Весь Дэн Браун в одном томе - Дэн Браун

— Луис, послушайте, — тихо заговорил Марко. — Я немного слукавил, приглашая вас сюда, но исключительно из благих побуждений… Я хочу, чтобы вы встретились с этим человеком. Он коренным образом изменил мою жизнь. Потеряв ногу, я оказался почти в таком же положении, как вы. Я хотел умереть. Я погружался в беспросветный мрак, а этот человек указал мне цель в жизни. Просто пойдите и послушайте.

Авила никак не мог решиться.

— Рад за тебя, Марко. Но, думаю, я сам как-нибудь справлюсь.

— Сам? — Молодой человек засмеялся. — Неделю назад вы приставили пистолет к виску и нажали на спусковой крючок. Вот что вы сделали самостоятельно, мой друг.

Он прав, мысленно согласился Авила. Через неделю меня выпишут из больницы, я вернусь домой, и все начнется сначала.

— Чего вы боитесь? — не отступал Марко. — Вы же морской офицер. Мужчина, командир корабля. Вы боитесь, что папа промоет вам мозги за десять минут или возьмет вас в заложники?

Сам не знаю, чего я боюсь, подумал Авила. Опустив взгляд, он разглядывал раненую ногу, при этом ощущая себя маленьким и беспомощным. Большую часть жизни он командовал другими, отдавал приказы. И теперь с трудом представлял, что кто-то станет командовать им.

— Ладно, — наконец сказал Марко и снова пристегнул ремень безопасности. — Извините. Вижу, вы не в своей тарелке. Не буду на вас давить. — Он потянулся к ключу зажигания.

Авила почувствовал, что ведет себя как дурак. Марко — ребенок по сравнению с ним, в три раза моложе, без ноги, пытается ему помочь, а он в ответ ломается и встает в позу.

— Нет, — сказал Авила. — Прости, Марко. Я почту за честь послушать проповедь этого человека.

Глава 49

Огромное лобовое стекло «теслы» плавно переходило в крышу, и Лэнгдону казалось, что он плывет над дорогой в стеклянном пузыре.

Машина неслась на юг, к Барселоне, по трассе, проложенной через лес. Лэнгдон удивлялся, насколько легко управлять этим электромобилем, — а ведь скорость сейчас выше, чем щедро разрешенные здесь сто двадцать километров в час. С бесшумным электродвигателем и одноступенчатым редуктором скорости вообще не замечаешь.

Амбра сосредоточенно смотрела на большой экран бортового компьютера и пересказывала Лэнгдону последние новости из Интернета. Мир взбудораженно обсуждал версию глобального заговора. Ходили слухи, что епископ Вальдеспино организовывал сбор средств для антипапы пальмарианской церкви. А эта церковь, в свою очередь, опираясь на сторонников в кругу военных, ликвидировала не только Эдмонда, но и Саида аль-Фадла и рабби Иегуду Кёвеша.

Амбра читала вслух, и им обоим становилось все яснее: мир сейчас интересует один вопрос — что же такое открыл Эдмонд? Неужели его открытие настолько угрожает церкви, что почтенный епископ и католические сектанты могли решиться на убийство?

— Аудитория огромная, — заметила Амбра. — Интерес к этой истории беспрецедентный. Похоже, весь мир наблюдает за развитием событий.

Лэнгдон с грустью подумал, что у этого ужасного убийства есть и обратная сторона. Электронные медиа привлекли к произошедшему внимание миллионов. Даже мертвый, Эдмонд продолжал вызывать к себе необычайный интерес.

Эти мысли еще больше укрепили Лэнгдона в решении найти пароль из сорока семи знаков и показать презентацию миру.

— До сих пор нет заявления от Хулиана, — недоумевала Амбра. — Вообще ни слова из дворца! Странно. Я знаю их пиарщицу Монику Мартин. Она всегда стоит за открытость и старается играть на опережение, чтобы не дать повода для сплетен. Наверняка она сейчас убеждает Хулиана поскорее выступить перед публикой.

