпечаток твоего пальца. Вероятно, ты копала землю, руки у тебя были жирные, и вот остался на бумаге этот отпечаток. Мы его проверили, и теперь у нас нет сомнения — ты разбросала эти листовки. И мы тебя будем судить показательным судом, чтобы другим крестьянам неповадно было держать связь с партизанами.

Когда Таню вели в чулан, переводчик ей тихо сказал:

— Держись проще на суде. Прикинься дурочкой. И раскайся во всем. Иначе они тебя повесят.

Таня с удивлением посмотрела на переводчика, но он ушел.

На другой день гитлеровцы устроили в деревне показательный суд. Нет, в дальнейшем немцы без всякого суда вешали каждого, кого подозревали в партизанской деятельности, но тогда они, вероятно, не настолько еще боялись партизан, они еще не понимали, что такое партизанское движение и в каком оно масштабе. Они думали, что таким показательным судом они образумят крестьян, остерегут их от связи с партизанами. Так или иначе, они устроили показательный суд.

Три фашиста сидели за столом. Это были судьи. А четвертый, хорошо говоривший по-русски, был обвинителем.

Этот обвинитель сразу стал так кричать и топать ногами, что Таня поняла — ей пощады не будет.

Обвинитель кричал, показывая на Таню:

— Умертвите эту змею! Конечно, она молодая, ей всего восемнадцать лет, но вы не принимайте это в расчет, уничтожьте ее. Нет сомнения, она поступила слепо, несознательно. Она защищала свою кривую, убогую деревню, защищала свое бедное жилье только потому, что она не знала и никогда не видела другой жизни. Если бы она посмотрела, как живут у нас в Германии, она не совершила бы этого преступления. Но она его совершила, и пусть теперь меч правосудия без жалости коснется ее шеи.

Потом, обратившись к Тане, обвинитель сказал ей:

— Теперь ты что-нибудь говори.

Таня сказала:

— Я не знаю, как живут люди в Германии. Может быть, и очень хорошо. Но это не меняет картины. Я защищала не свою, как вы говорите, кривую деревню, я защищала советскую власть. И вот почему я бросила листовки против вас.

Обвинитель, вскочив со своего места, крикнул:

— А зачем, зачем ты защищала советскую власть? Что дала тебе советская власть? Шелковые платья? меха? бриллианты? Или, может быть, горничную или лакея? Разве рай тебе предоставила советская власть? Где твой особняк, гостиная, духи, избранное общество, утонченные разговоры? Где хотя бы комфортабельная жизнь, о которой мечтает каждый человек в Европе?

Таня сказала:

— При чем тут особняк? При чем тут бриллианты и лакеи? Разве в этом дело? Моя мать была поденщица. Она стирала белье для здешнего помещика. Она не знала грамоты. И мой отец был малограмотный. Он занимался хлебопашеством. И он с хлеба на квас перебивался со своей семьей. А теперь мой старший брат полковник Красной Армии. Другой мой брат педагог. Он учитель на селе. Моя сестра заканчивает медицинский институт. Я же в этом году собиралась идти в техникум и пошла бы, если бы не война. Вот что дала нам советская власть. Это наша, своя, мужицкая власть. И она сделает для нас все, что требуется. Разве можем мы в этом сомневаться? Я защищала эту власть и родину, где я родилась.

Кто-то из публики крикнул:

— Она правильно говорит!