Лэнгдон был полностью согласен с Амброй. В заговоре обвиняют церковного деятеля, ближе всех стоящего к королевскому дворцу. Дворец должен заявить о своей позиции — хотя бы о том, что контролирует расследование.

— Тем более, — добавил Лэнгдон, — что будущая королева стояла рядом с Эдмондом, когда в него стреляли. А ведь мишенью могли быть и вы, Амбра. Принцу стоило бы по крайней мере сказать нечто вроде «я счастлив, что с моей невестой все порядке».

— Не уверена, что он счастлив, — сухо заметила Амбра, откидываясь на сиденье.

Лэнгдон бросил на нее быстрый взгляд:

— Я, во всяком случае, счастлив. В одиночку я бы сегодня не справился.

— В одиночку? — послышался голос с британским акцентом из колонок автомобиля. — Как же коротка человеческая память!

Лэнгдона рассмешило столь откровенно выраженное недовольство.

— Уинстон, это Эдмонд тебя таким запрограммировал? Обидчивым и ранимым?

— Нет, — ответил Уинстон. — Эдмонд программировал меня так, чтобы я наблюдал, учился и вел себя как человек. Мой обиженный тон — попытка пошутить, а шутки Эдмонд всегда поощрял. Юмор нельзя запрограммировать. Ему надо учиться.

— Ты делаешь успехи.

— Правда?! — воскликнул Уинстон. — А вы не могли бы это повторить?

Лэнгдон расхохотался:

— Пожалуйста. Уинстон, ты прекрасный ученик.

Амбра вернулась на стартовую страницу бортового компьютера. На дисплее появился навигатор со спутниковой картой и маленьким значком, указывающим положение их машины. Сейчас они выезжали из природного парка Кольсерола и поворачивали на трассу В-20, ведущую к Барселоне. К югу на спутниковой фотографии располагался странный объект — большой лесной массив посреди городской застройки. Зеленое пятно, вытянутое и бесформенное, походило на амебу.

— Это парк Гуэль? — спросил Лэнгдон.

Амбра посмотрела на экран и кивнула:

— Он самый.

— Эдмонд часто заезжал туда, — сказал Уинстон, — по дороге домой из аэропорта.

Неудивительно, подумал Лэнгдон. Парк Гуэль — один из известнейших шедевров Антонио Гауди, того самого архитектора и художника, чью мозаику Эдмонд использовал в оформлении корпуса своего смартфона. Гауди и Эдмонд очень похожи, подумал Лэнгдон. Оба первооткрыватели и провидцы, к которым общепринятые правила неприменимы.

Антонио Гауди черпал вдохновение в органических формах, используя «Божий мир природы» для создания текучих биоморфных структур, которые как бы сами вырастают из почвы. В природе нет прямых линий, якобы сказал он однажды. Во всяком случае, в работах Гауди их почти нет. Предтеча «живой архитектуры» и «биологического дизайна» выдумал невиданные прежде техники деревообработки, ковки, производства стекла и керамики, позволившие ему покрыть свои сооружения ослепительно пестрой «кожей».

Даже сегодня, почти век спустя после смерти Гауди, туристы со всего света приезжают в Барселону, чтобы посмотреть на его неповторимые творения в стиле испанского модерна. Он оформлял парки, строил общественные здания, особняки. И, конечно, главное дело его жизни — Саграда Фамилия, гигантский католический собор, чьи вознесшиеся к небу шпили, похожие на морские губки, определяют линию горизонта Барселоны. Этот собор критики называют «не имеющим аналогов в истории архитектуры».

Лэнгдона всегда завораживал дерзкий замысел собора Саграда Фамилия — он настолько колоссален, что его достраивают до сих пор, спустя сто сорок лет после начала строительства.

Увидев очертания знаменитого